Луиза Розетт - Признания без пяти минут подружки (ЛП)
— Это событие – то, что случилось на вечеринке – значительнее, чем вы оба думаете. Это важнее, чем ваши переживания о том, что о вас подумают, если вы мне расскажете. Сейчас на вас поставлено многое, я знаю. Но я хочу, чтобы все ученики чувствовали себя в безопасности в «Юнион Хай», но не смогу этого добиться, если вы не пойдете навстречу.
Конрад поднимает глаза на нее, а его голос холоден как лед.
— Уверен, что сможете.
Директриса поднимает бровь, пригвоздив Конрада своим самым властным взглядом.
— Извини?
— Вам не нужны мои рассказы о том, кто обзывал меня гомиком, потому что неважно, кто именно это делал, важно, что это вообще происходит. О, и еще? Пока мы смотрим на общую картину и хотим, чтобы ученики чувствовали себя в безопасности в «Юнион Хай», как насчет моей безопасности?
Директора Чен, похоже, ошеломило, что Конрад не подчинился после ее «отстаивающей права» речи, и я вижу, что она меняет тактику. Она медленно поднимается, обходит свой стол и облокачивается на него – теперь между нами около тридцати сантиментов. Ростом она едва дотягивает до полутора метров, но каким–то образом она все равно умудряется возвышаться над нами обоими. Несмотря на блестящую брошку с ведьмой, она выглядит пугающей.
— Конрад, в подобных ситуациях помогает разговор с виновниками, включает он наказание или нет.
— Кто помогает? — рычит он, так резко вставая со стула, что вздрагиваю и я, и директор Чен. Она остается очень спокойной – возможно, пытается оценить, достался ли ей по-настоящему жестокий ученик или просто тот, кто временно супер-взбешен.
— Все, — хладнокровно говорит она. — Включая тебя. Теперь я буду благодарна, если ты потратишь немного времени на размышления об этом и вернешься ко мне завтра. Сегодня ты освобожден от уроков.
Конрад смущен – кажется, он ждал последней капли. А когда ее не последовало, он схватил свою большую черную сумку, перекинул через плечо и скрылся за дверью в мгновение ока.
Директриса переводит внимание на меня. Сердце уже грохочет у меня в груди. Находиться рядом с Конрадом – все равно, что проверять, правильно обезврежена бомба или нет. А лазерные лучи взгляда директора Чен совсем не помогают моей нервной системе.
— Было бы замечательно, если бы ты сказала мне, кто был зачинщиком, — уже по-деловому говорит она. — У меня есть свои подозрения, но если бы тот, кто на самом деле там был, подтвердил их, жить стало бы намного проще.
— Ничего хорошего из этого не выйдет, — бормочу я.
— Я знаю, что прошлый год оказался для тебя тяжелым. Я не преуменьшаю твой опыт, но то, что случилось с Конрадом – это притеснение совсем другого уровня. Это свидетельствует об особой проблеме. И ты могла бы помочь решить эту проблему.
Мои намерения начинают рушиться. Пытаюсь защитить себя:
— Это просто обернется против меня. И против него.
— Чтобы что-то улучшить, необходимо рискнуть, — говорит она. — Иногда моральный долг перевешивает личные нужды. Я знаю, что в тебе он есть. Нравится тебе или нет, ты поступаешь правильно, даже, когда это трудно, Роуз.
Снова звонит телефон.
— Подошла мисс Масо.
Директриса закрывает глаза и делает глубокий вдох, как будто сегодня – один из самых долгих дней ее жизни. Она обходит свой стол, снова садится в кресло, нажимает кнопку и говорит:
— Скажи ей, что я разберусь... Очень скоро с ней встречусь.
Затем она еще раз пронзает меня своим пристальным взглядом. Лицо начинает гореть.
— Мне нужно, чтобы ты доверяла мне, Роуз. — Я не отвечаю, но не могу не смотреть на нее. — Итак. Мэтт Хэллис? — тихо спрашивает она, словно даже у стен есть уши.
Я смотрю в потолок, думая об утреннем собрании и разнообразии видов ненависти. Та фотография на заборе. Конрад, который важен для Джейми.
Я быстро киваю один раз, не глядя ей в глаза, будто это снимает с меня часть ответственности.
Никак не реагируя на мою реакцию, директор Чен говорит:
— Спасибо, что пришла, Роуз.
Если бы у меня был выбор.
Она поднимается и открывает мне дверь. Мисс Масо уже стоит здесь со скрещенными на груди руками. Директор Чен отмахивается от нее, словно она – школьница, у которой опять проблемы из-за того, что она не умеет держать язык за зубами.
Проходя мимо меня, мисс Масо похлопывает меня по плечу, откуда-то зная, что я поддалась, и даже ее звать не пришлось.
***
— Роуз, пой в унисон, ладно? Возьми свой громкий голос и пой в унисон! Я тебя умоляю.
Мистер Доннелли уже в третий раз останавливает репетицию, потому что я неспособна петь в унисон.
Что бы это ни значило.
Мы сидим на стульях на сцене актового зала и учим очень сложную песню с множеством гармоний, где все поют разные вещи одновременно. У меня нет проблем с тем, чтобы вступить в правильное время или услышать свою партию, и некоторое время, до проблем с унисоном, мне было по-настоящему весело. Есть что-то крутое в том, когда находишься на сцене, смотришь в зал – даже в пустой зал – и поешь, к примеру, гармонию из четырех–пяти частей, а пианистка от всей души аккомпанирует. Жить в музыке – это значит чувствовать, что ничто во всем мире не имеет значения, кроме того, что происходит прямо сейчас.
До тех пор, пока не выяснится, что ты не можешь петь в унисон.
А я, судя по всему, не могу.
— Начинаем с хора, еще раз!— кричит мистер Доннелли. Затем он оборачивается и громко шепчет мне: — Уши, Царелли. Используй уши!
Мистер Доннелли дает сигнал пианистке, а я решаю на этот раз беззвучно открывать рот – чтобы посмотреть, действительно ли он слышит то, что ему кажется. Потому что – как он вообще может слышать в общем хоре, что я делаю что-то не так?
Он снова останавливает нас и указывает на меня.
— Теперь ты вообще не поешь,— говорит он.
Последние двадцать минут мы потратили на одну эту часть, что всех расстраивает – пассажиры №1 и №2 вообще, похоже, хотят меня ударить.
—Ты знаешь, что я понимаю под пением в унисон?— спрашивает мистер Доннелли.
Когда я наконец качаю головой, он так хватается за свой пюпитр, будто сейчас упадет, и смотрит на меня с невероятным раздражением.
— Люди, если вы не знаете, о чем я говорю, спрашивайте! Нет ничего позорного в том, чтобы задавать вопросы – для этого и нужна репетиция. Кто хочет рассказать Роуз, что такое унисон?
Поднимает руку один Митчелл Кляйн, и это вызывает у меня подозрение, что остальные тоже во мраке неведения.
— Унисон – это когда твой голос сливается с голосами других, и ты не выделяешься.
