Татьяна Алюшина - Время для наград
«Что-то здесь! Что?!»
Ринк услышал отдаленный шум, и Дуб сразу подал сигнал: «Внимание!»
Они залегли на землю, прислушиваясь и осматриваясь. Вдалеке стал виден мелькающий свет фар. До дороги было далеко, но машина ехала по целине, приближаясь к Михаилу с Ринком. Машина, старая «Волга», ехала зигзагами, разбивая ночную тишину громкой музыкой, орущей из приемника. Ринк подал знак: «Я — водителя, ты — пассажира».
Они темными тенями мелькнули навстречу машине.
В машине было двое, парень и девушка. Она то хваталась за руль, что-то ему кричала, то пыталась открыть дверцу со своей стороны. Было понятно, что девушка в панике.
Машина на приличной скорости, хоть и виляя, но неслась к обрыву!
Ринк поднял руку и показал: «Раз, два, три — пошли!»
Они побежали к машине, каждый со своей стороны, почти одновременно, рукой, плечом и частью корпуса, влетели в открытые окна. Ринк выдернул ключ из замка зажигания, машина встала. При таком резком торможении пассажир и водитель должны были сильно удариться о руль и лобовое стекло, но Ринк и Дуб их придержали.
Парень, как и предполагалось, пьяный в зюзю, сразу полез разбираться:
— Что за дела? — и трехэтажный мат.
У Ринка имелись свои счеты с пьяными водителями, поэтому он выволок хлопца ретивого из машины и вырубил одним коротким ударом.
Девушка плакала, все еще не придя в себя. Дуб помог ей выйти и утешал:
— Ну все, все живы, все нормально!
— А вы кто? — сквозь слезы спросила она.
— Служба спасения, — ответил Ринк и спросил: — Это муж или друг?
— Нет, что вы! Сосед. Я с работы шла, он остановился, говорит: «Давай подвезу». Я, только когда села, поняла, что он пьяный, а он как поехал! «Давай покатаемся!» — кричит, и не остановить, — продолжая плакать и всхлипывать, говорила девчушка.
— Сосед, значит, а машина его?
— Нет, его отца.
Она огляделась и поняла, что до обрыва осталось всего метров двадцать. У нее расширились глаза от испуга, и, глубоко вздохнув, девушка собралась заплакать с новой силой.
Мишке надоело.
— Так, все! — громким, суровым голосом сказал он. — Быстро в машину! Сейчас домой отвезем!
Девчонка икнула, перестала плакать и метнулась на заднее сиденье.
— Везет нам с тобой, командир! Кросс на сегодня закончен, с комфортом доберемся! — радовался Дуб.
Парня они оставили там, где и лежал, — придет в себя, может, поумнеет, да и протрезвеет, пока домой доберется.
Они забрали сумку из камней и довезли девушку до дому.
Она показала, где обычно стоит машина, Мишка припарковался, отдал ей ключи, чтобы она бросила их в почтовый ящик, и посоветовал:
— Вы не говорите никому, что катались так сегодня. Родители расстроятся, а остальные не поверят, что вас спасали. А «герою» вашему скажите, что с ним не катались и знать ничего не знаете — померещилось ему спьяну.
— Да, конечно, я и не собиралась. Спасибо вам большое! У вас, наверное, учения?
— Да, учения, — ответил Михаил. — Так что молчок!
Они мчались по пустой трассе. Было совсем рано, только светало. Тихо играла приятная музыка из включенного приемника.
Антон усмехнулся и сказал:
— Ты можешь себе представить, Михаил, всего неделю назад мы уезжали из офиса черт знает во сколько. Не спеша ехали домой, придумывая, чем бы занять вечер, может, лишний раз в зал сходить. А сейчас оба едем к своим женщинам и очень торопимся.
— Это точно! — заулыбался Михаил.
Он задумался, посмотрел в окно и вдруг повернулся к Антону и сказал:
— У наших ровесников дети уже школу заканчивают, в институт ходят, а некоторые уже дедушки. А мы с тобой, Ринк, то воевали, то бизнес поднимали. Ну, хорошо служили, ну, подняли бизнес, а дальше-то что и для кого? Я давно понял: пока кучу дерьма не пройдешь, ничего стоящего не получишь. А уж то, что мы прошли, — этим можно населенный пункт завалить! Черт его знает, может, мы уже что-то заслужили, Ринк, свое, самое лучшее! Не осточертевшую семейную жизнь с чужим человеком, вынужденным сексом раз в неделю, скандалами, недовольством, загулами на сторону, нудятиной бытовой. — Мишка замолчал и опять посмотрел в окно, на пролетающие мимо сосны, и туда, в рассвет, встающему над морем солнцу за окном машины и самому себе сказал: — Наверное, это правильно, что женщину свою я только сейчас встретил. Возраст, что ли, но все по-другому, не так, как в молодости, сильнее, глубже, по-настоящему. Черт! Не знаю. — Он повернулся к Антону: — Только у меня за всю мою хреновую жизнь такого не было! Чтобы вот так! С такой силой…
— Ты прав, Мишка! — тихо согласился Антон, такие откровения громко не произносят. — Помнишь, как мы больше суток изображали собой рельеф местности с ребятами, когда «чехи» рядом лагерем стали?
Михаил кивнул — еще бы!
— Я тогда лежал и думал: «Для чего-то ведь это все надо?» Да так и не понял тогда, а сейчас думаю, вот для этого: чтобы пройти и выхлебать отмеренное тебе жизнью дерьмо. Чтобы, зная, что почем в этой жизни, не размениваться! Ты ведь сам знаешь, когда уволился в запас, так хотелось спокойной семейной жизни, до одури, и варианты были и у тебя, и у меня, и женщины хорошие нам встречались. Но именно потому, что прошел столько, твердо знал — нет, лучше никак, чем просто из-за того, что время пришло, или страсти захлестнули, или женщина достойная подвернулась!
Мишка с горячностью и даже какой-то злостью сказал:
— А знаешь, Ринк, я думаю, девчонки наши тоже войну прошли! Только мы с тобой за державу воевали, а они за себя. — Он подумал секунду, успокаиваясь, и добавил: — А может, и за нас! И воевали они за то, чтобы не поддаться этому всеобщему психозу бабла; с тем, что, как оказалось, просто работать мало, а надо женщине обязательно в какой-нибудь гребаный бизнес влезть или лечь под богатого, чтобы безбедно прожить, а без бабок ты так, ошметок прошлого! И еще за то, чтобы не пустить в свою жизнь козлов всяких от отчаяния и безнадеги. Вон у нас с тобой половина клиентов таких! У которых если жена дома сидит, то она уже и не человек, и разве что наизнанку не выворачивается, чтобы «отработать» свое содержание, и бабки все время выпрашивает! А девчонок наших за то, что по этим правилам не играли, как только жизнь не била! А они не сломались! И нас дождались! Может, Ринк, пришло для нас всех время награды получать?
Мишка говорил очень эмоционально, распалился и теперь успокаивал себя: «Ведь все хорошо, чего я! С чего это потащило философствовать, пафосные трибунные речи толкать?»
— Я уже не верил, что такое возможно в моей жизни, — сказал Антон.
— А я знал, что такое не для меня, уверен был, что недостоин. Я ж детдомовец!
