Наталия Экономцева - Мастер иллюзий
Я спрятала руки в карманы и закрыла глаза. Не думайте, что я не понимала: мистик писал именно так, как положено было автору кармических теорий, и вряд ли стоило обращать внимание на антураж. Козаков был не прав только в одном – мне и в голову не приходило его обвинять, ведь я-то прекрасно знала, как обманчиво может быть внешнее. Кто может знать об этом больше, чем уродина?
Дома я раскрыла первую часть «Доктора Странствий» на странице двести восемьдесят семь.
Правую часть разворота украшало изображение мужчины, который прижимал к себе голову женщины, ласково перебирая ее длинные волосы. Она улыбалась, хитро поглядывая на читателя сквозь взлохмаченные пряди. Это могла бы быть идеальная романтическая картинка, если бы не одна довольно своеобразная деталь: тела женщины нигде не было видно, а от одного взгляда на ее улыбчивую голову по спине бежали мурашки. Но казалось, мужчину это совершенно не смущало: он нежно перебирал волосы своей дамы, не замечая ничего странного, и был вполне счастлив.
Главка на левой странице называлась так: «Голова любимой женщины».
«Когда-то много лет назад, когда Доктор был еще совсем молод и с удовольствием давал советы, у него было два любимых ученика. Они ездили с Доктором по всему миру, внимательно слушали то, что он говорил, а самое важное аккуратно записывали в блокноты. И все было бы хорошо, но только, переезжая из города в город, ученики становились все тоньше и бледнее.
– Что это с вами? – спросил однажды Доктор. – Вы чахнете на глазах. Неужели это я вас так замучил?
– Нет, – вздохнули ученики, – это не ты. Это наши женщины, которых мы возим с собой, если ты не заметил.
– А что такое с вашими женщинами?
– Они устали, спрашивают, когда мы вернемся домой, причитают и не дают нам ни минуты покоя.
– Ах, это, – рассмеялся Доктор, – нет ничего проще. Отправьте их домой!
Ученики переглянулись между собой, но смеяться не стали.
– Как же мы их отправим? Дома они не станут дожидаться, пока мы закончим путешествие, – сказал один.
– А мы будем далеко и не сможем их удержать, – вздохнул другой.
Доктор посмотрел на их растерянные лица и рассмеялся еще громче.
– Значит, вам кажется, что здесь вы сможете их удержать? Так знайте, что есть только один способ навсегда удержать женщину рядом с собой – отрезать ей голову и прижать ее к себе как можно крепче. Именно так я и советую вам поступить.
Ученики снова переглянулись и ушли прочь.
Тем же вечером один ученик отправил свою женщину домой, а второй – отрезал подруге голову и прижал ее к себе как можно крепче.
Неизвестно, кто из двоих оказался в итоге счастливее, но Доктор с того самого дня больше никогда не давал советов».
Я закрыла книгу и убрала ее на полку. Не раздеваясь, легла в кровать и снова накрылась двумя одеялами и пледом из верблюжьей шерсти. Небо за окном медленно становилось из черного грязно-серым, и приближалось самое холодное, самое тревожное время суток, которое наступает перед рассветом.
Я накрылась с головой, но все-таки меня била дрожь, а перед глазами стояло нежное, сонное, по-детски трогательное лицо Лии. Будь она рядом, я бы кричала ей: «Лия, беги! Не смотри ему в глаза. Закрой уши своими маленькими ладошками, которые с такой легкостью удерживают тяжеленную камеру, и не слушай, что он говорит. Беги как можно скорее и никогда не оглядывайся назад, береги свои крылья…»
К сожалению, а может быть, и к счастью, Лии не было поблизости. Не будем забывать, что даже Доктор Странствий с некоторых пор остерегался давать людям советы.
На следующий день я проснулась ровно в полдень, голова раскалывалась, а горло болело. Почему-то я ни секунды не сомневалась, что Козаков и его трогательная Лия остались совершенно здоровы и чувствуют себя прекрасно: иногда эмоции гораздо лучше защищают от холода, чем самые теплые шарфы. Но тот, кто все это придумал, не дал мне даже малейшего шанса для такой защиты.
А потому я поднялась с кровати и отправилась на кухню заваривать сбор лесных трав. Затем растерла виски пихтовым маслом и снова улеглась в кровать. Я не признаю врачей и никогда в жизни не выпила ни одной таблетки. Я не считаю нужным перекладывать ответственность за свое здоровье на других людей, даже если у них есть дипломы и белые халаты. Хотя не уверена, что этим стоит гордиться.
С того самого вечера, когда Козаков ходил босиком по лужам, а я заболела, ни один его день не прошел без участия Лии. Она сопровождала нас на встречи с читателями, держала мистика за руку во время выступлений, преданно глядя ему в глаза. Она не расставалась с фотоаппаратом, но было похоже, что единственным сюжетом ее снимков стал знаменитый автор кармических теорий. Не знаю, понимал ли он, какое сокровище попало ему в руки. Казалась ли ему эта хрупкая девушка такой же чудесной, как и мне?
Разумеется, он не обсуждал этого со мной. Но его глаза светились, как будто маленькая ясноглазая Лия сумела зажечь в его сердце теплый огонь, чего другим не удавалось.
Дни текли один за другим, мистик оставался с ней рядом, а ее глаза становились все яснее и прозрачнее. Его книга двигалась, и в последнюю неделю октября мы отправили в издательство начало рукописи.
– Анжелиииииика, – пропела мне в трубку Катя номер один. – Наконец-то! Начало просто потрясающее, я прямо-таки поверила, что он сидел один в домике среди снегов! Пусть пишет скорее! Нам нужна неделя на редактуру, неделя на корректуру и несколько дней на верстку. Мы должны выйти до Нового года, слышите? Делайте что хотите!
Я не стала с ней спорить. В сущности, она была права: я необходима именно для того, чтобы все было так, как им нужно.
А на следующий день лицо знаменитого мистика смотрело со всех рекламных щитов в городе. Журнал вышел с фотографией Козакова на обложке, и кадр, сделанной Лией, украсил автобусные остановки, стены метро и даже фасады некоторых домов.
На этих фото его лицо было надменным и очень красивым. Он смотрел прямо в камеру, и его прищуренные зеленые глаза, цвет которых был многократно усилен при цветокоррекции, были безбрежны и спокойны. Но тем не менее автор бестселлеров был опасен. Ощущение опасности сквозило в уголках его плотно сложенных губ. Об опасности кричали тонкие морщинки, которые делали его похожим на грустного клоуна.
От такого мужчины умной женщине надо бы бежать без оглядки, вот только Лия не собиралась делать ничего подобного.
Догадывалась ли она о том, что случится, уже тогда, когда сделала этот кадр? Чувствовала ли она, что ее крылья уже загорелись, когда фотоаппарат щелкнул в первый раз и вспышка осветила надменное лицо мистика? Я очень хотела верить, что это было именно так.
