Барбара Виктор - Мозаика судеб

– Почему вы развелись с Питом? – спросил Ник, отвлекая Габриэлу от мрачных дум.

Если она хочет, чтобы их отношения не зашли далеко, она должна сейчас вести себя резко и решительно, как обычно ведут себя женщины, когда к ним пристают на улице.

– У меня был любовник, – ответила она не без самодовольства.

Но он отреагировал на ее слова на удивление спокойно:

– А у Пита?

– У него было столько любовниц, что и не счесть.

– Тогда почему именно твоя измена послужила поводом для развода?

– Потому что Пит не мог пережить унижения.

– А ты могла?

– Нет, поэтому я и завела любовника. Правда, удовольствия в этом было мало. Но среди друзей Пита подобное считалось позором для мужа, проявлением его слабости, сравнимым разве что с банкротством.

– Где ты познакомилась с тем парнем?

– В редакции. Нас послали вместе, чтобы сделать несколько снимков для репортажа о скандале, разгоревшемся в то время на Уолл-стрит. Мы так долго возились с этими материалами, что сами не заметили, как оказались в комнатушке в каком-то отеле.

– И долго это у вас продолжалось?

– Не очень, но достаточно, чтобы удивиться, для чего я сунулась в этот паршивый отель. – Габриэла грустно улыбнулась.

– Ты его любила? – спросил Ник и тут же пожал плечами: – Такое впечатление, что мне больше не о чем тебя расспрашивать, кроме как любила ты того мужчину или этого.

– Ну, значит, я произвожу на тебя именно такое впечатление, что-то вроде порхающей бабочки… – Она помолчала и продолжила: – На самом деле жизнь моя гораздо сложнее и глубже. Я совсем не похожа на типичную итальянскую девочку с Лонг-Айленда, которая совсем юной вышла замуж, потом развелась и умотала на другой конец света, желая самоутвердиться в своем хобби, которое она считает жизненным призванием.

Она отпила немного вина из бокала.

– Тебе хочется показаться сложной натурой, утонченной и возвышенной?

– Нет, я просто хочу быть искренней, говорить правду, а ты решай сам, какая я есть. Мне, собственно, безразлично, что подумают обо мне другие, – чуть наклонившись к Нику, сказала она. – Ты все выяснил или желаешь расспросить меня еще о чем-нибудь?

Ник кивнул, взял ее руку, накрыл своей ладонью ее пальцы. Габриэла устало посмотрела на него.

– Недавно ты обронил, что хочешь выведать у меня, любила ли я того или этого. – Руку она не убрала. – Так вот, можешь успокоиться – я любила только одного человека, но эта любовь не принесла мне счастья. Хорошо, что я отделалась только синяками. Зачем же вновь испытывать судьбу? Чтобы в этот раз переломали кости?

Габриэла выговорила эту фразу так, словно он уже сделал ей предложение, словно между ними уже все было сказано и от нее только ждали ответа. Она решила его спровоцировать, но Ник словно не заметил некоторой преждевременности подобных вопросов.

– Совсем необязательно, – сказал он, – чтобы каждый раз дело кончалось кровопролитием.

Ник Тресса производил впечатление серьезного мужчины и наверняка имел серьезные намерения.

– Это был Пит? – неожиданно спросил Ник. – Тот человек, которого ты любила?

Габриэла кивнула.

– Тогда расскажи мне, что произошло между вами? – попросил он.

Когда это началось, трудно было определить, но, убедившись, что Пит ей изменяет, Габриэла почувствовала облегчение. Чтобы возместить потерю обожаемого супруга, она могла начать пить, принимать наркотики или пропадать на уик-эндах у друзей, но она предпочла открытый вызов и завела любовника. Важно было, чтобы Пит об этом знал, и он действительно узнал все в скором времени. И произошло следующее – неверный, развратный Пит разлюбил ее, а неверная жена Габриэла по-прежнему любила Пита.

Ложь поселилась в их доме. Когда все обнаружилось, Пит уверял, что его возлюбленные с самого начала знали, что он никогда не бросит жену и они останутся только его временными любовницами. Габриэла же доказывала, что своей изменой она заполнила пустоту, образовавшуюся в ее жизни из-за бесчисленных измен и невнимания к ней Пита. Он не мог принять этого объяснения, потому что считал себя сверхмужчиной. Однажды его ярость вызвала в Габриэле приступ смеха, и этого он уже не мог вынести.

Конечно, все, о чем она думала, сидя в ресторане рядом с Ником, сейчас выглядело совсем иначе, чем в те времена, когда это происходило на самом деле. Тогда ею владела путаница мыслей, она вела борьбу сама с собой, когда здравый смысл подсказывал, что надо молчать, а какой-то бесенок внушал желание открыться, выложить всю правду и посмотреть, что из этого выйдет. Скоро такой момент ослепления, когда ее, словно тореадора, охватило страстное желание подразнить быка, наступил.

Однажды вечером Габриэла, уставившись в экран телевизора, уютно устроившись в кровати, спросила:

– Как бы ты поступил, если бы я завела себе любовника?

– А ты его завела? – Он удивленно вскинул брови.

– Я говорю предположительно. – Она мгновенно напряглась и поправила мужа: – Я только спросила, что бы ты сделал в этом случае?

Однако Пит даже не думал обсуждать подобную глупость. Он не принял ее слова всерьез, решив, что это шутка. Однако зерно недоверия упало на почву и дало росток.

Прошла неделя, и как-то вечером, опять лежа в кровати и посматривая на экран телевизора, Габриэла задала тот же вопрос:

– Как бы ты поступил, если бы у меня был любовник?

– А он у тебя есть?

На этот раз Пит более серьезно отнесся к ее словам.

– А если да?

Она ожидала чего угодно – крика, обвинений, пощечин. Но Пит выглядел так, как будто его ударили по голове, – он страшно побледнел, его глаза помутнели, и он ковыляющей походкой отправился в туалет. Габриэла услышала, как скрипнуло под ним сиденье унитаза и наступила тишина. Он просидел там несколько часов, а Габриэла тем временем стояла у окна и следила, как на улице постепенно занимается рассвет. Он вышел бледный и жалкий, как потерянный ребенок.

Мужчины имеют право изменять, женщины – нет. Как-то один таксист так и сказал ей – для чего же существуют все эти птички в кабаре, мюзик-холлах и прочие милашки, что прогуливаются по улицам? Действительно, для чего они существуют? Разве не для того, чтобы уложить в свою кровать честных, но податливых и слабых мужей? Если бы Габриэла догадывалась о последствиях своего эксперимента, если бы только знала, через какие унижения ей придется пройти, она бы так никогда не поступила. Лучше было бы просто развестись с Питом без этих дурацких признаний. Справедливости захотела, понимания, равных прав, наконец! А что получила?

Когда Пит вышел, то первым делом спросил:

– Как ты могла?