Фёдор Крашенинников - Любовничек
Удивительно, что мы столько раз разыгрывали эту ситуацию и даже фантазировали о сексе в присутствии постороннего, но в жизни все получилось совсем не так сексуально и возбуждающе. Это как настоящее изнасилование и игра в него. Ничего общего, если вдуматься.
- Сделай что-нибудь… - тихо сказал я. И погладил ее по волосам, а потом по скулам.
Она стала трогать меня руками, а потом взяла мой член в рот.
Это был мучительный и долгий минет. Изматывающий и бесперспективный. Я старался хоть чем-то зацепиться за ситуацию, как-то привязать к убогой реальности гигабайты хранившейся в моем мозгу порнографии – визуальной, текстовой, смысловой. Это помогало иногда, но в тот момент я будто летел вниз – как в аквапарке, в скользкой трубе, где не за что зацепиться…
Гриша подошел ближе и с детским любопытством смотрел на разыгрываемый для него спектакль. Я старался не смотреть на него, разглядывая Ленино лицо, ее губы и лоб. Потом вообще закрыл глаза и попытался сконцентрироваться. Получалось плохо – мне было жалко и ее, и себя…
Она сменила позу и теперь стояла на четвереньках, красиво прогнув спину.
Гриша обошел Лену и сел сзади, начав руками трогать ее. Почему-то даже сейчас я не хочу и не могу написать слово «ласкать», а тогда оно мне и подавно не приходило в голову. Я чувствовал себя анатомическим пособием. Слава богу, меня он руками не трогал, но все равно ощущение было такое: будто мы, два голых взрослых человека, стоим перед толпой любознательных агрессивных малолеток, которые пытливо разглядывают и ощупывают нас. Ощупывают, прежде чем забить до смерти битами, просто так, ради прикола.
- Жаль, что твой муж не видит тебя сейчас! – Гриша звонко шлепнул Лену по заднице и с удивительно искренней интонацией произнес: - Грязная шлюха!
В этот момент меня переклинило. Не сразу, но я понял, что все получится. К сожалению.
Я никогда не говорил ей такого. Для меня это было табу. После всех наших разговоров я сделал вывод, что вся конструкция ее сознания держалась на том, что ее семейная и внесемейная жизнь никак и нигде не пересекались. Жена и мать – отдельно. Развратная и похотливая любовница – отдельно. Между тем я-то точно знал, что именно это предательское чувство цепляло меня сильнее и глубже всех извращений и ролевых игр. Древнее и животное чувство, более древнее, чем человечество, и более хищное, чем просто похоть. Вздорное, глупое и опасное желание спать с чужой женой. Желание драть чужую самку. Жестоко и грубо. На глазах поверженного и униженного врага. Снова и снова, глубоко и долго, чтобы слышать, как кричит она и ее мужчина. Чувствовать себя первым самцом в стае и последним подонком человеческого общества. Пиратом, насилующим беззащитных девственниц, рыцарем, врывающимся в султанский гарем, наемником, развлекающимся с монашкой в оскверненном алтаре.
Нет, ее муж вовсе не был мне врагом. Я вообще не испытывал к нему никаких негативных эмоций и уж точно не хотел ему зла. Но здесь заработали такие мощные архетипы, что сознание померкло.
- Ляг на спину! – прохрипел я и подтолкнул Лену.
Она какими-то животными движениями взобралась на койку, то ли рыдая, то ли постанывая. Потом я понял, что она уже была слишком пьяна, чтоб адекватно воспринимать чьи-то слова. Но тогда мне было все равно.
Я привычными движениями разложил ее.
Она лежала передо мной, с разметанными волосами, раздвинутыми ногами и стоящими сосками. Рот ее был полуоткрыт, и она что-то тихо говорила.
Я стал целовать ее губы, шею, грудь, кусать соски, параллельно мастурбируя.
Мне вдруг захотелось целовать ее там, между ног, даже несмотря на месячные и то, что недавно там был другой мужчина. Скорее даже, все это только делало коктейль еще более пряным и пьянящим.
- Ну, трахни ее, давай! – Гриша был рядом, и это немного сбило меня с волны.
- Да, возьми меня, слышишь? Возьми после него, давай! – она то ли играла, то ли искренне пыталась помочь мне, то ли просто была уже где-то в себе.
Я мастурбировал, глядя на лежащее передо мной в полумраке тело. Господи, я так хорошо его знал, каждую складку и каждую родинку, знал его запах и вкус – но сейчас все это было каким-то другим, новым и тревожным.
Понимая, что, наверное, ничего уже не получится, я тем не менее надел презерватив и вошел в нее, навалившись и схватив руками за ягодицы.
- Да, да, давай! – стонала она, и я вспомнил одну проститутку, которую когда-то от скуки вызвал домой. Девица откровенно отрабатывала деньги, при этом стонала почти так же. Все это могло показаться наигранным, но, скорее всего, Ленка была слишком возбуждена и слишком пьяна, чтобы что-то играть. Я снова почувствовал подъем и, чтоб не сбиться, попытался вспомнить все самое возбуждающее и грязное, что когда-либо видел.
Несколько минут длилась звериная скачка, сопровождаемая моим сопением и ее стонами.
Я уже точно знал, что кончу.
Еще несколько секунд – и это случилось.
Я даже простонал что-то не очень театральное, но вполне искреннее.
И сразу вернулся в реальный мир, где по лбу тек в глаза липкий пот и хотелось только одного – чтобы меня оставили в покое.
- Ты кончил? – спросил Гриша, не прекращая мастурбировать.
- Да… - Я вновь почувствовал всю унизительную неловкость положения.
- Слезь с нее! – услышал я голос Гриши и тут же слез. Это было облегчение.
- А ты встань раком, шлюха! – Он уже натянул на себя презерватив и, как только Лена приняла заданное положение, вошел в неё.
- Я буду трахать тебя, а ты соси ему! – властным голосом командовал наш тиран.
Я встал на колени перед ее лицом, и она принялась механически сосать мне. Принудительный секс после секса – это отдельная пытка, вот что я тогда подумал.
Никаких эмоций у меня в голове уже не было. Я чувствовал себя актером-любителем из массовки дешевого порно, пытающимся сыграть десятый дубль одной, уже осточертевшей сцены, и отчетливо понимающим, что карьеры в этом бизнесе ему все равно не сделать.
- Иди… Отойди… - он сбивающимся голосом крикнул это мне, и я равнодушно отошел и сел в кресло.
Гриша накрутил Ленины волосы на кулак и остервенело драл ее.
«Когда же он кончит?» - думал я, созерцая отвратительную картину, открывавшуюся мне.
Что думала в это время Лена - я не знал и никогда потом ее об этом не спрашивал.
Я оперся рукой о тумбочку и почувствовал пластиковый корпус телефона.
Это был Гришин телефон, тот самый, со сверхчувствительным объективом и большой памятью. Не до конца понимая, что и зачем делаю, я взял его в руки, перебирая меню, нашел видеосъемку и направил объектив на кровать.
