Иван Жагель - Состязание в непристойностях
– У тебя есть дома какие-нибудь лекарства? – поинтересовалась Марина.
– Аспирин… и что-то от желудка.
– Тогда я вызываю «скорую»!
– Нет-нет, мне уже лучше. Посиди рядом со мной, на меня это всегда действует успокаивающе.
Калачников вяло похлопал ладонью по дивану, показывая, куда она должна сесть. Марина послушно выполнила его просьбу. Петр немного продвинулся вперед и положил голову ей на колени, но так, чтобы она не видела его бесстыжие глаза. Довольно долго они молчали.
– Ну вот, – наконец сказал Калачников, – мне уже совсем хорошо. Ты бы только знала, как я тебе благодарен за все, что ты для меня делаешь.
Она ласково потрепала его волосы, а он как бы в ответ стал гладить ее круглое колено, а затем и внутреннюю часть бедра. Вскоре рука Марины застыла на его голове, а Калачников все гладил и гладил ее ногу. Но делал это чрезвычайно осторожно, боясь спугнуть. Но вот Петр почувствовал, как ее колени дрогнули и раздвинулись, и он стал гладить дальше, дальше, пока не дошел туда, где было уже совсем мокро.
Тогда Калачников поднялся, отвернул Марину от себя, задрал ей юбку и стянул трусики. Они так и болтались на ее левой ноге, пока Петр делал свое дело. Кокетливые ямочки над ее смуглыми, нежными ягодицами опять довели его до исступления, и много времени их коитус не занял.
Сбегав в ванную, Марина теперь уже решительно собралась уходить, и Калачников больше не стал ее задерживать, понимая, что и так добился слишком многого. Он вызвал ей такси и, пока машина не приехала, терпеливо выслушивал причитания о голодном сыне, о няне, просившей отпустить ее сегодня пораньше, и о том, что в супермаркете Марина бросила целую кучу продуктов, которые теперь опять придется набирать.
Оставшись один, Калачников тоже сходил в ванную, а потом уселся перед телевизором со стаканом виски. Однако он так и не запомнил, что смотрел в тот вечер, – его мысли витали очень далеко. Петр никак не мог забыть, что сказала ему Волкогонова о его зрительской аудитории. Это было очень неприятно, и Петр попытался найти какие-то контраргументы. «Твои пациентки ничем не лучше, чем мои почитательницы, – такие же тетки в вязаных кофтах», – спорил он с Мариной, но сам же понимал, что лечить убогих и добиваться их любви, обожания – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
Было просто удивительно, как эта смуглая, голубоглазая, язвительная женщина могла одновременно и доставлять Петру столько радости, и так угнетать его, так давить на психику. Он никогда прежде не занимался самоуничижением, но с тех пор как Волкогонова появилась в жизни Калачникова, это стало для него обычным делом. «Но ведь у нее самой полно недостатков, чего же я перед ней комплексую?! – возмущался Петр и вспоминал что-то нехорошее у Марины. – Например… например, она очень слаба на передок!» Но тут же Петр стыдился своих мыслей, ведь сначала он обманом добивался ее близости, а потом ставил это ей в вину. В конце концов, для него самого секс был одной из высших ценностей в жизни, а для нее при всей ее сексуальности чем-то второстепенным. А выше секса стояло много других вещей, например, диссертация и, конечно, сын – этот маленький негодник, которому так завидовал Калачников.
Глава 15
Подъехав к дому Волкогоновой, Калачников позвонил ей по сотовому телефону.
– За вами подняться? – спросил он.
– Нет, мы уже выходим, – ответила Марина.
И действительно, через пять минут она появилась в дверях своего подъезда, держа сына за руку. Мальчишка едва доходил ей до пояса. У него была большая, круглая, с коротко подстриженными светлыми волосами голова, которая, казалось, с трудом удерживается тоненькой шейкой. Рядом со смуглой, энергичной матерью он был похож на одуванчик: дунь – и рассыплется. Одето же это недоразумение было в вельветовые брючки, клетчатую рубашку и свитер с овальным вырезом – этакий джентльмен, собравшийся на прогулку.
Ранее Калачников неоднократно пытался представить сына Марины и теперь был рад, что мысленно нарисованные им образы оказались очень далеки от реальности. Наверное, главной причиной такого несовпадения являлось то, что Петр всегда рассматривал мальчишку в качестве соперника. Но увиденное им существо было настолько беспомощным, что выиграть у него сражение за его мать было просто невозможно: Марина в любом случае отдала бы мальцу пальму первенства.
Волкогонова с сыном сели сзади.
– Илья, познакомься – это дядя Петя, – сказала Марина, заученным движением одергивая ему свитерок.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался мальчик и даже кивнул головой.
Однако новый знакомый большого интереса у него не вызвал. Как только они отъехали, Илья сразу же прилип к окну, с любопытством наблюдая за проплывающими за стеклом домами, за прохожими, за мчавшимися рядом машинами. Столько же внимания он мог уделить водителю троллейбуса или такси, которое вызвали для поездки в зоопарк.
По дороге сын Волкогоновой пару раз издавал какие-то звуки типа радостного повизгивания и тыкал в окно крохотным указательным пальчиком, привлекая внимание матери. Та кивала в ответ: мол, вижу, что ты хочешь мне показать, это мне тоже очень нравится, – и гладила сына по голове. Кажется, в первый раз мальчишка отреагировал на большую, лохматую собаку, которую выгуливали в сквере, а во второй – на проехавшую навстречу красную пожарную машину.
Калачникову тоже хотелось пообщаться с мальчишкой, как-то привлечь его внимание, но, во-первых, Петр не знал, о чем с ним говорить, а во-вторых, чувствовал непонятную скованность – такого с ним давно не случалось, даже перед многомиллионной телевизионной аудиторией. И Марина не собиралась ему помогать, а может быть, просто не замечала, что он находится в затруднении, – для нее-то общение с детьми было делом вполне обыденным. Наконец Петр вполоборота спросил:
– Илья, ты любишь кататься на машинах?
– Да, – однозначно ответил мальчик, по-прежнему не отрываясь от окна.
– А какие машины тебе нравятся?
– Разные.
Так дипломатично мог ответить разве что взрослый человек на вопрос ребенка, они словно поменялись местами. Калачников слегка покраснел, но сделал еще одну попытку:
– А ты знаешь, куда мы сейчас едем?
Последовало немедленное:
– Да, в зоопарк.
– Ты уже бывал в зоопарке?
– Да.
– Сколько раз?
Теперь уже мальчик подумал и показал два пальца – мизинец и безымянный. Одновременно он посмотрел на мать, проверяя, правильно ли он ответил, не ввел ли в заблуждение назойливого дядю.
– Это только в этом году ты был в зоопарке два раза, – сказала Марина. – А раньше мы тоже туда ходили.
– Два раза это только в этом году, – продублировал Илья, вновь отворачиваясь к окну.
