Кэндес Бушнелл - Пятая авеню, дом один
— Здесь чудесно, — восхитилась Аннализа, входя в триплекс.
Билли схватился за сердце:
— Боже, какой кошмар! Если бы вы побывали здесь при жизни миссис Хотон…
— Я бывала, — вмешалась Минди. — Помню невероятно старомодный интерьер.
В квартире уже не было старинной мебели, картин, ковров и шелковых портьер; остались голые стены с выцветшими обоями и клочьями пыли по углам. Как всегда днем, в триплекс проникало много света; не нужно было долго присматриваться, чтобы заметить облупившуюся краску и царапины на паркете. За маленькой прихожей с аркой располагался просторный холл с мраморным полом и узоромрозеткой в виде солнца; отсюда начиналась парадная лестница. Три массивные деревянные двери вели в гостиную, столовую и библиотеку. Билли, обуреваемый воспоминаниями, повел всех в бескрайнюю гостиную, протянувшуюся на весь этаж. Окна выходили на Пятую авеню, а через двойные стеклянные двери можно было попасть на открытую террасу шириной десять футов.
— О, какие вечера устраивала здесь Луиза! — ностальгически сказал Билли, обводя рукой комнату. — Гостиная была оформлена под европейский салон, с диванами, канапе и мягкой мебелью, сгруппированной уютными уголками. Сюда можно пригласить сотню гостей, не опасаясь тесноты! — говорил он, переходя в столовую. — А какие гости бывали на обедах у Луизы! Помню принцессу Грейс — какая это была красавица! Никому и в голову не могло прийти, что через месяц она погибнет.
— О таких вещах никто не знает заранее, — сухо сказала Минди.
Билли словно не услышал ее реплики.
— Здесь стоял длинный стол на сорок человек. Помоему, длинные столы гораздо элегантнее круглых, на десять персон, которыми все обзавелись в последнее время. Конечно, это продиктовано жилищными условиями — у кого сейчас просторная столовая… Миссис Хотон часто говорила, что сорока гостей более чем достаточно, если это не фуршет. Ей всегда удавалось создать обстановку, в которой человек ощущал себя частью избранного круга.
— А где кухня? — поинтересовалась Минди.
Она не первый раз была в квартире, но не имела возможности подробно осмотреть триплекс и теперь притихла от почтительной зависти. Она даже не представляла, в каких роскошных условиях протекала жизнь миссис Хотон, но ведь Луиза жила на широкую ногу задолго до того, как Минди с Джеймсом сюда переехали. Пройдя через двустворчатые двери, открывающиеся в обе стороны, Билли показал Аннализе буфетную и чуть дальше — кухню, неожиданно скромную, с линолеумом и дешевыми ламинированными столешницами.
— Луиза сюда не заходила, — пояснил Билли. — Это территория прислуги. Такое своеобразное проявление уважения.
— А если ей хотелось попить воды? — спросила Аннализа.
— Звонила по телефону. В каждой комнате установлен аппарат с отдельной городской линией. Для начала восьмидесятых это было очень современно.
Аннализа посмотрела на Минди, поймала ее взгляд и улыбнулась. До этого момента Минди не знала, как относиться к гостье, по уверенному и независимому виду которой трудно было чтолибо отгадать. Значит, чувство юмора у миссис Райс имеется.
Они поднялись на второй этаж и осмотрели главную спальню миссис Хотон, ванную и гостиную, где Луиза с Билли Личфилдом провели немало приятных часов. Заглянув в три спальни для гостей, поднялись на третий этаж.
— А здесь, — объявил Билли, распахивая филенчатые двери, — pièce de rеsistance [13] — бальный зал.
Аннализа прошлась по чернобелому, как шахматная доска, мраморному полу и остановилась посередине комнаты, рассматривая куполообразный полоток, камин и стеклянные двери. Зал был чудо как хорош — Аннализа и подумать не могла, что в НьюЙорке есть квартиры с такими комнатами. Поистине, Манхэттен полон тайн и сюрпризов. Оглядывая зал, рыжеволосая красавица понимала, что еще никогда в жизни ничего не желала так, как этот триплекс.
Сзади подошел Билли.
— Я всегда говорил — если человеку не понравится этот дворец, значит, ему вообще ничто не понравится.
Даже Минди не нашлась что сказать. В атмосфере квартиры остро ощущалось алчное желание, которое Билли назвал бы вожделением, — специфическое состояние, вызванное проживанием на Манхэттене, болезненная страсть к жилью экстракласса, толкающая людей на ложь, жизнь в исчерпавших себя браках, проституцию и даже убийство.
— Как вам квартира? — спросил Билли у Аннализы.
Сердце молодой женщины учащенно билось. Ей хотелось купить триплекс сегодня, сейчас, прежде чем ктонибудь еще увидит его и загорится, но острый ум юриста диктовал ей успокоиться и не подавать виду.
— Чудесная. Самый подходящий для нас вариант. Будем думать. — Она взглянула на Минди. Ключи от триплекса в буквальном и переносном смысле находились в руках этой дерганой, невротичной женщины с глазами навыкате. — Но у моего мужа свои причуды: он непременно хочет увидеть финансовую отчетность по дому.
— Это элитный дом, — обиделась Минди. — У нас безупречная репутация по ипотеке. — Открыв стеклянную дверь, она вышла на террасу, с которой был прекрасно виден край балкона Инид Мерль. — Посмотрите, какой отсюда вид!
Аннализа послушно вышла. Стоя на террасе, она ощутила себя носовой фигурой корабля, плывущего по морю манхэттенских крыш.
— Великолепный, — согласилась она.
— Значит, вы из… — начала Минди.
— Вашингтона, — ответила Аннализа. — Мы переехали в связи с работой Пола, он у меня трудится в сфере финансов. — В церкви Билли Личфилд шепнул ей избегать сочетания «менеджер хеджевого фонда» и посоветовал «сферу финансов» — стильное многозначное определение. «Разговаривая с Минди, делайте упор на то, что вы самые обычные люди», — сказал он. — А вы сами давно тут живете? — вежливо спросила Аннализа, ловко меняя тему.
— Десять лет, — ответила Минди. — Мы очень любим наш дом и район. Мой сын ходит в школу в Виллидже, это невероятно удобно.
— Да, — согласилась Аннализа.
— У вас есть дети?
— Еще нет.
— В нашем доме обожают детей, — заметила Минди. — Сэм просто всеобщий любимец.
Подошел Билли Личфилд, и Аннализа решила, что настало время для решающего хода.
— Ваш супруг — Джеймс Гуч? — как бы между прочим спросила она.
— Да. А откуда вы его знаете? — удивилась Минди.
— Я читала его последнюю книгу, «Одинокий солдат», — объяснила Аннализа.
— Эту книгу прочли всего две тысячи человек, — возразила Минди.
— Я обожаю этот роман. Американская история — моя страсть. Ваш муж — замечательный писатель!
