Маша Царева - Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна
– Ладно, оставим продюсера, – не выдержала я, – а что насчет того, зеленоглазого? Помнишь, ты мне показывала фотографию?
Лека зарделась и умолкла на полуслове. Я сочла, что это дурной знак.
– Ах, ты имеешь в виду Эдика, – небрежно сказала она. Небрежность была нарочитой, я слишком много лет сама притворяюсь и играю роли, чтобы не замечать таких вещей.
Мне неприятно резануло слух слово «Эдик», вылетевшее из губ Спиридоновой. С какой стати она так ласково его называет?
– Да, именно его. Ты с ним встретилась?
– Ну да, – кивнула Лека.
Я терпеливо ждала, когда же она придет в себя и подробно расскажет о результатах этой встречи, но Лека молчала. Я поняла, что все повествование ограничилось одной короткой репликой «ну да».
Нет, так дело не пойдет. Не для того я столько дней мучилась, чтобы продолжать строить дурацкие предположения.
– Так тебе он не понравился? – догадалась я. – Я же говорила, что в жизни он может оказаться совсем другим.
– Да нет, почему же, – вежливо улыбнулась Спиридонова, – он приятный человек, очень хороший.
У меня отлегло от сердца. Женщина никогда не скажет о своем любовнике (существующем или потенциальном), что он «хороший человек». Скорее, она воскликнет: «У него такие глаза, такая задница!» – или просто загадочно промолчит.
– Ты хорошо выглядишь, – узнав, что Лека все же не является моей соперницей, я сподобилась на вполне искренний комплимент.
Спиридонова, как всегда, отреагировала неадекватно.
– Правда?! – Она схватила меня за руку и недоверчиво посмотрела в глаза. Как будто бы я сообщила ей, что ее выбрали сниматься для «Плейбоя», а она не знает, разыгрываю ли я ее или говорю всерьез. – Сашка, ты такая хорошая!
– Ну спасибо, – снисходительно улыбнулась я.
– Хочешь, вместе пообедаем? Я угощу тебя суши в пресс-баре.
Несколько секунд я колебалась. С одной стороны, я люблю японскую кухню, и суши пришлись бы как нельзя кстати, к тому же у меня, как всегда, финансовый кризис (всему виною розовый кошелечек весьма известной французской марки, который я купила в прошлую среду; кошелек был не очень удобным и состоял всего из одного отделения, к тому же после этой покупки мне нечего в него класть. Но знали бы вы, какую радость я испытывала, вертя его в руках). Но, с другой стороны… Мне пришлось бы выслушивать восторженные Лекины рассказы о пальмах, яхтах и кинопродюсерах, а подобная перспектива кажется мне скучной.
– Я бы рада, но я уже пообедала, – сказала я.
– Жаль… А хочешь, я тебе покажу кассеты с интервью?
Колебалась я недолго.
– Конечно, хочу! Но давай начнем с инструктора, если ты не против.
– Хорошо!
Спиридонова разыскала кассету, на которой черным маркером было написано «Эдуард», и мы отправились в закуток у окна, где находился монтажный стол с видеомагнитофонами «Бетакам». Это местечко носило название «Просмотровая». Ожидая, пока она перемотает кассету, я нервно барабанила пальцами по столу.
Мне предстоит увидеть человека, за которого я собиралась выйти замуж. Я не видела Маркина почти полгода. Мое измученное бессонницей, литровыми порциями кофе и, естественно, неудачными романами сердце затрепыхалось в волнительном ожидании. Конечно, я понимала, что Эдуард не мог измениться сильно за такое ничтожное время. И все-таки… Вдруг в интервью промелькнет хотя бы одна фраза обо мне… Вдруг он скажет, что он до сих пор страдает, скучает, мается…
– Нашла! – торжествующе воскликнула Лека. – Смотри!
И на экране появилось его лицо.
Я придвинула стул поближе к монитору. Сказать, что я была удивлена, значит, не сказать ничего. Конечно, люди меняются, но не до такой же степени… И не за полгода…
Эдуард всегда был видным мужчиной, по крайней мере девушки на него шеи сворачивали. Он высок, зеленоглаз и широкоплеч. Но сейчас в его облике появился лоск, шик. Он загорел, отбелил зубы и сделал модную стрижку. На его рельефном плече красовалась татуировка – скорпион.
– Он сделал тату! – воскликнула я.
– Не знаю, – пожала плечами Лека, – но мне нравится, ему идет.
– О чем вы с ним говорили?
– Обо всем, – передернула плечами она, – в основном о его работе. О том, как сложно чего-то добиться в чужой стране. О том, что…
– А о личной жизни? – нетерпеливо перебила я.
– Ну да, немного, – помедлив, ответила Лека.
– Наверное, такой красавец женат, – забросила я удочку, и Спиридонова с готовностью заглотнула наживку.
– А вот и нет. Он сказал, что еще в поиске настоящей любви.
– То есть он никак не может оправиться от какой-то роковой влюбленности? – поправила ее я.
– Он говорил, что еще ни разу не был влюблен по-настоящему.
– Как это не был? – повысила голос я. – Но…
– Но что? – Лека удивленно на меня посмотрела.
Откуда ей было знать…
– Ничего. Просто странно. Он ведь уже не мальчишка, ему тридцать семь.
– А ты откуда знаешь?
– Я не знаю, я предполагаю, – вовремя спохватилась я, – наверняка где-то есть женщина, разбившая его сердце. Может быть, даже в России.
– Вряд ли, – уверенно улыбнулась Лека, – он говорил, что редко вспоминает Москву… Что ж, если ты не идешь со мной обедать…
– Нет, – я поняла, что больше не смогу выслушивать ее ошибочные суждения. Лека просто не была знакома с Эдуардом так близко, чтобы он рассказал ей обо мне.
– Жаль… Ну тогда в следующий раз. Я тебе и фотки покажу.
Заверив Спиридонову в том, что я сгораю от нетерпения увидеть ее фотоизображения на фоне пальм, я покинула офис и отправилась на лестничную площадку, покурить. Курю я нечасто, в основном рука тянется в потайной кармашек сумочки за потрепанной пачкой сигарет, когда в жизни происходят события, с которыми я справиться не могу.
Что же это происходит? Почему Эдик не выглядел так сногсшибательно, когда он был моим мужчиной? Может быть, я бы тогда с ним не рассталась, ведь от таких красавчиков не уходят… Хотя разве это имеет какое-то значение? Я вспомнила, как скучно мне было, когда целыми вечерами Эдуард не отрывался от телевизора, с каким маниакальным упорством следил он за новостями спорта, как он недовольно хмурился, когда я пыталась поцеловать его во время просмотра очередного хоккейного матча.
Мы в любом случае расстались бы.
Да.
В любом.
Кто-то вежливо предложил мне зажигалку. Я подняла глаза и увидела оператора Диму. На нем был грязноватый джинсовый костюм. Я вспомнила, что он, кажется, только что вернулся из мини-командировки в Подмосковье, где снимал соревнования альпинистов. Он загорел и пребывал в хорошем настроении.
– Что грустишь, царевна-несмеяна? – Двумя пальцами он поддел мой подбородок, чтобы лучше рассмотреть лицо.
