Кэтрин Куксон - Цена счастья
Следующие несколько месяцев были для Лиззи тягостными. Ей казалось, что все домашние, каждый на свой манер, старались если не развеселит!., то, по крайней мере, отвлечь ее от тяжелых мыслей. Целыми днями Мэг болтала, не закрывая рта, вспоминая разные смешные истории, которые происходили с ней когда-то. — «Вы знаете про Джесси Баге и тетку в парике? А, это я уже рассказывала... А про слепого глашатая из Феллинга? Тоже?! Ну, тогда про Томми — любителя высоты вы точно не слышали. Был у нас такой парень, чокнутый. Он вообще-то был безобидный, поэтому его не забирали в лечебницу. С утра он забирался на высокий мост и стоял там, маша руками, до темноты, и это пятьдесят лет подряд! Его мать говорила, что привыкла смотреть на него как на ветряную мельницу. А я не рассказывала, как горел дом Рафферти? До сих пор смеюсь, когда вспоминаю, как Пегги Рафферти выкидывала из дома свой выводок, а их у нее было девять душ! И тут один из них спрашивает: «А где папа?» А Пегги ему в ответ: «Спит твой чертов папа в своей чертовой кровати. Надеюсь, что он в ней зажарится, и больше не будет жрать свое чертово виски!» — При этих словах Мэг буквально сгибалась пополам от смеха. — Мы были уверены, что она шутит! Хорошо еще, кому-то пришло в голову слазить за ним наверх. Надо сказать, матрас под ним уже дымился!
Каждый раз, — а история звучала не впервые, — на этом месте Мэг так хохотала, что по щекам у нее текли слезы.
Берта тоже часто вспоминала свое детство, когда в поместье процветала маленькая ферма. Но самое интересное было то, что обычно немногословного Джона как будто прорвало. Обращаясь к Джеффу, он подробно вспоминал все, что происходило в начале войны, когда Джефф был уже в далекой Африке.
Звучало это примерно так: «Эх, сынок, жаль, что ты не был здесь в июле сорокового. Тогда как раз началась битва за Англию. Налеты были почти — каждый день, вернее, каждую ночь. Бомбардировщики под прикрытием истребителей! Немцы совсем озверели! Но Даудинг[4] оказался крепким орешком, хотя ему приходилось воевать не только с «Люфтваффе», но и с этими придурками из военного министерства. Ему говорили: «Надо охранять морские конвои, много кораблей тонет», но он стоял на своем, а его парни сбили почти триста самолетов. Ну, немцы тоже не глупее оказались, — устроили налет на Кент, где была основная база наших истребителей, и сожгли больше ста машин. А потом были бомбежки Лондона... Господи! Мы боялись, что они вот-вот высадятся, и тогда... Боже, храни Англию!..»
... Джефф слушал сбивчивый рассказ отца и пытался хоть немного остановить кружение своих собственных мыслей. Он тоже вспоминал... Вспоминал, как ветер забивал горло песком, не давая дышать, как ноги наливались тяжестью и отказывались делать следующий шаг. Как однажды, как будто почувствовав, что рядом притаился противник, успел крикнуть своим парням: «Ложись!» А потом он вдруг увидел его, этого противника. Он был один и уже собирался проткнуть штыком капрала Фербенкса, когда Джефф выстрелил... А потом надо было поднимать капрала на ноги, потому что от пережитого страха он едва не умер. А после, как заведенный, все повторял, тряся головой: «Спасибо, сержант. Спасибо, сержант. Спасибо...» Но вокруг больше не было других немцев, и было совершенно непонятно, откуда взялся этот, со штыком.
— Ты что-то сказал, сынок?
— Нет, отец. — Джефф поднял голову. — Ничего. Я только думаю, что Лиззи устала и ей, наверное, лучше прилечь.
Лиззи и вправду чувствовала себя неважно, как, впрочем, часто бывало в эти дни. Особенно ее утомляли эти рассказы про бомбежки. И почему Джон так часто вспоминал о войне? Ведь он пострадал меньше всех... Вот Джефф действительно молодец! Как ей было бы трудно без него, особенно эти последние недели. Он даже провожал ее на автобус и встречал вечером...
Тело Лиззи отяжелело, и это тоже добавляло усталости. Знать, что ты носишь ребенка, было радостно только поначалу, теперь же эта радость сменилась постоянной ноющей болью.
Лиззи собиралась в декретный отпуск. Она решила наконец принять приглашение Ричарда — он звонил почти каждую неделю и спрашивал о ее самочувствии — и погостить у него несколько дней. Когда Лиззи стало окончательно не по себе от навязчивого внимания домашних, она наконец объявила о своем решении.
— Почему ты хочешь уехать? — спросил Джефф.
По его реакции сразу стало понятно, что он не в восторге.
— Просто хочу сменить обстановку, — ответила Лиззи. — Ричард уже несколько раз приглашал меня!
— И тебя совсем не волнует то, как он выглядит?
— Разумеется! — в голосе Лиззи послышались нотки возмущения. — Разве имеет значение то, как он выглядит? Я думала, что ты, Джефф, понимаешь это лучше других! Он прекрасный человек, и с ним можно разговаривать обо всем на свете.
— А со мной, значит, нельзя?
— Ну что ты, Джефф, — Лиззи поняла, что не нарочно обидела его, и ее голос стал извиняющимся. — Конечно, можно! Я просто хотела сказать, что ты... другой!
— Ну еще бы! Видит Бог, я другой!
Лиззи почувствовала очень смущенной, когда Джефф, заметно прихрамывая, повернулся и вышел из комнаты.
Подойдя к телефону, она набрала номер Ричарда и, после кратких слов приветствия, спросила, будет ли удобно, если она приедет в ближайший понедельник. «Ну, конечно!» — в голосе Ричарда чувствовалась неподдельная радость. Он обещал встретить ее на вокзале в Эдинбурге. По расписанию поезд должен был прийти около шести часов вечера.
Берта тоже удивилась неожиданному отъезду Лиззи. В первый раз за все время она упомянула имя Эндрю. Осторожно подбирая слова, она сказала:
— Ты не забыла, что мистер Боунфорд был женат на сестре Эндрю? Мы ведь даже не знаем, состоялся ли их развод... официально.
Эти слова Берты удивили и больно задели Лиззи. Со слезами в голосе она крикнула:
— Да какая разница! Я что, замуж, что ли, за него собираюсь? Всего лишь еду погостить к его родителям...
Джон пришел на выручку жене:
— Ну что ты говоришь, Лиззи! Зачем ты так?.. Берта только хотела сказать...
— Я знаю, что она хотела сказать, — Лиззи говорила уже более спокойно. — Извините меня. Я просто хочу сменить обстановку, а Ричард... Он единственный, кто пригласил меня. Вы же не хотите, чтобы я отправилась в Гейсхед к своей мачехе?
Джон с Бертой были слегка ошарашены, — это была уже совсем не та Лиззи, которую они знали прежде. Но они понимали, что в ее теперешнем положении разумнее всего — проявить терпение и снисходительность.
Только одна Мэг откровенно считала, что эта поездка пойдет Лиззи на пользу.
— Все правильно, милочка! Езжай, тебе надо отвлечься! — сказала она как-то, когда они остались наедине, и в своей ироничной манере добавила: — Кстати, и второго зайца тоже убьешь: а то бедный парень совсем зачах без женского общества.