Маша Царева - Москва силиконовая
– Что? – не поняла я.
– Ты сама уже сделала операцию? Пошли в туалет, покажешь!
Я закусила нижнюю губу. Вот оно, мое слабое место. С тех пор как дела мои пошли в гору, Инесса все чаще вызывала меня на тет-а-тет, и предсказуемым рефреном звучало: ну когда же, когда же я сделаю грудь, потому что, возможно, теннисные мячики – это задорно и аппетитно, но моему положению больше подходят бахчевые дыньки или хотя бы пропитанные солнечным июлем зрелые грейпфруты. Сначала я отшучивалась, потом начала ее избегать, потом пробовала встать в позу.
Даже Челси однажды завела этот разговор:
– Сеструха, а когда же ты станешь Памелой Андерсен? – подмигнула она. – Тебе же дешевле все это обойдется. Знай, что как только мне исполнится восемнадцать, я сразу же…
– Я тебя убью, – мрачно обещала я. – Ты не доживешь до восемнадцати.
Сабина смотрела на меня, вернее в мое декольте, и мне так не хотелось бездарно обрубать едва связавший нас солнечный лучик симпатии. Надо что-то соврать. Надо было что-то быстро соврать, и чтобы легенда выглядела правдоподобно (ведь Сабина это отнюдь не легковерная дурочка) и достаточно романтично (она в любой момент могла потерять ко мне интерес).
– Понимаешь… Тут такое дело, – я нервно закусила губу. – В общем, это уже мои заморочки, тебе вряд ли интересно.
– Ну почему же? – по-кошачьи сощурилась она. – Может быть, я в душе человековед.
– В общем… Из наших пластических хирургов я никому, кроме Романовича, не доверяю. Он лучший.
– И что? Он же твой мужчина. Могла бы обзавестись новой грудью бесплатно и без очереди. Или я что-то не понимаю?
– Ну а ты сама подумай, – беспомощно улыбнулась я. – Как представлю, что он увидит меня, усыпленную наркозом, в идиотской хирургической шапочке, в безжалостном свете хирургической лампы, распятую на столе. И ему придется сделать надрезы под моей грудью. Или в подмышках. Протолкнуть через них имплантаты, правильно их распределить. Будет много крови – моей крови. А на следующий день моя грудь распухнет и посинеет, и ему, как моему хирургу, придется на это смотреть. Из швов будут торчать черные нитки… И вдруг после всего этого он не захочет меня как женщину? Вдруг каждый раз, поглаживая мою грудь, он будет вспоминать, как вспарывал ее или как проталкивал под железу силиконовую капсулку…
– Ну да, – у Сабины вытянулось лицо. – Я об этом как-то не подумала…
– Если бы не это, я бы давно решилась! Минимум четвертый размер. Я вообще считаю, что глупо не пользоваться современными технологиями.
– Знаешь, а вообще… Вообще, это очень хорошо, что я с тобой познакомилась, – задумчиво протянула Сабина, а потом вдруг спросила: – Даш, а ты умеешь держать язык за зубами?
– Конечно, – поспешила заверить я.
– Просто я как раз только вчера вечером сидела на одном сайте по пластической хирургии. Общалась с девчонками в форуме. Я еще никогда не делала операций, и мне так страшно. С другой стороны – все ведь делают, и ничего!
– Хочешь честно? – улыбнулась я.
– Ну!
– И не вздумай ничего в себе менять! – горячо заверила я. – Без всякой лести могу сказать, что ты самая красивая женщина из всех, кого я встречала. С огромным отрывом.
– Спасибо, – вздернула бровь Сабина. Она принимала комплименты с достоинством уверенной в себе женщины. – Нет, я ничего не хотела бы менять, просто. А может быть, поужинаем? Кажется, мне нужна твоя консультация.
У Сабины оказался маневренный ярко-красный джипик, на котором она ловко лавировала в московских пробках. У нее был мужской стиль вождения – спокойно, уверенно, быстро. Мы слушали радио и болтали о пустяках, и она была легкой, как шампанское, и через четверть часа мне казалось, что мы знакомы много лет. Она рассказала, что пару лет назад ее угораздило завести роман с продюсером – влюбилась, дурочка, а потом чувства схлынули, захотелось на волю, а он переключился в семейный режим, и когда понял, что в золотой клетке расшатаны прутья, начал вставлять ей палки в колеса. С подленькой улыбочкой – и как она раньше не разглядела в нем этой мелочности? – потрясает перед носом контрактом, который она когда-то подписывала не глядя, будучи уверенной, что любимый не обманет. Грозится оставить без копейки, так что половина ее жизни проходит в круговерти скучнейших судебных заседаний. Я в свою очередь впервые озвучила кому-то историю о том, как мой мужчина – пусть нелюбимый, пусть временный, но все-таки мой, изменил мне с моей же малолетней сестрой. Впервые говорила об этом вслух и сама удивилась, насколько же это тяжело.
В ресторан мы прибыли почти подругами.
Ресторан выбрала Сабина – это было милое заведение, что-то среднее между гостеприимной квартирой и закрытым клубом. Охраннику на входе она показала серебристый ключик, так выглядела членская карточка.
– Рекомендую спагетти фрутто ди маре, – сказала она, когда мы уселись за столик, отгороженный от чужих глаз смутно-розовым покрывалом из органзы. – Здешний повар просто маньяк. Он не приемлет никаких норм и правил, гениальный самоучка. Правда, все это жутко калорийно, зато ничего вкуснее я никогда в жизни не пробовала.
Сама она заказала салат из креветок и молодых осьминожек, рыбный крем-суп и тирамису. У субтильной Сабины оказался аппетит борца сумо.
Впрочем, как только нам принесли еду, я поняла, что готова продать если уж не душу, то как минимум пять лет жизни за заветный серебряный ключик, всегда посмеивающаяся над обжорами и гурманами, я впервые поняла, насколько чувственной бывает пища. Может быть, повар и не учился в кулинарных школах, но он точно был знаком с основами темной магии. Едва кончик моего языка ощутил солоновато-пряный вкус устричного соуса, как теплый шар скользнул вниз по позвоночному столбу, замер в области копчика, сладко завибрировал, и я вдруг осознала, что за все чувственные удовольствия на свете отвечают одни и те же мозговые клеточки. Просто не так уж часто нам доводится встретиться с едой, которую можно уравнять в правах с умелой лаской опытной мужской руки или освежающими объятиями южного моря.
– Вижу, ты оценила, – довольно улыбнулась Сабина. – Я не случайно привела тебя именно сюда. Еда такого уровня священна. Ты ее не просто пожираешь, ты как будто занимаешься с ней сексом.
– Не поверишь, но я только что именно об этом подумала. Оргазм я, видимо, оттяну до десерта.
– Просто такая еда. Может быть, прозвучит смешно, но она… сближает. Мы как будто бы не просто едим, а совершаем обряд. Черт, как-то это слишком по-сектантски прозвучало. Наверное, я просто нервничаю и в глубине души жалею, что все это затеяла. Я тебя совсем не знаю, а вдруг ты продашь мою историю желтой прессе?
