Инид Джохансон - С тобой навсегда
Клодия подняла на Брента усталый опечаленный взор.
— Что привело тебя сюда в такую погоду?
Ее недоумение было совершенно искренним.
Она не сомневалась, что Брент вернется домой, соберет вещи, скажет «до свидания» и уйдет из ее жизни.
— Хотел проститься с нашими воспоминаниями, — сдавленно ответил он. — Удовлетворена?
О каких воспоминаниях он говорит? — подумала Клодия. О том, как мы впервые занимались здесь любовью в то далекое-далекое лето? Или о недавнем пикнике, когда он сделал первую попытку подружиться со своей дочерью?
— Иди домой, пока не схватила воспаление легких, — сказал Брент ровным бесцветным голосом.
Клодия взглянула в его потемневшие, подобные разыгравшейся стихии глаза. Она знала: теперь или никогда.
— Ты решил развестись со мной. Я не понимаю почему, однако принимаю это, потому что у меня нет выбора. Но я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя. И это навсегда.
— Ты лжешь, — бесстрастно возразил Брент. — Что это за любовь, если женщина отвергает отца не родившегося ребенка в угоду другому мужчине только потому, что тот оказался более состоятельным в денежном отношении? — Он горько усмехнулся. — Я возвращаюсь, а ты как хочешь. Мне совершенно все равно.
Он повернулся, чтобы уйти, но Клодия схватила его за руку и потянула назад. Таких оскорблений она ни от кого не потерпит, а уж тем более от Брента!
— Не смей называть меня лгуньей! Когда мы встретились впервые, ты только и делал, что лгал мне!
Брент смотрел прямо перед собой, не удостоив Клодию ни единым взглядом.
— Это ты прирожденный лжец и актер! — со злостью выкрикнула она. — Ты притворялся оборванцем, когда у тебя было целое состояние!
Клодия заметила, как искривился его рот, и поняла, что ее слова достигли цели — пробили брешь в его мнимом или действительном равнодушии.
— А что еще мне оставалось делать? — с мрачной иронией осведомился Брент. — Меня чуть ли не с шестнадцати лет преследовали женщины. Не из-за каких-то моих достоинств — из-за денег, которые я должен был унаследовать. Жизнь преподала мне несколько трудных и оскорбительных уроков, и, поверь, я хорошо их усвоил. Тем летом мне захотелось хоть раз побыть самим собой. Мне было семь лет, когда мой дядя на годы расчертил, распланировал мою жизнь. А тогда я только что окончил курс по архитектуре и захотел побездельничать, перед тем как засучив рукава приняться за дело в «Холмен-групп». И что же получилось? — Его губы искривила горькая усмешка. — Я встретил тебя. И влюбился как последний дурак. Никогда прежде я не испытывал ничего подобного. Мне казалось, что ты тоже ко мне неравнодушна. Ты любила меня за меня самого, не из-за капиталов Холменов. Я собирался открыть тебе правду о себе, но ты меня опередила. Сказала, что все кончено, ты встречаешься с человеком, у которого есть хорошая работа и солидный счет в банке. Ты оказалась хуже тех женщин, которые охотились за мной и моими капиталами: ты носила моего ребенка и выбрала другого мужчину лишь потому, что так было удобнее и легче. — Глаза Брента впились в ее лицо. — А теперь попробуй сказать, что ты всегда меня любила!
— Но это действительно так! — воскликнула Клодия. — И мне было неважно, нищий ты или богатый. Я узнала, что беременна, только когда ты покинул «Фартингс-Холл». Я не представляла себе, как тебя найти и... честно сказать... — Голос ее прервался, но она решила быть до конца откровенной, потому что именно в этом они больше всего сейчас нуждались. — В то время я не хотела выходить за тебя замуж.
— Потому и вышла за Фейвела.
По его тону Клодия поняла, что Брент считает ее подлежащей осуждению предательницей.
— Я тебе уже говорила, почему пошла на это.
Шторм стихал, но ветер был еще достаточно силен и мешал ей говорить. Клодия напрягла голос и почти прокричала:
— Я не сказала тебе только одного: почему я прервала наши отношения.
— Да, очень своевременное замечание, — усмехнулся Брент. — Возможно, тебе не понравился цвет моих глаз или не подошел размер ноги. Все может быть.
— Нет! — Клодия устремила на него негодующий взгляд. — В тот день я видела, как ты выбежал из комнаты Хелен...
Это воспоминание Клодия почти похоронила в глубинах своей памяти, стыдясь себя тогдашней — молодой, глупой и беспомощной, но сейчас она заставила себя вытащить его на свет. Нужно напомнить Бренту, что и он не без греха.
— Хелен утверждала, что ты пытался обесчестить ее, воспользовавшись отсутствием моего отца. Что, по твоим словам, ты просто забавляешься со мной, поскольку я будущая наследница «Фартингс-Холла», а на самом деле хочешь только ее.
Глубокое отвращение исказило лицо Брента.
— И ты ей поверила!
— В то время — да, поверила. В Хелен было все, чего не хватало мне. Я видела, как она нравится мужчинам: изящная, красивая, всегда нарядно одетая... К тому же мы всегда неплохо ладили. Мне в голову не приходило, что она лжет. Зачем ей это? Но с тех пор как я узнала, что Хелен и Тони были... лжецами, они оба... Сейчас я понимаю, как обманывалась, но ты... Я ведь видела, в какой ты был ярости...
Брент в упор посмотрел на Клодию:
— Выросла, значит! Что ж, могу пояснить: твоя мачеха липла ко мне с первого дня, как я появился в «Фартингс-Холле». Меня тошнит при одной мысли об этом! И в тот день, который, возможно, стал худшим днем моей жизни, она попросила меня зайти в ее комнату, чтобы поправить карниз для шторы — он якобы покосился. — На лице Брента появилась сардоническая усмешка. — Твоя мачеха поджидала меня, если ты этого не знаешь, почти раздетая, и предложила поиграть во «взрослые игры» — ну, заняться тем, чего, она была уверена, я не получаю от «зеленой девчонки», то есть от тебя. Она заметила, что мы проводили вместе много времени, и решила, что «наивная глупышка» может интересовать меня только как будущая наследница. «Я ничуть тебя за это не осуждаю», — усмехнувшись, сказала она.
Я вскипел, обозвал ее несколькими словами, повторить которые сейчас не решусь, и, как ты правильно заметила, вылетел из комнаты. Она орала мне вслед, чтобы я убирался из поместья, сразу же, немедленно. К тому времени я уже подозревал, что между ней и Фейвелом что-то происходит. Мне трудно было представить, что такой приличный, уважаемый человек, как твой отец, связался с подобной дрянью. Конечно, — я разозлился! А твоей так называемой любви не хватило, чтобы прийти ко мне и выслушать то, что мог бы рассказать я. — Он не сводил с Клодии тяжелого укоризненного взгляда. — Ты мне не доверяла. Ты поверила тому, что сказала твоя мачеха, а меня выслушать не захотела.
— Мне очень жаль...
Клодия, конечно, понимала: этих слов недостаточно, чтобы искупить давнюю вину, но что еще можно сказать? Она опустила голову, покорно принимая упреки.
