Маргарита Южина - Банкет с продолжением в ЗАГСе
Они уже подошли к горке, когда Грумов неожиданно подхватил Арину и поволок ее на вершину.
– Ты меня куда?! – испуганно визжала та. – Я боюсь! Не надо!
– Как же не надо, дорогая?! – вовсю издевался тот. – Надо! Мы с тобой так долго были в ссоре. Я так соскучился! Не бойся, держись за меня. Вот так. Да обхвати ты меня руками! Прямо как не родная…
Про сноуборд никто и не вспоминал. Все катались на картонках, целлофановых пакетах и на собственных подходящих частях тела. Грумов ни на шаг не отпускал от себя Арину, а та и сама не заметила, как ее наигранные жесты стали совершенно искренними.
– Ой, ты весь в снегу! Даже уши! – барахталась она с Грумовым в сугробе, куда их снесло с горки. – Получишь отит… Ты специально, что ли, уши такие отрастил?
– Да у меня ушки – игрушки! Как пельменчики! – шутливо обижался Грумов, закапывая Арину в снег.
– Ой, мамочка! У меня полный шиворот снега! Я теперь вся, как Снегурочка…
– Ты скорее на снежную бабу смахиваешь. Давай вытащу.
– Ку… куда ты полез, наглец?! Там уже шиворот закончился. Тебе туда нельзя!
– Можно подумать, я не видел твоего нижнего белья! Не смей бросать в меня эту глыбу! Арин, я же про футболку говорил!
– Наглый врун! Я тебе даже футболки никогда не показывала. Подглядывал, да? Как я – в бинокль?!
– Постой-постой, про бинокль поподробнее…
Даже поездка на лошадях не была такой захватывающей, и от быстрой езды так не ухало в груди, как в те минуты, когда они неслись вместе с Грумовым с горы и она… Правда! Совершенно отчетливо ощущала, как бьется его сердце, даже через куртку. И те токи, которые прошивают все тело, когда соприкоснешься руками, хотя и сделаешь вид, будто вовсе не заметила, что твоя рука уже в его теплой ладони. А потом чувствуешь, как замираешь от взгляда его смеющихся глаз. Да и он тоже, как завороженный, смотрит не отрываясь. И от этого все внутри опаляет каким-то пьянящим жаром. Еще ни с кем ей не было настолько легко, ни с кем так не хотелось по-детски дурачиться и валяться в снегу, хохотать, мчаться с горы…
Арсений Михайлович явился в корпус намного позже своих подопечных, в двенадцатом часу. Его встретила Анфиса Львовна и без слов повела в маленькую кухню.
– Как там ребята? Все нормально? – спросил Грумов, уплетая бутерброды с чаем.
– Все очень довольны, – тут же доложила пожилая леди. – Думала, долго не улягутся, а они только до подушек добрались и сразу же уснули.
Грумов помолчал.
– Анфиса Львовна, а какими духами вы все время душитесь?
Женщина всплеснула руками и счастливо улыбнулась:
– Надо же, учуял! Это настоящая Франция! Они страшно дорогие, но мне каждый год привозит их… Арсений, у тебя все хорошо?! – вдруг пристально вгляделась она ему в глаза. – Вижу – хорошо.
– Не знаю, – проговорил он. – По-моему, так не бывает. Невозможно, чтобы раз – и все так прекрасно. Чтобы человек вдруг в один миг стал родным и близким. И думал с тобой по-одинаковому, и чувствовал. Не может этого быть!!
– А разве все обязательно нужно объяснять? – пожала плечами Анфиса Львовна. – Не забивай голову, увидишь, само сложится.
Утром Арина проснулась и долго валялась в постели. Ей было немного не по себе. Вчерашний вечер сейчас казался сном, и она вдруг отчетливо поняла, что это был… какой-то хмель. Или что-то в подобном роде. Просто она хотела наказать Никитина, успокоить расстроенную Диану, и на несколько часов потеряла голову. А сегодня уже не надо никого жалеть и что-то доказывать, да и сил нет. Теперь все вернется на место, а этот прекрасный сон пускай так и останется там, на снежной горе…
– Арина, немедленно просыпайся! Пора в столовую, – крутилась возле ее кровати Сонечка. – Антоша уже замучился стряпать оладьи и решил выгнать нас на казенные хлеба, тем более что мы за них платили.
– Я не хочу есть, а хочу спать, – проворчала Арина, заранее понимая, что ее вранье вряд ли пройдет.
Сонечка лукаво подмигнула:
– Это потому, что у тебя нарушился твой старческий режим. Ты всегда ложилась спать в одиннадцать, а вчера заявилась только в двенадцать. Признавайся, у вас с Грумовым были близкие отношения?
– Ты с ума сошла?! – вскочила с кровати Арина. – Какие отношения? Мы только катались. И даже ни разу никуда не уединялись.
– Господи! – тяжко вздохнула сестрица. – Стоило ради этого наряжаться в белый костюм? Только зря его промочила, до сих пор не высох. Я сама в нем на лыжах хотела. Антоша! Мы идем в столовую вдвоем. Арина остается ждать своего принца дома!
– Сонечка, мне эти твои шутки…
Арина демонстративно рухнула обратно в постель и накрылась с головой одеялом. Пусть родственники видят, что она вовсе никого не собирается ждать.
Но все-таки ждала. Сонечка с Антоном уже ушли, а она хотя и не вылезала из-под одеяла, но чутко прислушивалась к каждому звуку. Арина так настороженно, практически по-собачьи держала уши, что у нее даже шея затекла.
– Нет, так нельзя, надо хотя бы накраситься, прическу сделать. А то так и проведу праздники нечесаная, – невинно врала самой себе Арина.
Она уже и марафет навела, и волосы в высокий хвост завязала, и халат надела, махровый, розовый, что так ей шел, а никто по-прежнему не приходил.
– В конце концов, у него дети, – успокаивала себя Арина. – Он вчера бросил их на попечение старушки, а сегодня… Арсений – очень хороший педагог и сейчас наверняка полностью погрузился в работу и… Все равно, как порядочный человек, он должен был если уж не жениться, то хотя бы позвонить!
Между тем порядочный человек и впрямь был занят работой, то есть шатался с детьми на лыжах по заснеженному лесу и выбирал рождественскую елку. Непонятно для чего, организаторам пришла вдруг идея на Рождество обязательно нарядить новую елку – поменьше, попышнее, и украсить ее только серебристыми шарами.
Ребята, кто ловчее стоял на лыжах, по нескольку раз обегали вокруг лесных красавиц, обязательно выбирая громадину метров под шесть, которую и уволочь-то можно было только тягачом, да и то летом. Неважные же ходоки на лыжах едва плелись по проторенной лыжне.
– Арсений Михайлович, пойдет? – в который раз кричали мальчишки.
– Да нет же, просили метра полтора, – качал головой Грумов.
– А эта сколько?
– Она же с девятиэтажный дом!
Мальчишки уносились дальше, а Грумов неторопливо скользил по лыжне, присматривая за отстающими.
Он щурился под ярким солнцем и размышлял. Из головы не шла вчерашняя встреча с Ариной. Все было очень здорово, но долго так продолжаться не может. Потому что никогда еще у Грумова не заканчивалось что-либо абсолютно благополучно.
Еще в детском доме, где он рос с пеленок, у него проявились какие-то безумные способности по плаванию. Хотя если разобраться, ни в какой свой талант он не верил, просто в детдоме бассейн был самым интересным местом, и Арсений там все время пропадал. А после, когда подрос, его отдали в спортивную секцию по плаванию. Почему его? Да черт знает. А может, и правда что-то было в нем, не зря ведь он уже в восемнадцать лет вошел в сборную Советского Союза. Да, это такое время было… Нет, тогда его не слишком волновали слава, деньги, но… внимание девушек ему еще как льстило! Он женился в двадцать, и на такой красавице, что у всех его знакомых просто дух захватывало. Ее звали Ольга. Казалось, что они друг друга страшно любят, просто жить не могут порознь. Она его ждала с соревнований, а он привозил ей целые чемоданы подарков. Правда, когда Арсений получил травму и сборную пришлось оставить, Оля, рыдая от сочувствия, спешно собрала эти самые чемоданы и переехала к маме, дабы, как она выразилась, «не унижать такого сильного Грумова своей жалостью». Тогда Грумов был молод, силен духом и разрыв с женой перенес с достоинством. В сборную он так и не вернулся, зато стал работать тренером. Теперь ему без семьи было даже легче. Он по двадцать часов в сутки пропадал со своими ребятами – наставлял, натаскивал, и времени на женщин совсем не оставалось.
