Одиночество любимых - Григорий Васильевич Солонец
— У нас такие юбилеи как-то не принято праздновать, хотя, наверное, зря. Поправится жена, приедут из Кабула дети, и мы обязательно по-семейному отметим дату. Все-таки четверть века вместе.
— Неужели ни разу не поссорились?
— Почему нет?! Бывало, что и ссорились, но до конца дня мирились.
Так за по-восточному неспешным разговором незаметно и пролетело время. Когда спохватились, солнце уже садилось за макушки гор.
— Куда вы, на ночь глядя, поедете? Я вас не отпущу: мало ли что может случиться. И потом, Анатолий Иванович, ты давно обещал мне не наскоком-наездом, а по нормальному погостить, с ночевкой. Вот и случай подвернулся. Тем более мою жену, чувствую, придется завтра утром на чем-то в госпиталь везти. Вместе и поедем.
Михайленко долго уговаривать не пришлось: резон в словах Сулеймана был. Да и ничего в подразделении за ночь не случится. На всякий случай он предупредил дежурного, что, возможно, задержится. Ире ничего не оставалось, как согласиться на ночлег. Даже романтично и необычно провести ночь в афганском доме, будет что вспомнить.
Ей отвели отдельную комнату с небольшим окошком, в которое вскоре украдкой заглянула луна. Ира разделась до ночной сорочки, так как было очень тепло. Мягкая перина легко приняла ее молодое тело, которое с наслаждением впервые за несколько месяцев расслабилось. Она с удовольствием вытянула ноги, и будто перенеслась в беззаботное и радостное детство, на дедушкин сеновал. Даже незабываемый запах сена (откуда только он здесь взялся?) ощутила. Или это мираж, сладкий сон? Голова немного кружилась от выпитой чачи, но этот же напиток придавал и удивительно приятную легкость.
…Ира, открыв глаза, увидела лежащего рядом командира и мгновенно поняла, что происходившее с ней минуту назад отнюдь не пригрезилось во сне, а было наяву: нежные прикосновения, ласки и поцелуй в губы. Вскрикнув, попробовала освободиться от мужских объятий, но руки Михайленко крепко закольцевали ее.
— Пустите, иначе я буду кричать.
— Ирочка, солнышко, послушай… Я не могу уже сдерживать себя. Ты… ты очень мне нравишься и волнуешь, как женщина, как девушка. Я хочу тебя любить долго и по-настоящему.
— Нет, оставьте меня, в покое. Я не подстилка какая-нибудь…
— Пожалуйста, не делай глупостей. Давай вместе расслабимся, ты же ведь не железная, того же, что и я, хочешь. Мы одни здесь, никто ни о чем не узнает.
В порыве страсти Михайленко покрывал жадными поцелуями ее лицо, шею, грудь, и остановить этот мощный напор она уже была не в силах. Последний оборонительный редут пал, когда одним ловким движением Анатолий Иванович снял с нее трусики. Твердое копье вонзилось внутрь так быстро и глубоко, что Ира застонала от боли. Она кусала пересохшие губы, лихорадочно крутила головой и до изнеможения извивалась на перине, пока не ощутила приятную истому сначала внизу живота, а потом и во всем теле, ставшем вдруг необычно мягким и податливым. После этого она закружилась в стремительном вихре до беспамятства захлестнувшей страсти…
Утром, позавтракав, они забрали Сулеймана и его жену, которой так и не стало лучше, и выехали в Баграм. Ира всю дорогу чувствовала себя неважно, ее слегка подташнивало, поэтому каждый ухаб отдавался в печенках. Но она мужественно терпела, не проронив и слова. Девушка корила себя за минутную слабость, за то, что позволила мужчине грубо овладеть собой. Хотела ли она этой интимной близости с командиром? Скорее нет, чем да, раз мучают угрызения совести, чувство стыда. Ее растерянный взгляд уткнулся в коротко стриженый затылок майора Михайленко, уверенно сидевшего впереди рядом с водителем. Офицер молча курил сигарету. «В душе, небось, радуется, что добился своего. Можете, товарищ майор, смело записывать в свой актив еще одну победу над женским полом, к которому Вы явно неравнодушны». Ее так и подмывало со злости сказать эту фразу вслух, но она не решилась при посторонних. Ладно, афганцы — чужие люди, ей стыдно перед Юрой Ромашкиным, который по-прежнему нравится ей. Он, наверняка, сейчас думает о ней как о последней ш…, безвольно раздвинувшей ноги перед командиром. Но и Михайленко еще тот ловелас, ловко воспользовался слабостью беззащитной девушки. Низко это, недостойно офицера. Разве настоящий мужчина так поступил бы? Только где они, истинные джентльмены, рыцари чести, завоевывающие женские сердца не физической силой, а остроумием, обаянием, ухаживанием, преклонением перед красотой?
И тут она вновь подумала о Юре. Он точно не удовлетворил бы мужскую похоть вот так грубо, по животному, против ее воли.
— Ирина Сергеевна, вы можете сегодня отдыхать, — официальным тоном разрешил ей отгул за воскресенье майор Михайленко, когда они вернулись в часть.
Он угадал ее невысказанное желание быстрее добраться до общежития и надолго встать под душ, чтобы смыть с себя весь позор и грязь минувшей ночи. Да только как очистишь душу от скверны, а память от неприятных воспоминаний? Вся надежда разве что на время, универсального лекаря.
Зоя, заметив перемены в ее настроении, предложила вечером вместе сходить в кино.
— Знаешь, я буду только мешать вам с Валерой обниматься.
— С Олегом, — уточнила подруга по комнате. — И мешать ты вовсе не будешь.
— Нет, я лучше почитаю любовный роман на сон грядущий.
— Да романы крутить нужно, а не читать про них! — засмеялась Пригожина собственному шутливому экспромту и, помахав ручкой, упорхнула за порог, оставив Кузнецову одну.
Наступившая тишина принесла Ире желанное успокоение. Свернувшись на неразобранной кровати калачиком, она с удовольствием принялась за чтение. До чего же все складно и увлекательно в книжках: жизнь намного запутаннее и сложнее. Здесь не перевернешь ненужную страницу, не пропустишь как малозначимый какой-то неприятный эпизод, наконец, как фолиант не отложишь в сторону пережитые тобой мгновения, волнения, события. И все же книга, только умная, душевная, действительно друг человека. Это особенно понимаешь, когда на душе грустно, одиноко.
Погрузившись в чтение, Ира словно перенеслась из объятого войной Афганистана в мопассановскую Францию, в романтический XIX век. Почему она родилась так поздно, а не во времена королевских балов и мушкетеров? Интересно, кто и каким образом определяет, кому и когда явиться на свет, кто достоин яркой, полноценной жизни и настоящей любви, а кто нет? Если бы можно было запрограммировать свое будущее, сделать его более предсказуемым и счастливым…
Увлеченная чтением и нахлынувшими мыслями она не сразу услышала стук в дверь. «Наверное, соседка Таня утюг принесла», — подумала Ира.
— Входи открыто.
Но она ошиблась. В комнату решительно шагнул майор Михайленко с бутылкой шампанского. В душе будто оборвалась натянутая струнка. Она никого не хотела видеть сейчас, тем более этого человека, принесшего ей страдания и
