Его сладкая девочка - Аля Драгам
— Ты снова плачешь. — Стираю соленые дорожки с бледных щек. — А врач сказал, нельзя нервничать. Я тебе разве что—то говорил про мелких? Предлагал забыть о них, бросить?
Опускает голову и мотает головой. А надо, чтобы смотрела на меня, чтобы верила мне.
— Дома, где я жил, и куда ты переедешь, уже готова спальня твоим сестричкам. Пока только кровати и шкафы. Остальное ты сама выберешь, или они. Я покажу, как. Кстати, кровати Дейв собирал. Тот, у которого нет мозгов по мнению твоих мелких.
— Это Даша.
— Что Даша?
— Ну, про мозги. Она иногда такое выдает, у меня краски не хватает краснеть.
— Я познаю мир в действии. Сам такой был. Только я руками: лез везде, ломал все, что ломается. И не ломается тоже. Мне вроде три было, когда я довел бабушку, колотя поленом по стеклу камина. Огнеупорное, между прочим, и очень прочное!
— А зачем?
— Кто—то сказал, оно не бьется. Короче, оно бьется. Но не с первого раза.
Ксюша расслабляется и смеется. Вот так—то лучше.
— Давай теперь вернемся к вопросу Антона, м? Почему ты не хотела ему быть должна и вообще, откуда эти мысли взялись? — Этот момент меня очень волнует. Тоха должен мне, и первую часть уже «выплатил». Нос подлечит и продолжим.
— Но это же он привез меня сюда вот, когда мне плохо стало…
— Ксюш, прости, что перебиваю. Я сейчас сэкономлю нам время. Я был на той вечеринке, не сразу только понял, что тебя накачали. Когда тебе было плохо, я уже был с тобой, сюда приехал тоже я. Ну и про беременность узнал, соответственно, тоже здесь. Правильно понимаю, ты не была в курсе своего положения?
Потому что, если знала и пошла в этот вертеп… Да нет…
— Не знала. Я когда заподозрила, сделала тесты. Они показали, что нет. А оказалось, не то купила. Ну там пачки с другими похожи.
— Маленькая ты моя балда, — не могу больше отказывать себе в удовольствии. С первых минут, как увидел её, держу в кулаке силу воли. Наклоняюсь и целую. Сейчас немножечко… капельку… и продолжим…
Кого я обманываю? Её? Себя? «Немножечко» перетекает в… короче, долго… особенно, когда Ксюша отвечает и прижимается теснее.
— Т—ш—ш, нам сейчас нельзя.
Стопорю себя в первую очередь. Совсем крыша поехала: девчонка в таком состоянии в больнице, а я думаю нижними мозгами. Извращенец, блин.
— В общем, я приехал к тебе на следующий день. А ты пропала. Сразу кинулся тебя искать. — Поглаживаю плечики, кайфуя от простых прикосновений. Рядом. Она рядом. Душа просто поет!
— Я испугалась…
— Я понимаю… — Вспоминаю кое—что: — Я заходил к тебе той ночью в палату. Ты спала, но открыла глаза, когда я подошел. Помнишь что я тебе сказал?
— Я думала, это сон. Плохо помню весь вечер. Какими—то вспышками. А что ты мне говорил?
Наклоняюсь, убирая локон от щеки. Провожу языком по нижней губе и шепчу в раскрытые губы:
— Я сказал, что люблю тебя…
Глава 25
Ксюша.
— Я сказал, что люблю тебя.
Сказал, что люблю… люблю… люблю…
В голове просто заело. Повторяю и повторяю слова, чтобы пропитаться ими. Чтобы поверить.
Я привыкла к другой любви. Безусловной. Той, которой родители любят своих детей. До смерти папы я ведь жила счастливо, была единственной и неповторимой для родителей. Это потом уже всё сломалось.
Меня любят сестренки. Но их любовь тоже другая. Чистая и искренняя. Не за что-то или вопреки, а потому что я есть в их жизни. Чувства детей, которые таким образом благодарят за заботу и тепло, отдаваемое им.
А вот слова Егора… это же, получается, осознанный выбор? И вот вроде искренен он, открыт, на все вопросы отвечает, а точит червячок… точит… Хочу поверить, но боюсь. Наверное, так могу сформулировать свои опасения. Не слишком ли быстро?
Пока влюбленный сопит в подушку, устроившись на кресле сбоку кровати, смотрю на него и думаю, думаю… Благо, времени теперь… аж три недели…
Перебираю мысленно последний месяц жизни. Учёбу, к которой так стремилась, и в итоге пропускаю всё больше и больше. Работу, для которой пока оформлен больничный, но, скорее всего, придется искать что-то другое. Свое положение. Слова «беременность» сознательно избегаю. Я не просто не привыкла, а до сих пор в состоянии шока. Жизнь вертит меня, как щепку, в водовороте. Вот я одна заливаюсь слезами, а в следующую секунду любима и плачу уже от счастья.
И хоть бы где-нибудь был проблеск с ответом: что делать-то? Как быть дальше?
Егор, конечно, четко обозначил наше будущее в ближайшее время. Он хочет, чтобы я переехала к нему. Не против присутствия моих сестер. Но… Это, скажем так, план на два — три месяца. А потом?
Что будет, если пойдет не по плану лечение? Если не смогут сохранить? Из разговоров я поняла, что моему малышу уже досталось больше, чем многим за всю жизнь. Одно то, как я запрещала себе его любить. Конечно, любила. Сразу. Но ведь запрещала же думать.
Закрываю лицо ладонями — не хочу будить парня. Лицо и без моих причуд уставшее, под глазами синяки. Его вырубило моментально. После своего признания целовал, шептал нежности, а потом вдруг прилег рядом и ровно задышал. Как Дашка. Та может бегать, прыгать, кричать. А потом упадет в кроватку и спит до утра. Пару раз стоя выключалась даже.
— Ксюш, малыш, ты плачешь? — Сонный Егор такой милый. И этот голос с хрипотцой… — Посмотри на меня.
Разбудила-таки…
Убирает руки и наклоняется ко мне. В свете ночника его глаза кажутся черными, как ночь. И даже темнее.
— Приснилось что-то, да?
— Нет. Я не хотела будить. Извини. Мне просто… просто страшно, Егор. Очень страшно. Что будет в будущем?
— Ксюш, я не провидец и не могу такого тебе сказать. Масштабно не могу. Двигайся. Раз не спим, будем разговоры разговаривать.
Сам аккуратно подвигает меня и устраивается сбоку. И так ловко, как будто не первый раз проделывает. Еще один червячок с сомнениями в копилку. Кто знает, сколько в жизни парня таких,
