50 оттенков рассвета - Аля Драгам
— Подожди. Твой отец знал, что смертельно болен?
— Знал. Понимаю, о чем ты спрашиваешь. Он не лечился. Когда стало совсем плохо, сказал, что выбрал несколько месяцев полноценной жизни, чем год скитаний по больницам. Исход одинаковый, но эти месяцы он прожил по-настоящему.
Стираю ладонями слезы, потому что вспоминать больно. А еще очень страшно думать о том, что все могло быть не так. А если бы он начал лечение и вылечился? Если бы операция помогла? Но он сам решил за всех. За себя, за меня, за бабушку…
— Тихо, тихо, малыш. Плакать не будем. — Артур ласково гладит меня по спине и волосам, целует в висок и терпеливо ждет, пока я не перестану всхлипывать.
— Я… — Еще икоты не хватало… — Я успокоилась.
— Вижу. Прости, солнышко, что заставил говорить об этом. Мне важно знать всё до мелочей, чтобы понимать, как нам действовать дальше. Но и через слёзы мы вспоминать не будем. Я подожду, пока ты созреешь рассказать, хорошо? А пока полечим мою девочку, чтобы ушла слабость.
Арт говорит и параллельно укладывает меня на спину. Пристально смотрит в глаза и вдруг резко переворачивает на живот.
— Что ты? — Пищу от неожиданности.
— Я обещал подуть. И всегда сдерживаю обещания.
— Оооой…
Спины касается прохладный воздух, а щеки заливаются краской. Он не просто дует. Он наклоняется и осторожно прикусывает ягодицу, а потом также осторожно целует место укуса.
Меня самым настоящим образом начинает трясти, а Артур не просто выводит узоры там, где это… мамочки, это же просто… просто неприлично, неправильно… но бесконечно приятнооооо… Так вот, не только скользит губами по коже, он еще и рукам устроит экскурсию по моему телу. Горячие ладони скользят вверх, останавливаясь на талии. Потом проходятся по всей спине, и одна рука несильно сжимает мою шею. И горла вырывается тихий стон, и я прикусываю угол подушки.
Благодаря тому, что в плате царит тишина, нам отлично слышно происходящее вне стен помещения. Тяжёлые шаги кажутся галлюцинацией. Он не может сюда приехать. Он же… он же был уже здесь.
Начинаю дергаться, чтобы сказать Артуру, кто там, но не успеваю. Дверь распахивается и в палату влетает злющий… Николай Евгеньевич Каминский.
— Что здесь?... — Он, наверное, по обыкновению брызжет слюной, и тыкает в нас своим жирным пальцем. Он всегда так делает, когда находится в ярости.
Суетливо начинаю искать руками одеяло, чтобы прикрыться, но не нахожу. А когда нахожу, понимаю — на нём сидит Артур.
Его руки по-прежнему на моей спине: я чувствую, как напряжены пальцы.
— Будьте любезны выйти и войти после стука. В палату к пациентам врываться непозволительно, если дело не касается экстренной помощи.
Голос Артура звучит уверенно и властно.
— Слышь ты, как тебя…
— Повторяю. Выходим из палаты и входим только после разрешения.
— Да ты…
— Я сотрудник данной клиники, провожу регулярный осмотр. Представитесь?
— Каминский. Николай Евгеньевич. — Дядя подходит близко—близко и куда-то сосредоточено смотрит. — Врач высшей категории?
Видимо, на бейдже прочитал. Как хорошо, что Артур догадался фотографию вытащить, оставив только имя.
— Именно. Сочетанием приемов перкуссионного и вибрационного массажа используется как эффективное средство для дренажа легких. Запомнили, Евангелина?
Артур перестает обращать внимание на моего родственника и ведет себя так, будто реально делает мне массаж и буквально пару минут назад не лапал мое тело самым откровенным образом.
— Запомнила, — пищу.
— Я Вам еще раз укажу в выписке. — Артур отрывает руки от моей кожи и привстав, накрывает мою спину одеялом. Что-то сосредоточено пишет на листке бумаги, прикрепленном на планшете, с которым он все время приходит.
Незаметно выдыхаю и отворачиваюсь к стенке.
— Вы еще здесь? Время визитов вышло, пациентке показан покой.
— Ты чё чешешь, это блатная клиника.
— Правила коммерческих клиник предусматривают возможность отказа в сотрудничестве без объяснения причин. В палаты допускаются близкие родственники. Вы, как я понимаю, близким не являетесь. Мне вызвать охрану?
Сгораю от страха перед этим монстром. Сворачиваюсь в клубочек под одеялом и молюсь, что дядя Коля послушался и ушел.
— Урод, бля. — В сторону Арта летит грязное ругательство, но Николай выходит и даже закрывает дверь.
— Фуууууух, — шумно выдыхаю. — Откуда ты столько всего знаешь?
— Завтра расскажу. Мне пора, пока панику не устроили.
Артур наклоняется ко мне и дарит короткий поцелуй.
— Не скучай. Я напишу.
37.
Ева.
С уходом Артура в помещении становится на несколько градусов холоднее. Я физически ощущаю, как чернеет небо. Пусть это выражение образное и надо мной идеальный белый потолок, но…
Отворачиваюсь к стене, лихорадочно соображая, хорошо ли спрятан телефон. Коробку от него в спешке я отдать забыла, но вряд ли дядя полезет под матрас.
— Ну здравствуй… племянница!
И почему из его уст это слышится, как грязное ругательство?! Ну что, что в моей жизни пошло не так? Почему любящий когда-то дядя стал невыносимым и ненавистным чудовищем? Я знаю, да, что люди не меняются и он просто до поры до времени носил выгодную маску. Наверное, надо было обратить внимание на череду женщин, с которыми он жил, на их поведение, на то, что ни с одной из бывших он не расставался хорошо… Но до подобных ли наблюдений мне было? Я ребенком ждала его приездов и подарков, на которые он раньше не скупился. Отец очень любил брата и всегда готов был прийти ему на помощь.
Пришел и сейчас, судя по всему, вверив мою судьбу в руки этого страшного человека.
В глубине души я понимаю (или хочу надеяться), что Артур ведет себя так, что хочет… хочет, чтобы я освободилась от этих людей. Но он не представляет, насколько они страшны и что принадлежащее им они просто так не отпускают. По коже бегут мурашки каждый раз, когда я вспоминаю рассказ Юлии.
— Забыла о манерах?
Задумалась… блин…
— Извините. Добрый вечер
— Добрый, добрый. Ну что, помог массаж?
— Я, — краснею и прячу смущение под одеялом, залезая практически полностью, — я не знаю. Это, наверное, анализы покажут.
— Что ты там бормочешь? Четко и внятно скажи.
Высовываю нос и повторяю: — Анализы должны показывать.
— Анализы. Хорошо… — Постукивает себя пальцами по подбородку. Исподтишка рассматриваю его и прихожу
