Дерзкие. Будешь должна - Катерина Пелевина
— Блин, крутая вещь…Не верится конечно, что всё это даром. Надеюсь, Катька тебе реально нравится, — говорит мой тринадцатилетний брат!!! Охренеть! Блин.
— Больше, — отвечает Глеб спокойным тоном, а я просто стою как истукан и не знаю, что мне делать. В смысле больше? В смысле? Что, блин, это значит?!
Трясусь, бесшумно отхожу от двери, а потом более громко делаю уверенные шаги в его комнату.
— Всё готово. Вы тут как?
— Нормально, — отвечает Глеб и встаёт с пола. Наверное, разруха и хаос, что творятся в Серёжкиной комнате выбивают из колеи. Но он вообще не подаёт вида, что ему всё это важно. Хотя наш дом уже на ладан дышит.
Моет руки, идём на кухню. Мама начинает расспрашивать его о том, о сём. И вроде всё идёт нормально, пока Глебу не приходится начать щепетильную тему.
— Анастасия Викторовна, тут такое дело. Мы не просто так приехали. В общем. За вами некоторое время люди будут приглядывать. Для безопасности. Вы ничего не бойтесь. Я номер оставлю свой. Если что звоните мне.
— Какие ещё люди? — мама как сидела, так и осунулась. А Глеб смотрит на неё уверенным непробиваемым взглядом.
— Охрана. Так надо. Не спрашивайте. Из-за меня всё. Приношу извинения. Но мне важно, чтобы с Вашим сыном и Вами всё было хорошо, — заявляет он, пока мама ловит воздух губами, а я молчу. Стыдно до ужаса. Взгляд увожу, а Глебу звонок поступает.
— Глеб Александрович, тут мужик буйный, по описанию Трацкий старший. Пропускать?
Я каждое слово слышу. И мне теперь страшно, а ещё неприятно. Глеб смотрит на меня с укоризной и наклонятся к моему уху.
— Чё сразу не сказала, что отец у тебя такой? Что брата пиздит?
— Зачем? Это же отец, как ни крути, он отцом и останется.
— Мне ли не знать, — отвечает он с улыбкой. — Но я больше не дам ему кого-то трогать. Извини меня, но нет.
Хмурюсь. Вцеплюсь в его руку.
— Что ты собрался делать?! Глеб! — кричу молящим шёпотом в его ухо, а он продолжает свой разговор.
— Запустите. Всё нормально, — после небольшой паузы смотрит на меня. — Что бы сейчас ни было, сиди и не выходи.
Слышу звуки в коридоре. Кажется, отец вернулся и начинает распинывать коробки. Как всегда, буянит и раздражается на ровном месте. Сам в своей жизни ни на что не заработал. Жили всегда в нищете, зато по первому поводу всем выписывает. И бухает как не в себя.
— Это ещё чё за хуета? Чё за тачка там, Настя?! — кричит он со входа, и наши с мамой взгляды встречаются в панике.
— Глеб, я прошу тебя…Не надо, пожалуйста… — повторяю я как мантру, потому что чувствую, как его спина напрягается. У него такие мышцы, что она становится камнем за секунду.
Он молчит, а у меня сейчас инфаркт случится. У Серёжи с матерью, кажется, тоже. Он касается моего колена под столом. Гладит, сжимает. И у меня от этого по всему телу будто электрический ток пробегает. От каждого его такого касания. Хотя я знаю, что я — лишь средство успокоения для него сейчас.
— Эй, я тебя спрашиваю, — отец заруливает на кухню и на секунду замолкает, глядя на меня своими охмелевшими злющими глазами. — Так это по твою душу, выходит…Блядина домой приехала. — цедит он. Мне кажется, что сейчас случится что-то очень и очень плохое. — Настя, какого хрена она тут сидит, да ещё и с ёбырем своим?! Я тебя спрашиваю, блядь! Отвечай. — стучит по столу, а в следующую секунду больно хватает маму за плечо. А дальше всё происходит как в настоящем кошмаре наяву…
Глава 16
(Глеб)
Мне ли не знать, что такое хуёвый отец. Но мой хотя бы что-то из себя представляет, а это…Это даже отцом назвать сложно. Смотрю на этого пацана — Серёжу, Катюху свою внутри него вижу, и у самого сердце кровью обливается. Это ж надо было так собственного сына задрочить. Мужик конечно растет, потому что не колется, но…Во взгляде полный пиздец. Будто ураганом всё хорошее сдуло нахрен. И если сейчас что-то не сделать. Если не помочь, вырастит Дьявол похлеще меня.
Катюха держится изо всех сил. Мать её вся забитая, измученная, несчастная. А она что? Такой же хочет быть? Нет конечно. Поэтому и свалила отсюда, как только поступила. Ещё и деньги ей отправляет. Я всё, что нужно узнал. Всё. Этим и занимался до поездки. И мне теперь кажется, что она нас с этим недобатей невольно сравнивает. Типа я такой же агрессор в её глазах. Теперь вот я это как никогда понимаю.
Сижу за столом, сжимая кулаки. Всеми силами держусь, но точно знаю, что если хоть что-то сделает. Хоть что-то агрессивное в адрес моей девочки — убью. Терплю оскорбления, даже когда они меня в фарш превращают. И всё внутри вдруг становится таким неважным. Все свои проблемы глубоко внутри прячу. И что вижу? Девочку эту маленькую, которая боится шевелиться. Которая в руку мне вцепилась и больно ей от всего, что происходит. А я колено её глажу. Успокаивает нереально.
А вот когда пакля этого мудозвона хватает её мать за плечо, тут меня уже коротит. Нет, не смогу. Не смогу я просто.
Одним рывком встаю и стискиваю ворот алкаша в кулак. Остервенело тащу его подальше. К выходу, захлопываю за собой дверь. И как бы её мать не старалась что-то кричать, упорно игнорирую. Катя молчит, Серёжа тоже. Хуйло что-то пытается сделать, но у него ж никаких шансов против меня. Рукой припечатываю его к полу, сажусь на грудную клетку, давлю коленом прямо на солнечное сплетение и раздаю удары в табло.
— Такой смелый, когда с детьми или женой, да? — когда начинаю говорить, уже понимаю, что не остановлюсь. Потому что это действует как сухая стружка. В мгновение вспыхивает. Помогает разгореться.
— Когда маленьких и слабых пиздишь? Когда нихуя за это ответка не прилетает?
Кровь струится. Глаза его заплывают ею.
