Джуд Деверо - Ласковый обманщик
— Двигайся, — внезапно сказал до сих пор молчавший громила, который их сопровождал, и подтолкнул Майка. Тому пришлось собрать всю силу воли, чтобы не отреагировать на столь фамильярное отношение. Он последовал за Самантой в дом.
Войдя, Саманта с удивлением стала рассматривать обстановку. Предназначенные для роскошной жизни комнаты были огромны. Они ломились от антиквариата, на стенах висели картины. В стенных нишах стояли фарфоровые вазы и статуэтки.
В то время как Саманта размечталась, представляя себя хозяйкой этого дома, в бальном платье и изумрудах, Майк глядел на интерьер с пренебрежением, как на нищенский подвал папы Карло. Он успел заметить, что антиквариат и фарфор в основном были подделкой, а картины — дешевыми копиями. А на обоях были заметны более светлые пятна там, наверное, когда-то тоже висели картины.
Кроме всего прочего, не было видно слуг, только «мальчики» с наушниками. Незаметно Майк провел пальцем по столу — пыль. В это время охранник поторопил их, и они последовали за ним в гостиную.
Она была большой и светлой, с окнами, выходящими на океан. Саманта тут же направилась к одному из них, чтобы полюбоваться видом, а Майк остался посередине комнаты, разглядывая обстановку. В углу в инвалидном кресле сидел старик, биографию которого он изучал последние несколько лет. Майк сразу узнал этого человека, хотя, как известно, его портретов не существовало. Бэррет всегда относился к фотографиям с патологической ненавистью.
На первый взгляд Бэррет выглядел, как любой другой мужчина в весьма преклонном возрасте: высохший, скрюченный, с посеревшей кожей. Вот только глаза… В его глазах по-прежнему можно было увидеть силу и ум, что позволили этому человеку пройти путь от никому не известного обитателя нью-йоркских трущоб до короля преступного мира этого города. И хотя кожа вокруг глаз была старой и морщинистой, в них угадывался прежний Бэррет.
Теперь же эти глаза разглядывали Майка. Бэррет вначале окинул взором Саманту, но тут же потерял к ней интерес, будто она не имела для него существенного значения. А вот Майка он рассматривал внимательно, с ног до головы, будто прикидывая его физическую силу и пытаясь вникнуть, что творится у него в мыслях. Майка помимо его воли просто передернуло. Казалось, его подвергли какому-то сверхъестественному осмотру и изучили насквозь, включая и душу.
— Присядьте, — прошептал старик. Его голос был так же слаб, как и его жалкое тело. Майк подумал, что Бэррета приводит в ярость собственная физическая немощь.
Саманта вздрогнула от неожиданно услышанного голоса. Она не подозревала, что кто-то еще присутствует в комнате. Обернувшись, увидела небольшого, сухого старика, сидящего в инвалидном кресле. И тотчас прониклась жалостью к этому человеку, думая, насколько ему должно быть одиноко в этом огромном доме. Есть ли у него друзья и близкие? Она улыбнулась ему.
Он ответил ей тем, что можно очень условно назвать улыбкой. И она подумала: «Боже правый, он застенчив». Подойдя к старику, Саманта подала ему руку, он долго поворачивал ее в своей сухой, мягкой ладони, будто изучая юную кожу.
Затем он отпустил руку Саманты и жестом снова пригласил ее и Майка присесть. Саманта хотела сесть на стул, но Майк посадил ее рядом с собой на диване. Состроив ему незаметно от Бэррета гримасу, она села на краешек дивана, а Майк расположился, широко опершись на спинку.
— Вы приехали узнать о Макси? — спросил Бэррет.
Саманта раньше не особенно интересовалась этой встречей. Ее мысли были заняты тем, как бы избавиться от Майка и поскорее убраться из Нью-Йорка. Но сейчас она была заинтригована.
— Моя бабушка покинула семью, когда мне был всего год и я… мы подумали, что, возможно… — Она опустила глаза.
Приведя в действие электродвигатель своего инвалидного кресла, Бэррет подъехал ближе к ней и вновь взял ее руку.
— И вы хотите узнать, ушла ли Макси из дома, чтобы быть со мной?
— На самом деле… — Саманта запнулась, но, взглянув на Бэррета, уже уверенно сказала: — Да, именно так.
Он тепло улыбнулся ей и сжал ее ладонь:
— Никогда в жизни я не был столь польщен.
Бэррет поднял руку и, взяв Саманту за подбородок, повернул ее голову так, что солнечные лучи заиграли в ее волосах и на щеке.
Обычно Саманту раздражало прикосновение чужих рук, но сейчас она думала только о том, что этот человек может оказаться ее единственным оставшимся в живых родственником и что ей некуда податься, если она покинет дом Майка.
Бэррет опустил руку.
— Ты похожа на нее. Очень похожа.
— Мне говорили. — Она склонилась к нему и накрыла своей ладонью его руку. — Вы знаете, что случилось с моей бабушкой?
Он отрицательно покачал головой.
— Она исчезла из моей жизни 12 мая 1928 года. С тех пор я ее не видел.
Саманта тяжело выдохнула все накопившееся напряжение Внезапно она почувствовала, будто понесла очередную утрату. Хоть она и сказала Майку, что ей безразлична бабушка, которая предала семью, про себя Саманта знала: если бы старая женщина по имени Гертруда Эллиот, или Макси, вошла сейчас в дверь, она бросилась бы ей на шею.
— Я до конца никогда не верила… — начала Саманта, спотыкаясь на каждом слове, и умолкла, не зная, что сказать дальше. Не могла же она спросить: да, между прочим, а не было ли случайно у вас с моей бабушкой в то время романчика, и не появился ли в результате на свет мальчик, который потом стал моим отцом?
— Давайте пройдем сюда, — предложил Бэррет и двинулся вперед в своем кресле, указывая путь. — Мы выпьем чаю, и я расскажу все, что знаю.
— Да, пожалуйста. — Саманта быстро вскочила и направилась за ним.
Майк, о котором она почти совсем забыла, взял ее под руку. При этом он как-то странно посмотрел на нее, как будто хотел о чем-то предупредить, но у нее не было ни времени, ни желания попытаться разобраться в том, что же беспокоило его.
Они последовали за стариком в красивую комнату в белых и желтых тонах, с большим овальным окном, выходящим на пляж и океан. Саманта залюбовалась красотой пейзажа, старательно не желая замечать четверых охранников, двое из которых прохаживались взад и вперед по пляжу с собаками на поводке.
Круглый стол, возле которого стояло только два стула, был сервирован симпатичным чайником и парой чашек с блюдцами. На большом блюде красовались маленькие пирожные далеко не первой свежести.
— Ты не похозяйничаешь? — спросил Бэррет Саманту, чем доставил ей искреннее удовольствие. Сам же он отказался от еды и тихо сидел, наблюдая за Самантой и Майком.
— Если тебя соответствующим образом одеть и сделать другую прическу, ты была бы вылитая Макси, — прошептал он. — Даже движения у вас одинаковые. Скажи, дорогая, ты поешь?
