Моя Мия. На осколках первой любви (СИ) - Коваль Лина
– Я сама знаю, – зыркаю на него немного сердито.
Пытаясь не смотреть, как он поправляет штаны, выбираюсь из «БМВ» и глотаю холодные снежинки.
Круго́м лес, снег и дорога. Жутковато.
Поглядывая на Громова, тут же запустившего работу дворников на лобовом стекле, извлекаю из кармана телефон и трусливо надеюсь на отсутствие в этой глуши какой-либо связи.
– Чёрт тебя дери, Тайка, – шепчу, когда вижу три чёрных кружочка и два белых в верхнем левом углу на экране своего айфона. Звони не хочу!
Ищу нужный контакт и грею руки дыханием, жду.
– Мийка, – восклицает подруга, как только берёт трубку.
– Привет, – говорю тихо.
– Куда пропала? Мы тебя потеряли.
– Тая, – произношу строго. – Зачем ты это делаешь?
– Что?
– Я всё знаю, – чувствую, как глаза снова наполняются слезами.
Это слабость, конечно.
– Что знаешь? – строит из себя святую.
– Ты была в рекламном агентстве и это ты…
– И что из этого? – спрашивает она весело. – Классно же.
– Что тут классного? – взрываюсь.
– Я за тебя отомстила, дурёха. Спасибо потом скажешь.
– За меня?
– Ну, конечно. Таскаешься со своим Громовым, а он с другой трахается перед твоим носом. Соперниц надо убирать жёстко, а ты добрая душа…
– А ты, стало быть, злая?
– Я справедливая. И не такая всепонимающая. Думаешь, я не вижу, как ты переживаешь? Похудела вон как.
– И что, надо издеваться надо мной?
– Да кто над тобой издевался-то.
– Как ты вообще могла такое придумать? И зачем мой блокнот взяла? – спина покрывается мурашками.
– Это показалось мне забавным. Вендетта, как в фильмах… Получилось само собой, ты не думай.
– Я в шоке, – мотаю головой.
Холод пробирается под куртку и царапает кожу на животе. Снег под ногами поскрипывает. Громов сложил локти на руле и взглядом гипнотизирует.
– Да отчего в шоке-то, – удивляется Тая. – Подумаешь, пошутила… Ещё и денег не хватило, пришлось родительскими презентами платить. Слышала пословицу? Богу – богово, кесарю – кесарево.
– Ну и?
– А шлюхе – шлюхово, – смеется Тайка. – Тебе было плохо, я помогла, как могла, и сейчас я же хреновая?
Морщусь. Что-то не сходится…
– А видео зачем? Сообщения?
– Какое видео? – удивляется Валеева.
– Хватит врать, – всхлипываю и зажимаю подбородок рукой.
Всё напряжение с Нового года вдруг выплёскивается.
– Я не вру, – вскрикивает Тая.
– Да пошла ты, – отбиваю звонок.
Отомстить она хотела. Никогда не прощу…
Грею руки в карманах, пытаясь успокоиться.
В полнейшем молчании сажусь в машину.
Мирон, окинув меня тяжёлым взглядом, качает головой. Протягивает салфетку и спрашивает:
– Домой?
– Да.
Пока едем до коттеджного посёлка, вычищаю мессенджеры.
В первую очередь удаляюсь из «Модной четвёрки» и пишу Ивке, что всё ей позже объясню. Потом убираю Валееву из друзей в соцсетях.
Реву навзрыд, шмыгая носом. Прочные связи рвать непросто…
– Приехали, – проговаривает Мирон тихо, когда паркуется у резных ворот и тут же отстранённо добавляет. – У тебя, кажется, гости?
Поднимаю голову и сквозь заплывшие глаза, наблюдаю, как широким шагом к нам направляется Лёва.
Глава 30. Простывшая Мия.
– Пока-пока, – быстро прощаюсь, Мирон отстёгивает ремень и тянется за курткой, задевая моё плечо грудью.
Вспыхиваю и поспешно хватаю рюкзак с колен.
– Я тебя провожу, – хрипит он еле слышно. Как решение, которое не стоит даже пытаться обсуждать.
Но это не так, чёрт возьми!
Он будет со мной считаться или нет?!
Резко разворачиваюсь и шмыгаю носом. Кажется, ещё и простыла. Вдруг накатывает такая усталость, что тошно становится.
Эмоций перебор.
– Нет, – твёрдо произношу и позволяю прозрачным глазам изучить моё измученное лицо.
– Что значит «нет»? – спрашивает Громов, облизывая пересохшие губы. – Ты в себе?..
– То и значит, – уставляюсь на него. – Ты не будешь с ним сейчас разговаривать, – киваю в сторону Льва. – И тем более не будешь ничего ему рассказывать. Я сама с ним поговорю.
– С чего бы это? – выглядывает из-за моего плеча Мирон, раздувая ноздри.
Сопровождаю взбешённый взгляд, тоже упираясь в мощную фигуру своего парня. Демидов остановился в двух метрах от «БМВ» и сложил руки на груди.
Ждёт, пока я выйду.
На невозмутимом лице абсолютный штиль. Впрочем, как и всегда.
Вежливо ему улыбаюсь и машу рукой.
Твою мать.
Придётся как-то объяснять своё двухдневное отсутствие.
– Может… ты сейчас ещё с ним поцелуешься? – цедит Громов сквозь зубы. – К нему поедешь?.. Не знаю, как там у вас принято.
Словно по щекам бьёт словами.
Мой подбородок трясётся от обиды, но я резко стряхиваю с лица любые эмоции, которые он мог бы уловить. Пусть это будет очередным щелчком по носу.
Мне всё равно.
Я устала. Я хочу в постель. Спать.
Широкие плечи трясутся от злости, глаза кровью наливаются.
Он бесится. Ему больно?
Ревнует?..
– Я не хочу, чтобы Демидов больше тебя касался.
– Ты сам попросил меня о времени. А я чем хуже?
Мирон закатывает глаза и громко матерится.
– Иди в дом, Карамелина. Я сам ему всё объясню, – приказывает.
Черт. Черт. Черт.
Почему он думает, что если я призналась в любви, то буду беспрекословно слушаться?
– Только попробуй, – тихо произношу и сжимаю зубы до треска.
Смотрим друг на друга в упор, пока в стекло с моей стороны не прилетает нервный стук.
– Давай. Я. Всё. Ему. Объясню.
Каждое слово вдалбливает. Ёжусь от начинающейся лихорадки.
– Пока, Мирон, – шепчу, выбираясь на улицу.
Задыхаюсь от налетевшего порыва ветра.
Лёва осматривает меня с ног до головы и кривит губы. Быстро чмокает в щёку. Проигнорировав Громова, захватывает мою ладонь и ведёт к дому.
Мурашки по телу разлетаются.
Душа обратно рвётся.
Прожигающий взгляд греет спину ровно до того момента, пока я не вздрагиваю от пробуксовки и рёва двигателя.
– Придурок, – цедит Демидов и сжимает мою руку.
– Не говори так, – прошу недовольно. – Мне неприятно.
Он деликатно молчит и придерживает дверь.
Захожу в дом и вдыхаю аромат свежей выпечки. Скидываю обувь и, дотянувшись до крючка, убираю пуховик.
Шапку Громова малодушно прячу в рюкзак.
Озираюсь.
Боже. Ощущение, что дома меня не было с неделю. Соскучилась.
– Мия, – восклицает мама приближаясь. – Мы заждались, – мажет тёплым взглядом по лицу Демидова. – Почему так долго?
– Трасса завалена, – вру напропалую. – Долго получилось.
Под внимательным взглядом вспыхиваю.
– Ну, как вы там? Где Мирона потеряла?
– Он уехал, – говорю, пытаясь скрыть свои эмоции по этому поводу.
Уехал.
Надеюсь, не навсегда?.. И не к Ладе?
А если к ней – пусть катится.
Едва начавшаяся лихорадка, заставляет дрожать.
– А где папа?
– Он у Громовых, – мама трудно вздыхает. – А мне не здоровится.
– Что случилось? – взволнованно осматриваю внушительный живот. – Роды? Уже?
– Сплюнь, – смеётся она. – Ещё две недели. Просто давит кругом, нет настроения принимать гостей или самой собираться. Мальчишки убежали Юльку доставать.
Хохочу и вспоминаю о присутствии Льва, устроившегося у лестницы.
– Помнишь, Юльку? – спрашиваю у него успокоившись. – Которая сбила тебя с ног.
– Сбила с ног, – угрюмо передразнивает. – Там было скользко, и я просто не заметил её. Не успел сгруппироваться.
– Юлька у меня такая. Сгруппироваться точно не получится, – с гордостью выговариваю.
Демидов пропускает мимо ушей.
– Ты голодная? – спрашивает мама. – Льва я чаем напоила.
– Нет, – мотаю головой. – Мне что-то не здоровится. Мы наверху будем.
Поднимаюсь по лестнице, чувствуя на пояснице и ягодицах тяжёлый взгляд. Он же не заметит отсутствия трусов под легинсами?
