Где начинается радуга? - Ирина Леухина
Он меня поцеловал.
Я ему нравлюсь.
Но разве этого достаточно? А Арина?
Вглядываюсь в лицо подруги. Ведь подруги?
И кровь возвращается на места. Она как цветок тянется к нему.
Может мне нужно отступить. И возможно помочь ей быть с Глебом.
А я?
А я уеду через полгода. Буду моделью. А они останутся здесь. И будут все счастливы.
— Согласна, — киваю Матвею и оборачиваюсь. Я выдыхаю, чтобы расслабить напряженные мышцы лица. — Но Вселенная в принципе саркастичная дама.
— Потому что заставляет смотреть на это?
Матвей делает глоток из бутылки и пьяно вглядывается в меня.
— Скорее принуждает встречать проблемы в твоем лице, — хмыкаю я и замечаю бегающую Свету. Она заглядывает за каждый угол в поисках чего-то. Или кого-то очень похожего на парня, который пьет напротив меня. — И не позволяет мне захотеть уйти в монастырь.
Добавляю я.
В монастыре может нет интриг и подстав. Окунаюсь я в фальшивую фантазию.
— Тебе в монастырь нельзя, — серьезно отвечает Матвей и покачиваясь опирается одной рукой на меня.
— Я что, по-твоему, не достойна внутреннего покоя?
Скидываю руку, а он наклоняет голову в бок и ухмыляется.
— Ты, Малахит, может и получишь в монастыре внутренний покой. Но местные монашки растеряют свой из-за тебя.
— Но я тут причем, — вспыхиваю как антифриз. — Разве я нарываюсь на конфликт? Или, может, насмехаюсь над кем-то без причины. Я ведь хочу стать тенью.
— Если ты тень, — смеется Матвей и откидывает назад голову. — То мир обязан уйти в мрак.
— В твой? — вскидываю бровь.
— Можно и в мой. В этом мы с тобой хороши. Ты окутываешь тенью, а я заблудшую душу утаскиваю во мрак. Может все же выберешь меня?
Опять он за свое.
Я не буду выбирать. Я откажусь от обоих. Разве я обязана выбирать из тех, кто захотел меня. Если никто не привлекает. Почему девушка просто обязана обратить внимание на одного из претендентов.
Я могу и хочу отказать всем.
— Ты пьян, Матвей, — отталкиваю парня и обхожу его. Но его руки обхватывают мою талию и притягивают к себе. — Матвей. Хватит!
Голос дрогнул у меня.
Экстренное внутреннее чувство вопит.
Беги, Ксю. Беги!
— Я не договорил. Знаешь, Малахит, почему все теряют покой рядом с тобой?
— Нет, не знаю, — разжимаю пальцы Мрака, но он неожиданно нежно проводят по спине. И крепче перехватывает меня.
Не отвлекайся, Малахит.
Камень-талисман, помоги мне!
— Потому что ты скала, Малахит. Ты истинный камень. Которым хотят обладать. Которым хотят стать. Ты словно снисходишь до остальных. И чтобы хоть как-то привлечь твое внимание, остается либо подружиться, либо доконать. Вот и думай теперь, что с этим делать.
Смеется Матвей и притягивает мое тело к своему. Я ощущаю каждый выступ его мускулистого тела. Крепкий пресс, сильные ноги и его возбуждение.
Я отвлеклась на его слова, а мое тело отреагировало на мощь парня. Трепет и волнение. Я чуть сбилась в помутнение.
Но голова заработала, когда Матвей жестко притянул меня и поцеловал. Секундное промедление и его язык ворвался в мой рот.
Мне оставалось только мычать.
Я мычала и била руками по его плечам, пытаясь вразумить и остановить.
Все тщетно.
Мои ноги он сжал своими. Тело прижал своим. А руки перехватил своей.
Мимолетное возбуждение схлынуло. А другое чувство поднималось и разрасталось.
Волна черно-красного чувства. Ядреная смесь черного гнева — как осминожные чернила, и красной ярости — как вулканогенная лава, разрывали меня.
НО.
Бессилие.
И чертово чувство беспомощности убивали заживо.
Резали без опия.
Я хотела бить и кидать в смертника колья. Но вместо этого толкалась всем телом, пытаясь вырваться из рук нарушителя моего внутреннего покоя.
Чтоб его Света до загса смогла довести!
Мой самоконтроль чувств сломался. Потому что я почувствовала влагу на щеках. Привкус поцелуев изменился. Они стали солеными.
Я что? Плачу?!
Из-за козла? Плачу потому что один идиот вздумал тебя поцеловать. Не спросив.
Убью гада.
Когда отпустит.
— Отвали от нее!
Кто-то оторвал от меня Матвея.
Я заплаканная, злая и заторможенная следила за полетом почти насильника в стенку. Как он врезается в камень. Как затылком он бьется об зеркало. И разлетаются осколки.
Меня обняли, и чужие волосы попали в глаза и в рот.
— Ксюша. Ксюша! — трясли меня руки. — Открой глаза. Все хорошо.
Голос Арины.
А вот остальные звуки… Что-то падает. Кто-то кричит. Глухие удары. И стоны.
— Матвей бей его, — Света орет как заядлая фанатка футбола.
— Глеб, справа. Слева, — девчачьи голоса поддерживали своего кумира.
Тру лицо и открываю глаза.
Толпа школьников сгрудились вокруг драчунов. Кто-то кричал, кто-то переговаривался друг с другом, а кто-то подбадривал. Но никто не рвался их разнимать.
Стираю след насильственного поцелуя с губ и по стеночке поднимаюсь.
— Ксюша, что случилось? Глеб сорвался. Я таким его никогда не видела! — хныкнула Арина. — Он такой бешеный стал, когда увидел вас. Вы целовались… Добровольно ведь?
— Нет.
Собираю мысли в кучу.
Надо их остановить. Но как?
У меня трясутся руки. Голова гудит. Мысль не идет.
А грохот становится громче. Зрители подбадривают друг друга, а кто-то устроил тотализатор. Другие снимают на камеру.
Придурки!
Драка ведь административка.
— Расступись! — бас Рустама заткнул всех. — Расступитесь, кому говорю.
Он расталкивает толпу и хватает за шкирку Матвея и Глеба.
— Уймитесь, — гаркнул он.
И повел драчунов на улицу.
Арина подхватила меня и повела на кухню. Она закрыла дверь и посадила на стул. За дверью гвалт не прекращался. Рустам словно перекрыл кислород им на время, а как ушел, с собой забрал чеку.
Выходить мне нельзя.
— Держи, — Арина мне протягивает стакан с водой и садится напротив. Выпиваю воду. Несколько капель не попали и стекли по моей губе на шею. — Ксюша, — тихонько позвала меня девушка и виновата взглянула. — Вы вместе?
— Я? — не понимаю о чем она. Встаю и наливаю себе еще воды. — Ты про кого?
— Тебя и Глеба.
Что я ей могу ответить.
Ведь ответ ни да и ни нет.
Мы не встречаемся. Но и между нами что-то происходит. Но что? Не могу описать даже я сама. Как уж ей рассказать.
— Арина…
— Ксюш, ты ведь догадалась про мои чувства.
…
— Но если у вас чувства, то я не могу вставать между вами.
Я со стуком ставлю стакан и из него выливается вода. И дверь на кухню раскрывается с пинка. Глеб с синяком на подбородке, со струйкой крови между носом и губой, с взъерошенными волосами.
Он
