Развод. Ты меня предал (СИ) - Арская Арина
— Ада!
— А вдруг я бы напоролась на какого-нибудь маньяка? А? Или на грузчиков-маньяков?
— Да ты не просила найти грузчиков!
— Да обо всем тебя надо просить! — я продолжаю закручивать гайки. — Может, надо было на колени упасть? Я — твоя жена! Ясно?! Я не должна ни о чем тебя просить!
— Позвонить могла?! — кажется, я слышу, как закипают мозги в черепе Матвея.
— Чтобы опять услышать твое унылое и презрительное “да, Ада”? — вскидываю бровь. — Ни “привет” тебе, дорогая! Ни “как дела”! Ты даже с секретарем так не разговариваешь!
Матвей медленно выдыхает, сжимает переносицу и закрывает глаза.
— И вот что это? — едко интересуюсь я. — Ты опять намекаешь, что я дура? Что я тебя достала? Что я истеричка?
— Да твою ж мать…
— Не смей еще и мать мою сюда привлекать! Она, может, и стерва, но не смей!
А теперь самое время обиженно ретироваться. Покачиваясь на неустойчивых каблуках и путаясь в полах пальто, я дефилирую к машине.
Ныряю в салон и громко захлопываю дверцу, чтобы показать Матвею, что я серьезно оскорблена.
— Мам? — Лиля оглядывается и вытаскивает наушник. В глазах паника. — Все в порядке.
— Да, — выдыхаю. — Я нашему папочке немного мозги вправила.
— И ты ему не сказала, что ты…
— Нет, — приглаживаю волосы. — Не посреди трассы такое говорить. И подожди чуток, его еще надо помариновать. И сам виноват, — смотрю на Барона, который зевает во всю свою зубастую пасть, — я и тебя выдрессирую. Будешь мне тапочки приносить.
Барон едва слышно поскуливает и уши прижимает.
— А ты как хотел? — откидываюсь назад и прикрываю глаза. — Жизнь она такая. Суровая.
Глава 52. Я займусь твоим шкафом
— Сейчас приедем, Лиля, — говорю я, когда мы заезжаем во двор дома, в котором я сняла квартиру, — шкафчик передвинем в моей комнате?
Недоуменное молчание, и я продолжаю:
— Стоит не там, где надо.
Кажется, даже в глазах Барона пробегает недоумение.
— А где должен? — осторожно спрашивает Лиля.
— Надо бы его в другой угол, — невозмутимо говорю я. — Пока он пустой надо передвинуть.
— Ты собралась посреди ночи передвигать шкаф? — мрачно спрашивает Матвей.
— Да мы тихонечко. По чуть-чуть.
Машина паркуется у фонаря рядом с детской площадкой,и я говорю:
— Ну, спокойной ночи.
Треплю Барона за уши и выхожу из машины.
— Пока, па, — вздыхает Лиля и выныривает за мной. — Мам, какой, блин, шкаф?
— Я тогда не усну, — важно дефилирую на тонких каблуках прочь.
Лиля тяжело вздыхает, плетется за мной, и у крыльца нашего подъезда мы слышим громкое:
— Стоять!
Мы с Лилей оглядываемся. К нам шагает злющий Матвей, а рядом с ним прихрамывает Барон, который в любопытстве озирается по сторонам.
— Что? — приподнимаю я бровь.
— Шкаф! — отвечает он, всплеснув руками. — Шкаф буду двигать! Посреди ночи!
— Да мы сами справимся, — пожимаю плечами
У Матвея рожа выражает “да что ты говоришь, моя милая и бесконечно любимая женушка?”.
— Матвей, уже поздно.
— Ага, и я про то же, — несколько шагов до нас — Но тебе ведь приспичило.
Барон согласно ворчит на своем собачьем языке, но потом отвлекается на бордюр, который увлеченно обнюхивает.
— Тебе шкаф надо двигать, — Матвей встает передо мной. — И если я сейчас уеду, то ты ведь не оставишь великие планы на перестановку.
— Нет, не оставлю.
— Тогда пошли двигать шкаф. Может, еще чего подвигаем.
— Комод бы еще переставила, — отвечаю с тихой провокацией. — И кровать к другой стене, а то неуютно.
— Отлично, — Матвей щурится и вглядывается в мои глаза с вызовом, а затем повышает голос, не отводя от меня взгляда, — Барон, фу!
Барон что-то выплевывает, недовольно причмокивает и подходит к ноге Матвея.
— У тебя, что, глаза на затылке? — удивляюсь я.
— Если собака затихла, то она что-то жрет, — Матвей выдыхает пар изо рта.
Я бы его сейчас поцеловала. Он такой злой, такой суровый и решительный, что хочется его объятий, но это сейчас лишнее.
Спугну. Приручать мужика — сложная наука. И вообще, это он должен хватать меня и целовать.
И я его подведу к этому.
И без жалости и сочувствия.
— Никогда бы не подумала, что ты такой знаток собак.
— Вот представь себе.
Лиля молча переводит взгляд с меня на Матвея и обратно. Прячет руки в карманы куртки.
— Шкаф, Ада, — напряженно шепчет Матвей, - а то я сейчас околею.
— Точно, — мило улыбаюсь, торопливо поднимаюсь по ступеням и бегу на носочках к входной двери.
Прикладываю магнитный ключ к домофону, открываю дверь, и в подъезд решительно врывается Барон.
— Кажись, он тоже замерз, — Лиля бежит за ним.
Пропускаю вперед Матвея, но он останавливается передо мной и шепчет:
— Может, еще ремонт в эту ночь начнем?
— Обои мне в этой квартире не нравятся, — вздыхаю я, — но о таких планах надо хозяйку предупреждать, а она, наверное, спит.
— А я ведь пошутил.
— А я нет, — взгляда не отвожу.
Он поддается в мою сторону, и его губы в паре сантиметров от моих. Сердечко замирает, руки немеют, и коленки вот-вот подкосятся. Прям как в юности.
— А ты уже выбрала те обои, которые тебе нравятся? — выдыхает мне в губы, цепко прищурившись.
— Еще не успела… Но хочу что-то нейтральное и пастельных тонов. Может, оттенки сиреневого?
Говорим об обоях, а сердце учащает бег, будто мы устроили друг другу словесное соблазнение.
И какое между нами напряжение.
Даже в восемнадцать лет такого не было. Тонкая натянутая струна, которая может в любой момент лопнуть.
— Вы там чего застряли?! — до нас доносится обеспокоенный голос Лили. — Лифт приехал!
— Мы идем, — резво забегаю в подъезд и слышу, как Матвей вслед шумно и хрипло выдыхает.
Через несколько секунд залетаю в лифтовую кабинку и шепчу Лиле, которая держит кнопку фиксации открытых дверей:
— Молодец.
— Почему? — косит на меня недоуменный взгляд.
— Вовремя нас окликнула.
Лиля приподнимает бровь.
— Работаем в команде, — мягко пихаю ее плечом, а к моему бедру с высунутым языком приваливается Барон.
Поднимает морду, когда я на него смотрю, смачно облизывается и опять тяжело дышит.
— И что ты хотел сожрать? — спрашиваю я его.
— Кусок грязной тряпки, — в лифт заходит Матвей. — Даже думать не хочу откуда эта тряпка.
Двери лифта закрываются, и Лиля нажимает кнопку нашего этажа.
— А он нас потом лижет… — шепчу я в широкую спину Матвея, к которой хочу прижаться
— Ага, — Перекатывается пяток на носки, немного вскинув лицо.
Вновь опускаю взгляд на Барона, который свесил язык влево и влюбленными глазами смотрит на меня. Елозит хвостом по полу.
— Нельзя есть тряпки, — тихо и строго говорю я, — иначе я буду ругаться, Барон. А ругаться я умею.
— Подтверждаю, — хмыкает Матвей, но без злости, а с теплотой.
— Я с тобой сегодня еще не ругалась, — скрещиваю руки на груди.
Матвей оглядывается, и я с угрозой улыбаюсь:
— Но у нас есть все шансы поскандалить.
— А поводом будет шкаф, который я буду не так двигать?
— Возможно.
— И на строгие инструкции мне не стоит рассчитывать?
Двери лифта разъезжаются, и Лиля наваливается на Матвея, закинув на его плечи руки:
— Идем! Я устала!
И он принимает это физический контакт, как тогда, когда в нашей жизни все было хорошо и спокойно. Она вновь может вешаться на него, как озорная мартышка.
Глава 53. Ада, поговори со мной!
Наблюдаю, как Матвей моет лапы Барону моим душистым мылом, которое пахнет сиренью.
Приваливаюсь к косяку и раздумываю над тем, а стоит ли сейчас дать ему ценные указания, как именно мыть собаку.
Нет.
Перегибать тоже не стоит.
— Я жду, — говорит Матвей, подхватывая с крепления душевую лейку.
— Чего?
— У тебя будут замечания по поводу того, как я мою лапы? — хмурится, когда Барон лижет его в нос. — Фу.