Выпускной. В плену боли (СИ) - Попова Любовь

— Люди меняют взгляды… Люди могут раскаиваться… Я верю родителям. Они меня любят, а ты… Ты еще любишь меня.

— Конечно.

— Скажи это, посмотри на меня и скажи, что любишь, — хватаю я его за щеки и поворачиваю к себе лицом… Пожалуйста…

— Люблю конечно. Ася, я тебя люблю.

— Я умру без тебя… Мне нет смысла жить без тебя.

— Я уже это понял… Спи.

— Поцелуй меня…

Долгий взгляд, неразличимый в темноте, он склоняется к моим губам, оставляя лишь быстрый мазок… Но мне и этого достаточно. Просто лежать рядом. Просто нежится в его сильных, надежных руках. Я верю ему. Он не предаст.

Глава 44.

— Заснула? — заглядываю к Асе. Приборы вроде в норме, ритм ровный. – Как она вообще?

— Последние несколько дней вообще отлично, — отчитывается врач, но не мне, отцу. Ну правильно, я ж такой ж пациент. Что на меня внимания обращать.

— Ну правильно, перестали к ней всякую мутотень пускать и сразу человек о себе начал думать.

— Демьян, вернитесь в свою палату.

Как же заебали эти умные врачи, которые уверены, что знают, все лучше всех. И контроль этот, даже таблетки успокоительные, которые нихера не помогают, только притупляют чувства. Можно подумать, что, если тебя бьют через ткань, это менее больно, а если смотреть на убийство через стекло, это менее страшно. Как же хочется поскорее отсюда свалить. В закат. Туда, где на меня не будут смотреть, как на психа, словно я тот самый маньяк, который себя запер.

Валюсь на кровать и включаю на планшете футбол. Рублюсь как не в себя, пытаюсь не думать о том, что снова и снова приходится врать девчонке о любви. Почему раньше это было так просто. Сказал Милене, что люблю, и та ноги раздвинула. И никакого чувства вины. Все счастливы. А сейчас от самого себя тошнит. Как мы будем жить вместе, я вообще не понимаю. Но я же блять обещал, я же не могу нарушить слово…

Потом совсем свихнусь, если она с собой что – то сделает.

Просто надо быстрее отсюда смотаться.

— Демьян, — отец серьезен как никогда. – Думаю пора заканчивать этот спектакль. Отец Аси настроен серьезно. Уже накатал заявление, привлек людей из общины. В больницу два раза кидали коктейли молотова. Люди не хотят находиться рядом с…

— Насильником, я понял, — поднимаю глаза. – Я никуда без Аси не поеду.

— Давай я покажу остальное видео…

— Я же сказал уничтожить все!

- Я хочу тебя защитить!

- Защищать меня надо было, когда я там сидел и от голода думал о смерти! Уничтожь все видео! Я же просил!

- Ладно! Хватит на меня орать! Я и так как между молотом и наковальней, - тормозим ор, а потом отец доходит до шторы, которую я пока ни разу не отодвигал, мне сложно смотреть на мир, он кажется мне иллюзорным... Кажется я вот-вот очнусь все там же... В этом гребаном подвале. - Демьян. Они хотят забрать девочку. Я думаю, может так лучше будет?

— Куда? В свой свинарник? Пусть нахуй идут. Она хочет быть здесь, со мной. Все будет так, как она хочет. И займись паспортом, а не советами. Ты потерял эту привилегию, когда я там сдох.

— Ладно, ладно, — трет он лицо. Тоже мне, бедный, несчастный.

— Этого бы не случилось, спаси ты меня…

— Да я знаю! Ты мне теперь будешь этим ежедневно мозг выедать? Думаешь я не понимаю какое дерьмо? Думаешь не понимаю, что во всем виноват сам? В том, что семью создал. Надо было еще на войне пулю в лоб себе пустить, все были бы счастливы.

— Может быть, — пожимаю плечами и снова окунаюсь в игру. Отец уходит, хлопнув дверью, а вдруг слышу в коридоре возню.

— Я забираю свою дочь! Она больше не останется с насильником в одной больнице.

— Успокойтесь, ей нельзя сейчас вставать.

Ковыляю в коридор, вижу, как быка – отца Аси держат два санитара, а мой отец пытается ему втолковать.

— Ей восемнадцать, она уже совершеннолетняя и хочет находиться здесь. Вы даже по закону не имеете права к ней приближаться, пока она сама не напишет вам разрешение, а она не в состоянии.

— Она моя дочь…

— Мы уедем, и ты больше никогда ее не увидишь, — выплевываю в сторону этого Толяна. Урод редкостный.

— Будет жить с насильником?

— А лучше жить с садистом?

— Я отец!

— Ты гандон, который поднимает руку на своих детей, прикрываясь ебаной религией. Подотрись своей библией, она тебе не поможет.

И уже второй раз за неделю на меня буквально нападает мужчина, бьет прямо в нос, а я только смеюсь и наваливаюсь сверху. Нас слишком быстро растаскивают, а мне все еще смешно.

— ты добился своего, тебя вообще больше в больницу не пустят, придурок! — кричу ему в след, а отец вдруг дает мне пощечину.

— Да что с тобой?! В кого ты превратился? Зачем ты сама нарываешься на драку? — орет он на меня и конечно весь этот пиздец будит Асю.

= Демьян! Демьян! — она кричит, а толкаю отца и к ней, стирая с лица к кровь полотенцем... Быстрый взгляд в зеркало. Нормально. – Демьян!

— Я тут, маленькая, тут. Привет. Как – то ты мало поспала, — двигаю ее задницу и рядом ложусь, к себе прижимаю. Острый запах медикаментов кажется въелся в кожу, не давая даже вспомнить как мы пахли раньше.

— Ты опять подрался?

— Твой отец хотел забрать тебя.

— Зачем? Куда?

— Домой, наверное. Мол, негоже такой святой малышке жить с насильником. Но мы то знаем, что ты не святая, верно, — хмыкаю, быстро смотрю на напряженное лицо.

— Не святая, это верно. Я пока не хочу домой. А когда мы уедем?

— Врачи просят еще пару дней, посмотреть тебя, потом можем стартовать. Отец делает тебе паспорт.

— Здорово. А когда мы поженимся?

— Да хоть завтра. Хочешь прямо сюда позовем регистратора.

— Но это ведь будет не венчание. Мы сможем потом развестись.

— Я в бога не верю, какое может быть венчание.

— Ну ты же мог бы? Ради меня.

— А я не слишком много делаю ради тебя, а?

Ася замолкает, а я вздыхаю. Как же трудно подбирать слова, чтобы не задеть ее.

— Прости, я не то имел ввиду. Блять, Ась, венчание это долго. Там же соблюдать что – то надо, потом еще время тратить, а мне уже упиздить из этого болота охота. Ты видела медсестер. Они смотрят так, словно я сейчас на них наброшусь.

— А что с книгой? Ты выяснил?

— Да, у Гришиного дяди все собрание Остин. От матери осталось. Книги были на месте, никуда не выносились уже много лет. Там даже слой пыли есть. Да и у нашей книги страницы были вырваны. Ты же журавликов делала, помнишь?

— А, да… Как я могла забыть. Я ведь и правда подумала на дядю Гриши.

— Да тут на кого угодно можно подумать.

— Его не поймали?

— Отец дал команду, но у него сейчас запара с женой и попыткой спасти меня от вил твоей общины… Они там под окнами караулят. Реально страшное зрелище.

— Тем более нам надо быстрее пожениться. Тогда все поймут, что я тебя простила…. . - Простила, заебись. Словно мне нужно это прощение. - Демьян, спасибо, что не дал посмотреть остальное… Я бы не пережила этого.

— Я знаю. Знаю. Ты отдыхай, пойду, мне, наверное, таблетки пора принимать.

— А ты разве не принимал их час назад?

— А, да. Капельницу ставить.

— Точно. Капельницу. Иди, — встаю наконец и к двери почти подхожу. – Демьян!

— А?

— Я люблю тебя.

— Я тоже, — выхожу за дверь и вздыхаю. Ощущение каждый раз, что в тот подвал погружаюсь. Не спасают ни белые стены, не телек, гудящий на фоне, ни даже чистая кожа Аси… Один взгляд на нее и перед глазами желтый фон, грязные липкие полы и стены… Уверен, все закончится, как только мы сядем в самолет. Нужно просто подождать.

Глава 45.

— Дочка, тебе лучше, может, домой поедем? — эту песню мама поет мне последние два дня, практически безвылазно высиживая у меня в палате.

Понятно, что раз теперь отца не пускают, то она его заменяет, а ее голос — всего лишь эхо того, что думает он.

Но и уходить я не хочу. Оттягиваю момент выздоровления, как могу.