Одержимость шейха - Миша Рейн
Не раздумывая ни секунды больше, Зарема рискует собственным местом во дворце и игнорирует приказ господина, чтобы предотвратить ошибку, которую он совершает. Сегодня господин не опасен, а страдания девушки она собирается приумножить в стократном объеме. Сегодня. У них есть одна ночь. И, подхватив брата за руку, они уже вдвоем спокойным шагом скрываются в чаще абрикосовых деревьев.
— Господин совсем из ума выжил, Зураб, — шепчет женщина, нервно оглядываясь по сторонам.
— Я знаю. Весь дворец знает! Джафар с ума сходит!Опозорить родного брата. Отец не простит ему этого. Глупец разжигает войну, которую никому не под силу выиграть.
— Это все ведьма вскружила ему голову. Я ведь говорила тебе — нужно сразу убирать рыжую дрянь.
— Помолчи, Зарема, — огрызается мужчина, но продолжает тише. — Я думаю. Думаю, сестра.
— Тут и думать нечего, — женщина вскидывает руки. — Отравить змею надо. Избавиться от ведьмы проклятой! Через месяц прилетает Марьям. Ты хочешь родную племянницу лишить возможности стать госпожой Аль Нук-Тум? Столько лет мы служили ему верой и правдой, а он хочет взять в жены грязную самозванку?!
Зураб освобождается от хватки сестры и начинает расхаживать взад-вперед.
— Не начинай, Зарема. Конечно я этого не хочу. Но если рисковать, то нам нельзя допустить и малейшей оплошности. Нужно сделать все как можно тише. А для этого нам нужен человек, которому эта шармута доверяет.
— Есть одна такая, — задумчиво протягивает женщина, вспоминая, что одна из прислуг помогала проклятой. И сегодня она поможет этой ведьме в последний раз. — Доверься мне, брат. Расскажи, что ты задумал?
Глава 19. Гнев Джафара
Услышав хриплый стон, открываю глаза и только спустя мгновение понимаю, что его издал я. Так же, как и замечаю, с трудом приподняв голову, что мое тело зажато с двух сторон мощными тушами львов. Совсем охамели наглые морды.
С протяжным вздохом роняю голову обратно на подушку и тут же жмурюсь от ощущения, будто мой череп раскололся на два куска. Проклятье. Вот поэтому я всегда осторожен с алкоголем. Всегда, кроме дней, когда теряю контроль.
Часто моргая, пытаюсь прояснить зрение, однако взгляд остается мутным до тех пор, пока в памяти не всплывает она, слишком быстро возвращая меня в реальность.
Одна из гигантских кошек, заметив мое пробуждение, вытягивается, зевая так, будто готова проглотить мою голову, но, как только я пытаюсь отодвинуть от себя влажный нос, получаю лапой сначала по лицу, а потом чувствую, как она лениво падает мне на живот, вырывая из меня болезненный стон. А еще напоминая о нужде, которая уже грозит разорвать мочевой пузырь.
Издевательство какое-то.
Растерев лицо агрессивными движениями, я силой расталкиваю льнущих ко мне львов, не готовый сейчас к играм, и с рычанием поднимаюсь с кровати, решительно устремляясь в ванную комнату.
Правда, даже справив нужду, я все равно не ощущаю облегчения. Будь все проклято. Даже в таком состоянии мне требуется разрядка, и мне приходится позаботиться о себе самостоятельно. Стоять и дрочить под холодным душем, представляя в голове картины с огненной ведьмой, ее манящими губами и телом, кажется, я и сейчас чувствую ее персиковый вкус, который теряю со сдавленным стоном, когда член, зажатый в ладони, напрягается и выстреливает струей спермы.
Но и тут должного облегчения не испытываю.
Рвано хватая ртом воздух, с трудом сглатываю, потому что не в силах совладать с тем, что вызывает во мне эта девушка, даже на расстоянии. А затем опираюсь ладонями о прохладную мозаику и пытаюсь успокоить долбящее по ребрам сердце. Я одержим мыслями о ней. И, чтобы не сойти с ума, накидываю на еще влажное тело халат и устремляюсь прочь из своей комнаты. Следуя к Джансу, в надежде, что сегодня не увижу скрюченное от боли тельце. В надежде, что мое появление не вызовет страха в изумрудных глазах.
Уже собираюсь толкнуть ее дверь, но почему-то останавливаюсь. Сжимаю челюсти и делаю то, чего никогда не делал в собственном дворце — стучу в дверь, чтобы получить разрешение войти. Дважды. А потом с досадой качаю головой, потому что конечно же я его не получаю.
Не имея в запасе и грамма терпения, я силой распахиваю двери, злясь на себя за подобную глупость, но когда натыкаюсь взглядом на пустую кровать, останавливаюсь.
В груди вмиг нарастает чувство тревоги, но я игнорирую его, надеясь застать Джансу в ванной комнате или гардеробе, но ни черта подобного. Ее нигде нет.
Пульс невольно учащается, стремительно разгоняя горячую кровь по венам, что запускает в собственном теле необратимые процессы.
Втягивая носом воздух, выдыхаю обратно пламя разгорающегося во мне гнева. А вскоре к тревоге примешивается и плохое предчувствие, особенно когда на глаза попадаются нетронутые таблетки и еда.
Злость в груди начинает искрить так, что я зверею, испытывая единственное на данный момент желание — убить.
Убить каждую тварь, которая должна была контролировать состояние Джансу. Ухаживать за ней у ее кровати, выполнять малейшую прихоть. И я накажу всех, если с ней случится что-нибудь еще.
Раздражаясь от того, что понятия не имею, где она, кричу охране немедленно найти и вернуть девушку обратно в спальню, а следом прислать врача.
Теперь я лично проконтролирую, как ее осмотрят и окажут нужную помощь. Я ведь не хотел давить, поэтому прислал тех, с кем она чувствовала бы себя комфортней, но Джансу проигнорировала. Отказала мне. Ослушалась так же, как и Зарема, которой я наказал следить за девушкой.
Не пойму, в какой момент люди перестали испытывать передо мной страх, который всегда заставлял их беспрекословно подчиняться мне?
Сдавленно рычу, переворачивая стулья, стол, тахту, — все, что попадается мне под руку, оглушая себя грохотом и назойливыми мыслями.
Молись, Зарема. Молись, несчастная, если ослушалась меня. Ведь, если ты вдруг забыла кто я и какова моя сущность, я с удовольствием напомню. Спущу зверя с цепи. Позволю своей тёмной стороне взять над собой верх. Сделаю так, что все дышать будут бояться без моего разрешения.
А когда охранник возвращается с известием, что никто во дворце не видел огненной девушки, в груди что-то щелкает. Разрывает на ошметки. Я будто застываю на месте от услышанного, не веря ни единому слову человека, принёсшего это известие. Его слова равносильны безжалостному удару в спину.
Она не могла. Не могла сбежать… Облизываю губы, после чего растягиваю их в болезненной улыбке и
