Покровитель для оторвы - Елизавета Найт
— Мне пора, — с облегчением выдыхаю я.
— Не так быстро, — Эдик снова хватает меня за руку. — Я хочу получить от тебя небольшой подарок на подачу заявления.
— И что ты хочешь?
— Пустяк, — он снова скалится. — Один миллион.
— Один миллион рублей, ты сдурел? — мои глаза округляются, а челюсть стремительно летит к полу.
— Нет, Катена! Один. Миллион. Долларов. Для тебя это сущие копейки, а мне будет приятно.
— Иди на хрен! Где я их достану за четыре дня?
— А это не мои проблемы. А то я расстроюсь и позвоню, куда не надо и скажу, что случайно встретил девушку, очень похожую на пропавшую Екатерину Невзорову или все-таки Людмилу Назарову…
— Ты скотина, — не могу удержаться.
— Ты еще даже не представляешь какая, — он довольно улыбается. — А знаешь, я тут подумал, может, ты накинешь мне бонус?
— Какой? — неожиданно начинаю дрожать от похотливых ноток в его голосе.
— Себя, — он тянет меня к себе. — Поехали в гостиницу. Я покажу тебе все, что так заводило Катюху.
— Отвали, — чувствую, как холодеют пальцы.
Он откидывается на высокий стул. Карие глаза сужаются.
— Лети, птичка, — он смотрит куда-то за мою спину. — Мы еще успеем познакомиться поближе.
— Екатерина, идемте, — рядом вырастает водитель Димы.
Я судорожно хватаю его под руку и с удовольствием спешу покинуть душное помещение.
Меня трясет как в лихорадке.
— Мне позвонить Дмитрию Александровичу? — рука водителя каменеет под моими пальцами, давая опору.
— А? — мой взгляд снова находит мужчин за укромным столиком. Нервный слишком эмоционально что-то говорит седоволосому. Успеваю заметить экспрессивный жест нервного — указательный палец проходится поперек шеи. Жест в определенных кругах означающий смерть.
Седоволосый кивает.
Я не ошиблась. Эти двое обсуждали что-то весьма опасное и противозаконное.
— Екатерина Викторовна? — зовет меня водитель.
— Нет, не надо никому звонить. Все хорошо, — выдыхаю устало.
— Но этот парень…
— Все хорошо, — обрываю его резче, чем хотелось бы.
Но думать об этом сейчас совсем не могу.
Глава 21
Дрожащие пальцы касаются тончайшего фарфора. Поднимаю чашку. Припадаю губами к белоснежному краешку.
Втягиваю в себя терпкий горький напиток. Эспрессо.
Не люблю кофе. Тем более без молока. Но сейчас надеюсь, что концентрированный кофеин, пробегая по моим венам, сможет взбодрить меня и привести мысли в порядок.
Уже второй день подряд после встречи с Эдиком я возвращаюсь в эту кофейню.
Занимаю столик за огромной искусственной пальмой, ставлю на подставку планшет, засовываю в уши наушники и усиленно делаю вид, что смотрю интересный фильм.
На самом деле мой взгляд, не отрываясь, следит за седоволосым мужчиной и его многочисленными собеседниками. Они меняются словно по часам. Не больше пятнадцати минут на разговор и минут пятнадцать до следующего «старого знакомого». Видимо, чтобы «клиенты» не пересекались.
Схема всегда одинаковая. Люди подходят и протягивают седовласому конверт. Он смотрит содержимое. Если кивает, разговор начинается, если возвращает конверт, шансов нет.
Я почти уверена… Нет, я уверена, что он посредник. И мне нужен именно он.
Я уже все обдумала.
От принятого решения сердце грохочет в груди, к горлу подкатывает желчь. Меня мутит. Но другого выхода я не вижу.
Тем более, что я уже давно решила, что должно быть именно ТАК. И Катюшино наследство должно было мне помочь.
Встреча с Эдиком только ускорила «развязку».
Закрываю глаза и растираю виски.
Вроде, легчает. Опускаю руку и задеваю крупную брошь на лацкане пиджака.
Массивная старинная вещица вдруг согревает ледяные пальцы.
Снова прикрываю глаза.
— Катюша, — Нелли Эдуардовна открывает дверь моей комнаты. — Можно?
Я киваю, сидя на кровати. Разговор с Эдиком опустошил меня.
Женщина садится рядом.
— Я хочу тебе кое-что подарить.
В ее руках появляется небольшая бархатная коробочка. На темной подушечке лежит замысловатая брошь в виде букета цветов с россыпью камней разнообразных форм, размеров и цветов.
Заворожённая игрой света на драгоценных гранях беру брошь в руки.
— Эта брошь моей бабушки, — Нелли Эдуардовна быстро прилаживает драгоценность на отворот пиджака. — Она была дворянкой в царской России. От всего ее богатства осталась только эта брошь.
— Я не могу… — я тянусь к антикварной вещице.
— Не говори глупостей, конечно, можешь. В моей семье эта брошь считается счастливым талисманом и передается от матери к дочери в самые сложные жизненные моменты. Меня она свела с моим мужем в момент, когда я была готова на самое страшное…
Она замолкает. Я боюсь ее потревожить.
— Я очень хочу, чтобы сейчас эта брошь помогла тебе, дорогая.
— Но я не ваша…
— Дочь? Нет. Родня? Ты ошибаешься. Ты всегда будешь близким для нас с Димой человеком, — она делает паузу и добавляет непонятную для меня фразу. — И только тебе решать в каком именно качестве.
Непонятный разговор и неожиданный подарок в тот вечер, после разговора с Эдиком придали мне сил и помогли принять единственно верное решение.
Седоволосый снова остается в одиночестве.
Подхватываю сумку и пальто и иду к его столику. Мне наперерез бросается молодой смуглый парень.
Профессионал, я его даже не заметила за эти три дня.
Но я успеваю плюхнуться на высокое плетеное кресло.
Седоволосый дарит мне долгий пробирающий до костей взгляд карих глаз. Приподнимает бровь.
Томительно долгие секунды ничего не происходит. Он оценивает меня, изучает.
Сердце гулко бьется о ребра. Голова начинает кружиться. Пытаюсь сглотнуть вязкую слюну.
Наконец, мужчина делает жест своему «охраннику». И тот отступает.
Выдыхаю.
— Я вас слушаю, — я чувствую в его голосе предостережение.
Протягиваю мужчине белоснежный конверт. Денег в нем нет, но есть записка.
Он снова поднимает брови.
— Что это?
— Это сумма, которую я вам заплачу.
— Ты не знаешь правил? — карие глаза щурятся.
Сглатываю. Капля пота скатывается по виску.
— Я… заплачу…
— Довольно, — мужчина откидывается на кресло и подает знак «охраннику». Его интерес ко мне исчерпан.
— Скажите сколько? Деньги будут, это не проблема, — вру я.
Я знаю, что не умею врать. Но сейчас вкладываю в свои слова все свое отчаянье.
Мужчина снова окидывает меня внимательным долгим взглядом. Подошедший «охранник» замирает, послушный его жесту.
— От кого ты?
Я съеживаюсь, но поднимаю взгляд.
Эти люди не «работают» с трусами и мямлями. Мой черёд изучать своего собеседника.
Крупный немолодой мужчина. Густые пряди полностью окрашены сединой. Серьезное лицо отражает власть, гордость, интеллект и что-то еще, что-то хищное. Прищуренные карие глаза выдают в нем потомка горцев.
Бросаю быстрый взгляд на «охранника». Так и есть. Еще один представитель гордого народа гор.
Сглатываю и шепчу.
— От Шамиля.
Из всех имен почему-то именно это всплывает в памяти. Шепчу
