В твоем плену (СИ) - Роач Лия

- Почему? Ты…

- Я в командировке. Дома буду не раньше послезавтра, а тебе не стоит сейчас оставаться одной. Так что побудь лучше у Сойера. До моего возвращения. Если, конечно, он не надоел тебе до тошноты. Он умеет, я знаю, - муж смеется, стремясь разрядить ситуацию.

- Не надоел, - отвечаю поспешно и тоже улыбаюсь.

Сойеру.

Улыбка получается натянутой. Но Волчек все понимает, а с Расом мы, к счастью, не на видеосвязи.

- Он не рядом?

- Нет, - зачем-то вру я, продолжая смотреть в его пепельные глаза.

Мой любимый определенно все слышит, но и бровью не ведет, хотя внутренне наверняка недоумевает.

Я пожимаю плечами.

- Попросить его перезвонить?

- Да нет, - слышу, что муж усмехается. - Это я могу спросить и у тебя - давно ты ему рассказала?

- К-как ты…? - после долгой паузы и театрального хватания ртом воздуха так и не придумываю ответа лучше.

- Я все же разведчик, детка, хоть и хреновый… Мои парни пересеклись с его парнями. Я знаю, что он тебе помогал прятать Хайдена. И мне, правда, жаль, что это был не я.

Комок в горле становится еще больше, проглотить его все сложнее. Я давлюсь.

- Мне тоже… Я не рассказывала, - чувствую потребность объяснить. - Он случайно услышал мой разговор с отцом, и мне пришлось объяснить. Не злись на него. Твой сын хотел, чтобы я пошла с этим к тебе, но я боялась. Теперь знаю, что зря…

- Не зря, - Рас снова усмехается, невесело. - Тогда бы я не простил.

Он не договаривает, но я понимаю - не простил бы Хая, не меня. И лишь собственной смертью брат искупил все грехи, приписываемые ему мужем.

В трубке слышится чей-то голос, приглушенный ответ Рассела, и потом он ожидаемо произносит:

- Мне нужно идти. Я приеду за тобой сразу из аэропорта. Позвоню.

Под монотонный писк динамика я кладу телефон обратно на стол.

День икс, когда я должна буду уйти из этого дома в свой, оставить Сойера и вернуться к мужу, пока отодвигается, но все же однажды он наступит. И уже очень скоро.

- Послезавтра? - мрачным голосом вторит моим мыслям Волчек.

Я не смею поднять на него глаза.

Спать в эту ночь мы не собираемся.

Слишком мало у нас остается времени вместе и слишком страшит разлука. Я не представляю, как буду без Сойера. Не представляю, как вернусь домой. Не представляю, как буду делить постель с мужем…

И представлять не хочу.

Ни я, ни Сойер не касаемся темы скорого расставания, но она нас не отпускает. Пусть не в словах, но в мыслях.

Это заметно по бегающим взглядам, по отчаянной потребности друг в друге, по практически не размыкаемым рукам, по невозможности хоть на секунду отлипнуть от другого, отойти, выпустить из поля зрения.

Это отражается и в том, как мы любим друг друга сегодня - жадно, отчаянно, ненасытно. Как в первый раз. И как в последний…

Он напряженно стискивает зубы, закусывает губу - мою - и засасывает меня в почерневший омут своих глаз. Горячее дыхание опаляет кожу лица, и каждый вдох обжигает легкие. Я тянусь ему навстречу, вгрызаюсь ногтями в кожу плеч и спины и мечтаю раствориться в нем. Чтобы сегодня не кончалось, и завтра никогда не наступало. Ведь за ним придет послезавтра…

Сойер виртуозно извлекает из меня оргазм за оргазмом и, рассыпаясь на звёзды после очередного - я сбилась со счета, - без сил падаю на смятые, промокшие от нашего пота и возбуждения простыни, но он, и не думая останавливаться, быстро подводит меня к новому яркому пику.

Он знает меня, мое тело, все мои чувствительные зоны, точки всех букв алфавита. И я кайфую, когда он исполняет на мне, как на послушном, хорошо настроенном инструменте лишь ему известные мелодии.

Когда я выхожу после душа, он не спит. Сидит, прислонившись спиной к изголовью, и провожает меня испытующим взглядом.

Невольно ежусь под ним, не зная, чего ожидать. И заранее боюсь - вряд ли это будет что-то хорошее.

- Если мы собираемся продолжать отношения, - начинает он, когда я забираюсь к нему под покрывало и прижимаюсь к теплому телу. - И продолжать их легально, нужно сказать отцу о нас. Не хочу врать е…

- Нет! - перебиваю поспешно и зажмуриваюсь, заранее понимая, как ему не понравится мой ответ.

- Нет? Ты не хочешь говорить ему? - спрашивает недоверчиво, хмуро.

И резко отстраняется, будто ему противно прикасаться ко мне, заглядывает в лицо. И во взгляде потемневших глаз читается подозрение.

- Нет, нет, - тороплюсь объяснить. - Я хочу сказать ему и скажу. Обязательно. Но мне нужно время. Я… еще не придумала.

- А что тут придумывать?

Я знала, что объяснить ему мои метания, мою позицию будет очень-очень трудно, и много труднее будет убедить в том, что надо подождать. Искала подходящие слова, но не нашла. И нужно искать их прямо сейчас.

- Причину моего ухода. Не хочу тебя впутывать. Не хочу говорить Расселу, что ухожу от него из-за тебя. Надеюсь, что получится развестись не потому, что я ему изменила с его сыном, а… просто.

- Это как?

- Ну как… - раздражаюсь, понимая, как глупо это звучит. - Не сошлись характерами, отсутствие взаимопонимания…

- Аха, и уважения. И несовпадение политических взглядов не забудь, - в тон мне подхватывает Волчек.

- Не ерничай, пожалуйста.

- Прости, пожалуйста, - отзывается эхом и притягивает меня к себе.

Закрыв глаза, я отдаюсь страстному, но с привкусом горечи, поцелую. Когда мы отрываемся друг от друга, ловлю его взгляд.

- Я что-нибудь придумаю. И постараюсь не затягивать с этим. Обещаю.

- Думаешь, он тебя опустит? - спрашивает не сразу, смотрит с сомнением и такой странной улыбкой, будто я маленькая и ничего не понимаю, или, вообще, умалишенная. - Судя по тому, что я видел, и, особенно, по тому, что, защищая тебя, он даже обратился за помощью ко мне, отец тебя любит и просто так не отдаст. Ни мне, никому другому.

"Тебе, наверное, даже больше, чем кому-то еще", с горечью додумываю.

По вспыхнувшему огню в циркониевых глазах, которые Сойер сразу отводит, понимаю, что его мысли повторяют мои. Эта синхронизация мыслей в неприятном вопросе меня необъяснимо злит, и тянет непременно возразить.

- А как он может не отпустить? Мы в свободной стране! И я вольна как выйти замуж, так и развестись, никому ничего не объясняя. Это мое право…

- Какое наивное заявление, - от презрительной усмешки меня бросает в дрожь, но выражение его лица быстро смягчается: - Ну правда, Хэвен. Ты замужем за отцом уже сколько лет - семь?.. Должна бы уже понять, что он далеко не прогрессивный чел, а ровно наоборот. Рассел О'Грейди - махровый консерватор и шовинист. Если не во всем, то в отношении брака и прав женщины в нем, однозначно.

- Что это значит применительно ко мне?

- Что он может с тобой развестись, а ты с ним нет. Тем более, без объяснения причин. Такова реальность, Хэвен. Твоя реальность. Прими.

- Не наша? - интересуюсь обиженно.

- И моя тоже.

- И что ты предлагаешь? Оставить все, как есть? - удивляюсь излишне громко, голос против воли взвивается до истеричных ноток, и у меня не сразу получается его занормалить. - Я возвращаюсь домой к мужу, продолжаю играть роль примерной жены, а ты притворяешься хорошим сыном, чтобы по воскресеньям и праздникам заезжать на семейный ужин? Так ты себе это видишь?

Лицо его становится жестким, а голос - стальным, и кажется, будто я чувствую на языке металлическую пыль.

- Конечно, нет, - отрезает. - Я считаю, что скрывать от отца правду нельзя. Будет только хуже. Давай представим. Допустим, ты что-то соврешь, допустим, он тебе даже поверит и даст развод. И вот ты свободна, как и хотела, но что дальше? Как мы сможем быть вместе? Без того, чтобы он об этом сразу узнал и не захотел отомстить?

- Отомстить за что?

- За обман, Хэвен. За наставленные рога, за то, что дурака из него сделали. Продолжать?

- Ладно, глупость спросила, - признаю без улыбки. - Повод для мести у него есть, и желание такое возникнуть, наверное, может, но… что он сможет сделать?