Соль (СИ) - Ксюша Левина
Он практически роняет меня, а через секунду я понимаю, что это только стол, на который он хохоча меня усадил. Он хотел что-то сделать со мной, как-то досадить мне, но в итоге только стоит и смотрит, все ещё держа за талию. Тонкая ткань не защищает от его пальцев, я чувствую как в каморке жарко, я будто вся с ног до головы мокрая, вспотевшая, сдуваю выпавшие из прически волосы и машу перед лицом руками.
— Вы пялитесь, — шепчу я, желая снова оказаться в его руках, но пока я только… в глазах. Он смотрит не отрываясь. Дышит, будто тащил всю сотню кило, а не пятьдесят, и улыбается, улыбается, улыбается!
Он!
Мне!
Улыбается!
И я смеюсь, смеюсь, смеюсь, и мы оба смеёмся.
Он стоит напротив, так что мои разведённые колени касаются его бёдер, точно мы намереваемся сейчас как минимум наброситься друг на друга и целоваться. Это только как минимум. Минимум, это очень мало! Я дрожу, как от лихорадки и от нехватки прикосновений. Поцелуев. Каково это его целовать? Целовать? Мы и правда говорим о поцелуях?
Я почти не верю в происходящее, когда его рука касается моей щеки, потом скулы и опускается к шее, которая так напряжена в ожидании, что кажется заранее покрылась мурашками. Да я вся, черт возьми, мурашками покрылась.
Он так внимательно смотрит на собственные пальцы, скользящие по моей шее к ключице, что я краснею. Я краснею, смеюсь, хочу спрятаться, остаться, поцеловать, блин, его!
Ручку двери дергают, и мы замираем.
— Не уходите, — быстро шепчу я, снова откровенничаю, как дурочка, но ставки слишком высоки, к черту!
И он вместо того чтобы уйти, наоборот приближается и прижимается к моему лбу своим. И хмурится, как будто ему больно. Очень-очень больно. А я снова хочу смеяться, а ещё хочу вырвать из груди сердце-истеричку и хорошенько отжать, потому что оно, кажется, ртуть, а не кровь гоняет.
Он отстраняется.
Закрывает дверь на ключ.
Стоит так, спиной ко мне, пока я мысленно умоляю его вернуться.
И уверенно возвращается.
Мы тяжело дышим, но не смеёмся. Уже не смешно, хотя минуту назад я была готова закатываться, как сумасшедшая, а теперь мне становится очень-очень страшно.
Клуб "Би Сойер", 00:33, кладовка
— Ты прекрасно танцуешь, — хрипит он, и я замираю, оставив в его волосах расческу. Он хрипит не от ларингита. Он хрипит из-за меня.
Всё это время он смотрел на мои ноги, и даже если этого не хочет, приходится, потому что я сама удерживаю его голову. Всё это время ему открывался чудесный вид и на чулки, и на полосочку кожи над ними. Всё это время я была так близко, что то и дело ощущала его дыхание на животе, но придавала значение только собственным мурашкам, а никак не его чувствам. Не могу я сейчас об этом думать.
Нет.
Снова берусь за расческу, руки дрожат, дергаю, понимаю, что делаю больно и в попытке высвободить зубчики окончательно все порчу. Он шипит и хватает меня за талию, так крепко, что я издаю глупый громкий стон.
— Нет, — восклицаю я, Потому что теперь я животом касаюсь его живота, и между нами точно огненная ящерка вьётся, поджигая одежду. Это он поднялся на ноги и удобнее меня перехватил, отчего мне пришлось выгнуться в спине, чтобы на него не завалиться.
Он и лбом и носом ко мне прижимается. Потом отстраняется немного, видимо, когда становится слишком тяжело держать дистанцию. По моему лбу стекает капелька пота, потом по носу и… касается его губ! Губ, блин! Я этого даже не вижу, только чувствую, знаю что это случилось. И меня это волнует. До дрожи в коленках, которые до предела напряжены, волнует. Ох, я так боюсь сжать его бёдра своими чёртовыми коленками и сдать себя с головой!
Отворачиваюсь, отстраняюсь, а он мотает головой, будто я сказала или сделала глупость, и обхватив мое лицо руками, прижимается к губам. Он не делает ни единого движения, просто замирает на пару секунд, во время которых ртуть в сердце окончательно разъедает моё нутро. Потом одна его рука перемещается мне на затылок, а вторая на шею, как раз под подбородком. Теперь он чувствует мой пульс, моё дыхание, моё волнение, и от этого меня ещё больше переворачивает.
Сдаюсь. Сжимаю его бёдра коленями, а он их перехватывает и поднимает выше, на свою талию и теперь мы чертовски близко. До головокружения близко. До неприличного напряжения в теле близко.
Не знаю, не помню, возможно, от сделал только одно-два движения губами. Возможно, его язык лишь однажды легко коснулся моего, но я с ума сошла. Я выдохнула так громко, что сама себя не узнала, обвила его шею руками, и, чтобы не отключиться прямо на месте, уткнулась носом ему в плечо.
Он переводит дыхание и целует мои волосы.
Глава 23. Грязный клуб/Квартира Кайда Ли
— Мы идём? Этот Черный Тигр, или как там его, опять сегодня дерётся, — мы с Майей давно договаривались, но всё никак не выходило сходить в тот клуб, а теперь я не особенно и хочу, мне даже кажется, что я кого-то предаю, одной мыслью о Тигре.
— Идём, — отвечаю я на автомате. — Мне даже интересно, как он выглядит без своего капюшона и при свете, так что проси места не в первом ряду.
— А мистер Ли ревновать не будет? — смеётся Майя, и я слышу шум, подруга включает и выключает фен.
— Ох, не говори… мне самой, если честно, кажется, что я не должна ходить… Но с другой стороны, он ничего мне не сказал! Просто ушёл и всё! — я убираю телефон и обращаюсь к Марте, подавая ей комбинезон. — Погладишь?
— Конечно, только можно я сначала дослушаю? — старушка обожает сплетни, а скрывать от неё что-либо просто бессмысленно.
— Ну, что дальше? — требует Майя.
— Да ничего, мы стояли так… ну он стоял, а я сидела. Он поцеловал мои волосы…
— О-о-ох!.. — в один голос вздыхают Марта и Майя.
— Это, если честно, было просто фантастически! Круче поцелуя… — Марта уже получила свою порцию животрепещущих подробностей и теперь подавляя смешки уходит гладить комбинезон.
— Ты будешь его каждый день видеть?
— Вообще да, он каждый день там тренируется, не знаю что делает, но наверное, что-то крутое! А я буду вроде ассистентки управляющего центром. Так что сегодня не долго, чтобы я завтра была красивой и отдохнувшей!
— Так, у тебя на этого мистера планы?
— Майя…
