Станешь моей? (СИ) - Чер Алекс

– Вот что значит вторые сутки пить, Адам, – усмехается Элен, открывая свой рабочий ноутбук. – Не любит Эван таких «звёзд». А она такого про него наплела после свидания в Лагуне, что даже мне было мерзко слушать.

– Ну если даже тебе, – разминаю я плечи. – Ох, не доводит до добра этот отдых. Начинаешь лениться, думать о том, как хорошо бы вообще не работать. Не понимаю я этих миллиардеров, – делаю я крупнее картинку, где Эван собственноручно укладывает в багажник свой чемодан. – Сел бы, прижал задницу, а лучше лёг, расслабился и получал удовольствие от своих денег. Нет, он всё что-то мечется, придумывает, контролирует.

– Да ни говори. Не сидится ему, – улыбается Элен, глядя на мою кислую помятую рожу. – Взял рассказал девчонке, что вас двое. Она прибежала, давай со всеми делиться. А все над ней начали смеяться, вместо того, чтобы в рот заглядывать. А для такого характера как у неё – это крах. Ей бы сидеть как раньше, ресницами хлопать, дурочкой прикидываться. Но она после истории с воровством, после личного свидания в Лагуне возомнила себя примой. А Эван таких королев на место ставит в полпинка.

– Что же такое она рассказала, что он так рассвирепел?

– Я тебе одну из записей отправила, чтобы ты не искал. Она чуть не каждой это рассказала в погоне за дешёвой популярностью.

Подтверждая её слова, блякает комп полученным сообщением.

– Ты был прав в том, что камерам в туалетах не место. Эван – в том, что это опасно. Особенно когда они закрываются там ради выяснения отношений, тем более, когда знают, что камер там нет. В итоге в ванных оставили только «прослушку». И знаешь, когда аппаратура настроена именно на голос, а не на всякие звуки шуршащей бумаги и льющейся воды, толк есть. Надеюсь, ты оценишь. Потом.

– А пока?

– А пока перейдём к работе. Итак, двадцать пять девушек. Двадцать пять дней. И суммы, предложенные за каждый приемлемый для тебя сценарий, – открывает она таблицу на своём ноуте.

– Надеюсь, они там не поубивают друг друга, пока меня рядом нет? – с сомнением смотрю я на экран, где на Кейт опрокинули ещё и тарелку спагетти.

И это максимум на что я способен: смотреть на экран.

– Это происходит каждый раз, как стадо остаётся без пастуха, – отмахивается Элен. – К слову сказать, то, как высокомерно она сносит эти оскорбления, только добавляет ей очков.

– Ну ещё бы! – хмыкаю я, заваливаясь на спинку стула. – Ведь она права. Нас действительно двое. И теперь, насколько я понял, всё будет зависеть от того, что скажет Ева.

– А Ева буквально с аквариумов уехала на аэродром, чтобы не подтверждать и не опровергать громкие заявления Кейт, – восстанавливает для меня хронологию событий Элен.

– Да, Эван был бы не Эван, если бы не поступил именно так. А это что? – показываю я на какую-то фантастическую цифру в верхней строке таблицы, когда она всё же заставляет меня посмотреть на экран своего ноута.

– Авансированные платежи. ВИП-клиенты желают видеть вашу с Евой первую брачную ночь.

– И что никакой жести? Никакого насилия? Просто посмотреть? Она же девственница!

– А ты думаешь для Вялых Членов нет ничего святого? Одно дело проходная девчонка, как та Лорен. И совсем другое – будущая жена. Вас просят только приоткрыть завесу и ничего больше.

– Но сомнения в том, что это будет Ева ни у кого нет? – болезненно морщусь я.

Привыкнуть бы ещё к этому «ваша с Евой брачная ночь». Скорее уж «их с Эваном брачная ночь». Но в рамках шоу – это мелочи. Как и моё разбитое сердце. Кого интересует плачущий за кулисами Арлекин.

– А ты сам как думаешь? Так что твоя идея с тотализатором, считай, провальная. Мы разоримся выплачивать ставки, – улыбается Элен. – Все ставят на неё.

– Всё, всё, сдаюсь! – поднимаю я руки. – Никогда я не лез в вашу кухню. И впредь не собираюсь. Плохо у меня с азартными играми.

– И слава богу! – хмыкает Элен. – С двумя чокнутыми я бы не справилась.

– А меня, значит, ты считаешь нормальным? – встаю я, чтобы хлебнуть чего-нибудь покрепче и избавиться от головной боли. Да и не только головной.

Анестезия тотальная и непросыхающая – единственное, что мне пока помогает. Всё же зря я надеялся, что справлюсь. Что всё: вырву, забуду, отключу. То, что Ева вторые сутки с Эваном наедине просто убивает меня. Не могу я просто взять и вычеркнуть её из своей жизни. Не могу так просто смириться с тем, что она больше не моя, и никогда моей не станет. И даже мысль о том, что мне не придётся это увидеть, не успокаивает.

Нестерпимое желание снова напиться и забыться. Или полететь и забрать её оттуда. И лучше уж мне ужраться в хлам, а то со штурвалом я и на автопилоте справлюсь.

– Конечно нет, нормальным я тебя не считаю, – привычно щёлкает Элен по клавишам.

И мне что-то так тошно от всего этого. Так невыносимо снова возвращаться туда, от чего я так хотел избавиться. Что я ни видеть, ни слышать ничего об этой работе не хочу.

– Знаешь, Элен, – беру я со стола первую попавшуюся бутылку. – Ты прости, но давай я просто буду делать, что скажешь. Что скажет Эван. И всё. Как раньше. Мне всё равно, – делаю я большой глоток и выхожу.

На улицу. В сад. Куда глаза глядят.

Вот только самое страшное сейчас – остаться одному. Самому с собой мне сейчас никак нельзя. Я ещё слишком жив. А мне надо выжечь, вытравить в себе всё живое как после смерти Вики. Чтобы от меня осталась только оболочка. Пустая, сухая, безжизненная. Тогда я смогу не думать, не чувствовать. И тогда мне будет безразлично всё, а не только кого трахать, где и как.

А может уже сейчас нужно с кем-нибудь перепихнуться, чтобы нарушить этот глупый обет? Если бы сегодня был «рабочий день» было бы легче. Уже можно было бы перевернуть страницу и начать новую, заключительную главу своей жизни. Но как назло сегодня выходной.

И слово «выходной» невольно поворачивает меня по направлению, где есть человек, который тоже сегодня принудительно «отдыхает» и которому, возможно, также плохо как и мне.

– Адам?! – удивляется Рене, обнаружив меня на пороге.

Растрёпанная, в пижаме, несмотря на полуденный час, с опухшими от слёз глазами она точно оправдывает все мои ожидания.

– Пустишь? Или пойдём погуляем?

– А тебе надо поговорить?

– Нет, – демонстрирую я бутылку бурбона. – Мне нужен собутыльник.

– Тогда я сгожусь, – распахивая дверь, кивает она на диван.

По центру большого плющевого и уютного гнезда, что она себе свила среди пледов, мятых бумажных салфеток, пустых упаковок от чипсов, орешков и прочего мусора стоит ведро с шоколадным мороженым, если мне не изменяет глазомер, литра на два.

– Держи, – приносит она стакан и ложку, когда я тоже занимаю этот плацдарм. А ещё великодушно от всего отказываюсь.

– Хуже всего не то, что он меня уволит, – черпает она подтаявший пломбир. – Хуже всего, что я не знаю, как без него жить.

И знаю, что она была бы благодарна, если бы я не стал ей пенять на то, что она меня уверяла будто не влюблена в Эвана и врала. Но я не могу не уточнить этот момент, чтобы со своими выводами не ошибиться.

– И всё же ты его любишь?

– Ты даже не представляешь себе насколько и как давно.

– Ну, до завтрашнего вечера я совершенно свободен, так что времени у тебя полно, – отхлёбываю я бурбон. И не то что не закусываю, даже не занюхиваю. Благо мне попался какой-то вишнёвый «Джим Бим», что пьётся мягко и после пары глотков даже как-то приятно согревает.

– Мы познакомились в бизнес-школе. Вернее, на какой-то вечеринке. И он тогда был на последнем курсе. А я ещё на первом. Потанцевали. Посмеялись. Как водится, проснулись у меня. И он даже не выпил с утра кофе, собрался и ушёл. Чёртов Эван Макгрегор! Чёртов сноб, зануда, чистоплюй и мудак, – отковыривает она мороженое и засовывает в рот полную ложку.

– Вижу, он оставил о себе неизгладимое впечатление, – улыбаюсь я, останавливая видео на ноутбуке, чтобы ей не приходилось перекрикивать какую-то слезливую мелодраму, что она смотрела, пока я не пришёл.