Folie a Deux (СИ) - Шишина Ксения

— Ты… скучал? — правой рукой я дотягиваюсь до мужской шеи. Пальцы нащупывают слегка неровную линию роста волос и родинку. Её существование открылось мне ещё в первую ночь в отеле, и уже тогда я задумалась о том, что даже такие мелочи способны наделять Райана Андерсона дополнительной сексуальностью.

— Как одержимый. Я думал, что забуду, как звучит твой естественный голос, — он обнимает меня ещё крепче поверх поясницы и губами прикасается к моему левому виску, после чего чуть оборачивается назад, туда, где около мерседеса стоит телохранитель, — убери чемодан, — требовательным голосом обращается к мужчине Райан прежде, чем вновь становится более спокойной и чувствительной версией самого себя, будто недолгая метаморфоза мне просто предвиделась, — пойдём в машину, Моника. Я чувствую, как тебе холодно.

Мы садимся в мерседес так же, как тогда, около моего дома. Райан слева, а я справа. Изменения внутри салона буквально бросаются мне в глаза в тот же самый миг, едва за нами закрываются двери.

— Ты установил перегородку?

С закрытой панелью между передним и задним рядом сидений мы словно находимся в замкнутом пространстве. Не сказать, что здесь стало теснее, но ощущение некоторой клаустрофобии, хоть я и не страдаю ею, имеет место быть. Возможно, нужно просто привыкнуть. Или же дело совсем не в этом?

— Давно собирался, и вот это произошло. Больше времени ушло на согласование материалов и концепции, чем на осуществление замысла. Мальчишки уединение уже оценили. Пока отвозил их после школы на тренировку по плаванию, услышал от них больше слов, чем в предшествующие разы на протяжении многих лет. Видимо, я недооценивал испытываемое ими смущение по поводу того, что наше общение не такое уж и личное.

— И это всё, ради чего ты задумал данную модернизацию? Просто ради морального аспекта?

— Если ты чего-то хочешь, то тебе достаточно лишь сказать, и я рассмотрю твоё предложение. Но если ты видишь в этом то, что я думаю о том, как бы кого-нибудь сюда затащить, чтобы трахнуть, то я не заинтересован. Ни в ком, кроме тебя. Хотя и с тобой мне уютнее и комфортнее в кровати.

Опустив взор, я провожу кончиками пальцев по колготкам. Но, скорее всего, царапаю кожу собственных ног ногтями, иррационально желая причинить себе боль. В отместку за всё необдуманное, что было только что сказано. Вот она какая, та самая любовь? Нечто, что непременно должно подкрепляться отчаянием, переживаниями и поспешными выводами?

Машина тем временем приходит в движение, и даже без взгляда в окно, чисто по ощущениям мне становится ясно, что мы покидаем парковочное место. Но помимо всего этого внутри меня зарождается совесть. Если говорить точнее, то разбухает, потому что я выросла с нею и знаю, что это такое и как ощущается. В моём случае речь не идёт о возникновении с нуля впервые за двадцать восемь лет жизни. Нет, я не настолько моральная уродка, и, тем не менее, в этот самый момент чувствую в себе что-то, что превращает меня в неё. В человека, которым мне не хочется становиться, но рядом с Андерсоном это будто бы происходит само собой.

Я перевожу взгляд на него и обнаруживаю плотно сомкнутые губы. Очертания лица в области скул и подбородка кажутся как никогда острыми, вероятно, именно потому, что Райан чуть ли не кусает кожу зубами, и если до этого у меня ещё оставались какие-то сомнения в том, как выглядит его злость, то теперь я обретаю полноценное понимание. Реально полыхая изнутри, он старается не смотреть на человека, несущего ответственность за возникновение подобных эмоций.

— Прости, что я снова сказала не совсем приятные тебе вещи. Я просто по-прежнему без понятия, почему… почему после многих лет своего… образа жизни ты считаешь, что сможешь… сможешь быть с кем-то одним.

Райан дотрагивается до моего живота через вязаную структуру джемпера, обрывая на полуслове и взглядом, и прикосновением. Правая рука почти давит на кожу через пряжу, почти сдавливает сам свитер, но всё это ничто по сравнению с тем, что меня снова действительно видят.

— Рядом с тобой я не хочу и думать, что у меня не выйдет, — Андерсон вдруг дотягивается до ремня безопасности и фиксирует меня им со звуком чёткого щелчка. Рука задерживается около моего тела прежде, чем будто с усилием покидает моё личное пространство. Видя, как Райан тоже пристёгивается, я не могу забыть, что он в первую очередь позаботился обо мне и лишь после сосредоточился на себе. — Мы знакомы три месяца. Я ни с кем не был столь долго. Ты наверняка понимаешь, что для меня это внушительный срок. Но для нас это только начало. Чувствовать себя так кажется таким естественным.

— Почему… я?

— Потому что ты лучшее, что случалось со мной за очень долгое и долгое время, Моника, — его слова обезоруживают меня. Дыхание перехватывает, и я ощущаю, что мне трудно глотать. Будто все эмоции сконцентрировались в горле и желают, чтобы их испытывали. Но, скорее всего, дело не совсем в них или контексте, или в том, каким уверенным и при этом не слишком громким голосом была произнесена фраза. А только лишь в Райане. Каждый раз, снова и снова его влияние невозможно объяснить, проанализировать и притупить, и неважно, что мы при этом делаем. Даже если просто молчим, особенно когда занимаемся тем, для чего не нужны разговоры. Я бы отдалась и одновременно взяла своё прямо здесь, если бы только могла. — Ты ответишь что-нибудь?

— Я… Я никогда в жизни не слышала подобного. Ни от кого. И даже не представляла, каким может быть человек, способный сказать мне это.

— Но теперь тебе не нужно представлять. Сейчас ты знаешь, — он улыбается мне. Улыбается так, что во внешних уголках глаз возникает паутинка из расходящихся в разные стороны мимических морщинок, но они… милые. Особенные. И нисколько не уродуют лицо. Не заставляют Райана выглядеть старше, чем он есть. Они часть его, и они прекрасны. Тем, что являются наглядным свидетельством того, что за улыбку ответственны не только губы, а прежде всего глаза. Искрящиеся и за счёт этого яркие. Настолько, что визуально зелёный цвет почти поглощает серые вкрапления. Да, теперь я знаю…

— Как дети?

— Хорошо. Они встали, как только прозвенел будильник. Я отключил свой. Было непривычно спать дольше, чем обычно, в связи с тем, что школа начинается позже, чем я привык приезжать в офис. Спасибо, что спросила, — Райан касается моей руки, лежащей поверх кожаной обивки сидения. Это всё ещё… непривычно. Немного сжимающее прикосновение именно к ладони. Передо мной будто совсем другой человек. Не тот, с кем я познакомилась, чтобы в первую же секунду услышать, что меня хотят прежде всего просто трахнуть. Или, может быть, он и сам не знал себя таким, каким является сейчас.

— Не за что.

В этот момент у Райана начинает звонить телефон. Чтобы ответить, он убирает от меня свою руку. Погружает её в карман брюк и подносит сотовый к правому уху. Слушает, что говорят на другом конце, но эмоций на лице никаких. Кроме разве что серьёзности и выражения, которое свидетельствует о том, что мне в любом случае лучше переждать.

— И? — пауза. — Так от меня-то он что теперь хочет? — ещё одна пауза. Более длительная, чем первая. — И с какой стати мне делать нечто подобное? Нет, я понял, что он увидел эту вмятину на грузовике лишь сейчас, но это не моя проблема, что вся партия не была тщательно осмотрена им самим или его людьми на стадии приёмки. Они подписали акт об отсутствии претензий и иных нареканий, в котором чётко обозначено, что после моя компания не заменяет транспорт и не возвращает деньги в том случае, если не может обменять проблемный грузовик на другой, поэтому мой ответ сугубо отрицательный. Это они занимались непонятно чем сразу после доставки, а теперь хотят меня надуть, чтобы я занялся благотворительностью? В ней я участвую, лишь когда речь заходит об испытывающих нужду семьях и образовании детей. Если он захочет приобрести ещё грузовик или несколько, то всегда пожалуйста, любой каприз за ваши деньги, но я не собираюсь ничего дарить. Может быть, впредь они научатся быть внимательнее. Больше мне сегодня не звони. У меня семейные дела. В офис я не вернусь, — Райан сжимает переносицу между большим и указательным пальцами левой руки, и над бровями возникают несколько складок, пока он смотрит в своё окно и продолжает слушать собеседника, — нет, завтра я буду. А если вдруг нет, то сообщу об этом дополнительно. Всё, мне пора. Вот же хрень. Так я им и пригнал бесплатный грузовик, когда включать голову и проверять покупку нужно было две недели назад. Размечтались, чёрт возьми. За дурачка решили меня держать. Ты можешь себе представить, чтобы я повёлся на такой фортель? — с этими словами Райан обращается уже ко мне, но что-то в том, как он говорил, вероятно, с одним из своих подчинённых, возможно, секретарём, вызывает отвратительный привкус в моём рту. А ещё странную внутреннюю беззащитность.