Временная мама (СИ) - Алешкина Ольга

— Пришла, — констатировал он так, будто груз с плеч скинул. Спохватился, подскочил и в пальто моё вцепился. Я позволила за собой поухаживать, Сашка его на плечики в шкаф определил и стул для меня выдвинул: — Мы можем просто посидеть.

И мы оба знали – просто посидеть уже не получится. Как было много раз у него на кухне, или у меня — не выйдет. Не для того мы здесь. Не ради вкусных блюд, которые, уверена, сейчас подадут, не ради непринужденной беседы.

Мысли мои текли в правильном направлении: в дверь деликатно постучали, Сашка открывать бросился, девушка в униформе столик вкатила. Перебазировала тарелки со снедью на большой стол и удалилась, не забыв пожелать нам прекрасно провести время.

— Шампанского? — выудил Сашка бутылку из ведерка.

— В два часа дня? Конечно!

И Сашка улыбнулся. Этой своей улыбкой дерзкой, которую я раньше идиотской называла.

— Они мне устрицы к шампанскому настоятельно советовали, — сообщил он, наполняя бокалы, — отказался нафиг. Я в них ни черта не смыслю, подсунут тухлятину. Куда лучше рыба, правда же?

— Правда. А я блинов с мясом напекла, — сообщила. Хотя, ещё утром планировала делать вид, что я всегда так завтракаю.

— Мм… Надеюсь, ты их в холодильник убрать не забыла?

И мы стали пить шампанское. За самый романтический обед в нашей жизни. Сашка проголодался основательно, последнее, что видел его желудок: невкусный кофе и сэндвич на борту. Мы обедали, а он рассказывал мне про поездку, намекая с какими трудностями ему пришлось столкнуться, чтобы не переносить вылет на несколько дней. Мне импонировало в нем, что он никогда не пытался выставить себя тем, кем не является на самом деле, не «накидывал пух», как выражается сестрица.

Когда к нам пришли забрать посуду, я подошла к окну и подтвердила свою догадку: набережная отсюда отлично просматривалась. Обладая стопроцентным зрением Сашка прекрасно видел, как я курсировала внизу и с легкостью мог дать музыкантам команду. Чуть позже он и сам это подтвердил. Но в тот момент он подошел, чуть коснулся моей ладони и, имея в виду набережную, предложил:

— Хочешь прогуляемся.

— Нет. Не сейчас.

— Меня так и подмывает поцеловать тебя, — шепнул он. Я почувствовала его дыхание шеей и повернулась:

— И что останавливает?

— Наверное, я не такой нахал, каким пытаюсь казаться.

— И у всех девушек, прежде чем целовать разрешения спрашиваешь?

— Нет, только у таких серьёзных, как ты.

— Хм…— задумалась я и нахмурилась: — Ты меня только что занудой назвал?

Видели бы вы его лицо, он всерьез решил, что я обиделась. Сашка вытаращил глаза и предпринял попытки оправдаться.

— Господи, ну и дурак ты! — остановила его. За плечи его схватила и на цыпочки поднялась. Дальше нам уже не до разговоров было.

Диван в гостиной хоть и не маленький был, но оказался жутко неудобным. В первый раз мы не очень обратили на это внимание, а во второй к делу подошли основательно и переместились для этих целей в спальню. Там кровать поистине королевских размеров оказалась.

Ближе к вечеру мы всё-таки вышли на улицу. Прогулялись по набережной, дождавшись, когда зажгут фонари, а потом поужинали в ресторане отеля и поспешили обратно. Нам хотелось одного и того же — скорее вдвоем оказаться, чтобы насытиться друг другом, словно отберут у нас эту возможность, стоит из отеля съехать.

После душа мы, я в Сашкиной рубашке, на голое тело накинутой, он в одних боксерах, прыгали в кровати до самого потолка – откуда только силы взялись. Мы держались за руки и горланили: «Выше двадцать третьих этажей…», пока не рухнули без сил. Сашка первый вырубился, сказалась бессонная ночь накануне и перелет, а я лежала рядом и такой счастливой себя чувствовала. Нужной, а не использованной. Впервые за последние полгода.

После завтрака сдали номер, сели в такси, и тогда я поинтересовалась:

— Саш, а ты как всё это устроить успел?

— Я не один, мне помогли, — признался он и крепче ладонь мою сжал.

— Кто она?

— Почему это непременно женщина должна быть? — Я насупила брови, а он затараторил: — Хорошо-хорошо, понял, от тебя ничего не скроешь. Лена её зовут, кадрами у меня заведует. Жутко дотошная, въедливая и ответственная. Но стихи я сам. Да я серьезно, Ленка только музыкантов нашла, да отель забронировала.

У подъезда он сделал ещё одно признание: песню ему девушка–солистка предложила. Сам он просил спеть для меня популярную в былое время «Лизу» Губина.

— Фу-у… — спародировал он её, — я такое старьё петь не стану. Это ж не сыр, вы кого им удивить собираетесь, этим хитом плесневелым?

Прятаться от соседей я и не думала, поднимались держась за руки. Я тихо радовалась, как хорошо, что нам не в разные концы города разъезжаться нужно. Радовался ли данному факту Сашка судить не берусь, но выглядел не менее довольным. Мы смеялись и поднимались по лестнице. Свернули на второй пролет, сделали пару шагов, и я резко руку выдернула.

Он сидел на верхней ступени. Весь какой-то понурый, жалкий, обнимал колени руками. На мгновение в его глазах плеснула радость, а потом он заметил Сашку, толкнувшегося мне в спину и договаривающего обрывок фразы. Увиденное ему не понравилось.

— Славка, ты один что ли? — поднимаюсь к нему. — А отец где?

— Один.

Встал и топчется. Шапку с головы стянул, ни слова больше. То на Сашку, то на меня поглядывает. Я Сашке одними губами «пока» шепнула, а Славика за плечи обхватила:

— Идем.

В квартиру завела, руки потрогала – не холодные – и, словно насквозь просвечивая, обсмотрела.

— Славик, ты почему один, где папа?

— А, — фыркнул он, — этой подарок выбирает.

«Этой». Интересно, меня поначалу тоже «эта» звал?

— Так это папа тебя сюда привез, а сам в магазин уехал, да?

— Я сам приехал.

— Ничего не поняла, — покачала я головой. — Раздевайся и руки мой, чай пить будем.

Я достала вчерашние блины, у Сашки на них, кстати, виды имелись, и заварила чай. Славка зашел на кухню осматриваясь – перемены ищет, решила – и вздохнув на стул опустился. Сметаны ему горкой в тарелку положила и чашку придвинула.

— Рассказывай. Как ты здесь очутился, меня интересует.

— На маршрутке приехал. Я у тетеньки спросил на какой до остановки «Школа» доехать можно.

— У женщины, — автоматом поправила я. — Нужно говорить «у женщины», Славик. Хорошо, а папа в курсе, что ты ко мне уехал?

— Нет, — шепотом, секрет доверяя, — я сбежал.

— Славик, папа тебя чем-то обидел?

Славка замолчал. Взгляд отвел, за блином потянулся, жевать принялся сосредоточенно. Я почувствовала неладное и слова в голове прокручивала: поаккуратней спросить бы. Жаль, что я ровным счетом ничего не смыслю в детской психологии. Да и опыт общения с ними у меня почти нулю равен.

— Можешь не говорить, если не хочешь, — осторожно начала я, но малец перебил меня.

— Он меня в «Крейзи парк» звал, а сам по магазинам ходит и подарок ей выбирает, — в голосе обида. Закончил и вовсе с вызовом: — А мне она не нравится! Я не хочу подарки для неё выбирать!

Понятно. Пока ничего криминального, обычная детская ревность и борьба за внимание.

— Папа позвонил тебе, а ты сказал, что ко мне поехал, да? — уточнила, удивляясь, где застрял сам Шмаков и почему он ещё не здесь.

— Нет. Мне к тебе нельзя, я телефон выключил.

Губы надул, взгляд разве что под стол не прячет, вероятно, лишь сейчас осознал, чего натворил. Я поднялась и к нему шагнула:

— Ну, вот что, дружок, иди-ка ты ко мне…

И обняла. Прижала крепче, покачалась с ним. Он не сопротивлялся, напротив, руки выше талии сомкнул, обхватил и щекой в живот уткнулся. Я ему пальцы в шевелюру запустила, – так и не подстриг ребенка – перебираю, а потом сказала:

— Знаешь, что мы сделаем... я ему сама сейчас позвоню и попрошу, чтобы до завтра тебя оставил. Но больше, обещай мне, такое не повторится. Папа сейчас потерял тебя, волнуется, я даже представить боюсь, что он там надумал.