Тупик для Дамы Пик (СИ) - Ловыгина Маша
— Обидела я ее, что ли? Красивая ведь баба… жалко… Чего она приехала-то?
— Из дома ушла. Говорит…
— Неважно, что говорит, — отрезала Таня. — Если баба из дома бежит, значит, хреново ей там до такой степени, что…
Из комнаты Дины донесся треск.
— Ой, мам, там верхний ящик сломан! — крикнула Дина. — Не переживай! Завтра отремонтирую!
— Дин, ты сама-то как? — негромко спросила соседка.
— Я, Танюш, у Риммы Анатольевны была.
— Это, которая… — соседка указала на стену.
— Да, хозяйка бывшая… несчастная женщина она. Сын погиб в Чечне двадцать лет назад. А он даже не солдат был. Снимал репортаж во время боевых действий… А у нее свечи горят, фотографии по всем стенам развешаны… — Дина поежилась. — Я там сознание потеряла. И увидела его… Только ты, пожалуйста… — она прижала палец к губам.
Таня перешла на шепот:
— Как мать твоего Тимура видела?
— Да… У меня сейчас такое состояние, что даже про домашние дела не могу говорить. Вот маму утешить надо, а я…
В коридоре послышались шаги, и им пришлось отодвинуться друг от друга и прекратить разговор.
— А кипяточек-то уже почти готов! Где-то у тебя тут пряники были, а, Дин? — Таня демонстративно зашуршала пакетами в шкафу.
— Я их к печенью пересыпала, — засуетилась та в ответ, гремя ложками-вилками.
Мать зашла на кухню и сразу же села за стол. В руках у нее была какая-то фотография, на носу — очки. Старенький махровый халат дочери ладно сел по ее плечам, и Дина даже немного успокоилась, не видя больше мрачной темной одежды матери.
— Что это у тебя? — спросила она, ставя перед ней тарелку.
— Нашла вот. У ящика одна стенка совсем развалилась, так я его на пол поставила. А эта фотография в пазу застряла. Старая, — она покрутила в руках картонный прямоугольник.
— Дай-ка, — Дина взяла снимок. — Это бывшей хозяйки, то есть… — она узнала Сергея Пророкова, сына Риммы, и тяжело вздохнула. Странное дело — момент его ужасной гибели пронесся как вспышка, не оставив внешних подробностей, а вот эта рубашка и чуть мешковатые брюки, в которых она встретила Ангела впервые у клуба, а затем в квартире, кажется, навсегда врезались в память.
На фото рядом с ним стояла девушка. Молоденькая, с пышной шевелюрой — от чего голова была похожа на воздушный шар на веревочке, такая тонкая у нее была шейка. В руках она держала мороженое и широко улыбалась, глядя прямо в камеру. Сергей придерживал девушку за талию, неловко прижимая к себе, через плечо у него висел раскрытый футляр для фотоаппарата.
- А-а-а!
Танин крик раздался так резко и близко, что Дина едва не выронила снимок. Ее соседка, закрыв рот ладонью, отшатнулась к стене и крепко зажмурила глаза. Из-под рыжеватых ресниц по щекам покатились крупные слезы.
— Это ты?! — ошеломленно произнесла Дина, переводя взгляд со снимка на Таню.
— А что, не похожа? — шмыгнула носом соседка и, выхватив фотографию, зарыдала пуще прежнего. — Сережа-а-а… Миленький ты мо-о-ой…
— Да что у вас здесь происходит? — ничего не понимая, Алевтина Александровна уставилась на дочь. И если до этого весь вид ее просто кричал о глубочайшем разочаровании не только в семейной, но и в в жизни вообще, то сейчас, наблюдая столь очевидную и не прикрытую боль растрепанной и зареванной Тани, она, кажется, совсем забыла о своих проблемах и внутреннем раздрае. — Дина, что ты стоишь как вкопанная! Дай воды! Не видишь, с ней истерика?
Таня завыла и, икая и давясь слезами, крепко прижала фотокарточку к груди.
— Да, конечно… — у Дины просто сердце разрывалось от осознания трагичности этой ситуации. Ей сразу же захотелось рассказать о том, каким она запомнила Сергея. И что он на самом деле оказался ангелом-хранителем для них с Тимуром, и что свел он их здесь вместе для того, чтобы они стали поддержкой друг другу. Но при взгляде на мать слова будто застряли в горле. Поэтому она просто набрала в стакан воды и протянула соседке. — Выпей, Танечка! Тебе надо…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Не, даже не предлагай! Я больше не пью, — Таня вытерла лицо ладонью, пригладила волосы и грустно улыбнулась, чтобы Дина смогла оценить невеселую шутку. За столом она несколько раз еще всхлипнула и судорожно перевела дыхание. — Говоришь, Римма его мать?
Дина кивнула. Таня взялась за ложку и, отпахав от "селедки под шубой" здоровенный кусок, положила его на терелку Алевтины.
— Я ее, кажется, всего два раза видела. Первый, когда въехала сама, а второй — когда она к тебе приезжала с документами… Подумала еще, что приличная женщина… строгая… Умная, наверное… Не то что я.
— Она умная, строгая… — кивнула Дина. — Учительница математики.
— Понятно. А я все в толк не могла взять, откуда у Вовки моего к математике склонности. Сережа ведь мне все больше мне про кино да картины рассказывал. Столько всего знал, ужас! Как и в голове держалось. А я дурочка, ничего не понимала, только смеялась и глупые вопросы задавала. Это вот мы в парке, — она обвела пальцем парочку на снимке. — Господи, какая же я счастливая в тот день была! — по щеке покатилась и упала слеза. Таня вздрогнула и быстро вытерла каплю с поверхности снимка. Он и так уже был мятым, с зажеванным уголком. Пальцы Тани дрожали, касаясь картона. — Сейчас я вам Вовку нашего покажу, — она встала и тяжело оперлась на край стола, словно за несколько минут прибавила килограмм двадцать.
Когда она вышла с кухни, мать подергала Дину за рукав:
— Что случилось-то? Не пойму никак…
— Ой, мам, столько всего случилось… Бывшая хозяйка этой квартиры — мать Таниного молодого человека. Они с ним встечаться начали, а потом поругались. Потому что Римма Анатольевна против была. А Таня обиделась, таблеток наглоталась и чуть не умерла. Попала в больницу. Потом сына родила. А Сергей погиб, так и не узнав, что у него есть ребенок. И мать его тоже не знала… Но на самом деле, мам, я думаю, что он знает. То есть узнал об этом. И ждал случая, чтобы помочь им встретиться…
— Кто? Кому? — потрясла головой Алевтина.
— Тане, ее сыну и бабушке… Вот ты фотографию нашла, а ведь я даже не заметила, что она там… Или, подожди! — Дина ахнула, вспомнив, как перебирая вещи в комоде в том своем «сне», отчетливо услышала шорох бумаги. Но не обратила на это внимания, потому что боялась разбудить Тимура. Сердце защемило при мысли о нем, будто предчувствуя беду.
От матери не укрылось выражение лица Дины. Она крепко сжала ее руку.
— Ничего, мам, все наладится… Ты со мной оставайся, хорошо? Сколько нужно. — Дина подумала о том, что отец вряд ли позвонит. Не особо его интересовала все эти годы жизнь родной дочери. Жива-здорова, ну и слава богу, как говорится… Но неужели можно спокойно спать и не беспокоиться за человека, с которым прожил двадцать пять лет?! — Дина пожала руку матери в ответ.
Пришла Таня. Молча положила на стол снимок с улыбающимся вихрастым парнем. Рыжеватые волосы как у матери, добрые внимательные отцовские глаза. Худощавый и высокий — в бабку Римму…
— Тебе надо съездить к ней, Танечка, — сказала Дина. — Рассказать обо всем…
— А оно ей надо? — тихо спросила соседка.
— Сама-то как думаешь? — Дина посмотрела в окно, заметив, что совсем стемнело. Затем решительно встала и направилась в коридор.
— Ты куда?! — хором воскликнули Татьяна и мать.
— В больницу.
— Зачем? — вскочила Алевтина. — Ты же говорила, что не работаешь сегодня!
— Парень у нее там лежит, — негромко сказала Таня. — Любимый человек. Из Москвы. И сын миллионера, между прочим…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Вот так новости… — растерялась Алевтина. — Это как же ты… Ну не на ночь же глядя идти?! Завтра, все завтра!
Дина упрямо натягивала обувь и не отвечала.
— Не помнит он ничего после того, как его по голове ударило. Может, и ее не помнит… — Таня прижала к груди уже две фотографии. — Знаешь, Аля, пусть идет. Ты ее не держи… Если бы не она, я так и не узнала бы, что с моим Сережей случилось. Дочка твоя ведь все видела своими глазами… И его, и как он погиб…