Играй в меня (СИ) - Шайлина Ирина
И кричала, голос срывая. И прижималась всем телом, и голова кругом — Господи, как он близко! Целовать можно, да что там — нужно! Пусть он не любит, но целовать хочет всю… трогать, тискать, кусать… И лучше этого не может быть ничего во всем белом свете. Определённо.
— Ты точно чокнутая, — констатировал Сенька потом. — Связываться с тобой опасно для психики и здоровья.
Лялька вздохнула. Сейчас она боялась только одного — что уйдёт. И смотрела на него, стремясь жадно впитать в себя его образ. Таким она его не видела, возможно, и не увидит. Обнажённый, расслабленный, на спине — испарина. Кожа солёная, если лизнуть. Лялька смело пробовала её на вкус совсем недавно, а сейчас прикоснуться робела.
— Уйдёшь? — спросила она.
— До утра останусь… если не выгонишь.
В тот день Лялька испытала не только первый в жизни оргазм, но и впервые поняла каково это, быть счастливой целиком и полностью, безоговорочно, и неважно, что завтра будет. Следующие-то двенадцать часов — её.
И сердце щемило, так хотелось вдруг поверить, что навсегда. Бывало, и верилось — когда Сенька рядом спал. Он уходил, но возвращался. Не любил, но себя позволял любить. Даже с мамой его Лялька познакомилась. И надеялась, что вот теперь то точно. Её любви на двоих хватит.
А потом случилась Катька. Чужая совсем девушка. С парнем своим под руку, молодая, счастливая. И взгляд Сеньки, как у зверя затравленного. Не надо было долго гадать, чтобы понять, что к чему.
Просто не думай о ней, убеждала себя Лялька. Она уйдёт. Уже уходит. Но Катька вернулась. Мама Сеньки на лето переезжала на дачу, И Лялька почти поселилась у него, благо — не гнал. Про наркоту Катя узнала…
Гнать бы её в три шеи и ничего бы не случилось. Да просто Сеньке рассказать, он бы решил. Так далеко бы дело не зашло. Но Ляльку мучило больное любопытство. Какая она, девушка, которая сердце любимого украла? Украла и возвращать не хочет.
Обычная. Красивая, да. Но Лялька то красивее. Глаза страшные — жёлтые. Поначалу в них смотреть страшно было. Фигурка отличная, но сколько таких, с отличными фигурками? Тысячи. Почему именно на ней Сеню перемкнуло?
Приглядывалась. Примеривалась. Не понимала. Разве что чистая она. Вся. Как солнышко. Может поэтому глаза такие? И кожа светится. Лялька хотела Катю ненавидеть. Очень. Но не получалось. Ляльку к ней тянуло. Может судьба у Катьки такая, примагничивать на свою чистоту грязь? Вот Лялька и примагнитилась.
Надо её испачкать. Если она станет такой же, как Ляля, то её очарование исчезнет. Именно этим Лялька и руководствовалась ведя Катю к Игорю в первый раз. Оправдывала сама себя, что это ради матери её. Врала — знала уже, свою мать похоронив, что деньги не всесильны.
Катька испачкается. Светиться перестанет. Сенька её разлюбит. Господи, стыдно-то как! Стремясь откупиться от своей совести Лялька отдавала Кате почти все заработанные деньги. Не помогало.
— Плохая, плохая девочка, — ругала себя она.
Ревела. И больше всего боялась, что Сенька узнает. А он узнал слишком скоро, слишком, Лялька не была готова. Пришёл. У него ключи были от Лялькиной квартиры. Одеяло сдернул, за ногу стащил с постели, Лялька копчиком о пол ударилась, на глаза слезы навернулись.
— Ты что творишь? — крикнул он прямо в её лицо.
Его лицо — от злости перекошено. Глаза бешеные. Страшно. И слова, которыми можно оправдаться не находятся. Знала же, что так будет… и все равно.
— Ты что натворила, дура???
И ударил. Мог бы сильнее, Ляля это понимала. Всё равно больно и обидно. И кровь тонкой струйкой из разбитой губы. Солёная. И понимаешь, то прав он, что не нужно было… Сенька сел на пол и голову руками обхватил. Думала даже — заплачет. Не заплакал. У Ляльки губа болит разбитая, и душа тоже. Это же из-за неё Сеньке так хреново.
Вот знала же, знала! И правда — дура.
— Она же не ребёнок, твоя Дюймовочка! — Выплюнула Ляля. — Свои мозги есть.
— Она не такая, — почти простонал Сенька. — Ей в эту грязь нельзя.
Обидно стало. Ляльке значит в грязь можно, а Кате нет. Она особенная.
— Обычная, — упрямо возразила она. — Ничего в ней такого нет!
Сенька посмотрел так зло, что Ляля сжалась, ожидая удара. Он не последовал.
— Ты, блядь, заноза. В моей заднице. Я люблю её. Понимаешь, люблю. И только попробуй её подставить. Хоть волос с её головы упадет — убью. Я её вытащу. Пусть даже украду и увезу, насрать на Димку. Я не хочу, чтобы она все это видела…
И ушёл. А самое страшное — не вернулся больше. Лялька приходила сама, гордости в ней не осталось. Он открывал дверь, смотрел пустыми глазами, молчал. И Лялька молчала, мялась, ежилась. Вот что ему сказать, если он другую любит? И уходила…
Шла к Катьке, которую ненавидеть никак не выходило. У Ляльки никого, даже мамы нет теперь. А Катька — она тёплая. Ладошки вечно холодные, а сама греет. Может и правда, особенная? Лялька чувствовала, что впадает в зависимость от Катиной дружбы, но сделать ничего не могла и не хотела. Так она по крайней мере Сеньку чаще видела. И он улыбался. Правда, Кате.
Потом ошарашил тем, что вынудил Катьку встречаться с ним. Пусть не по-настоящему, все равно… Лялька тогда снова к нему пришла.
— Ну чего ты ходишь? — устало спросил он.
Лялька вошла. В квартире было пыльно, значит мама его не вернулась. Села на кухне на табуретку, Сенька в душ ушёл. Вернулся — капли стекают с волос по груди, животу, впитываются в резинку шорт. Отвела взгляд. В животе стало горячо, почти больно. Так, как с Сенькой ни с кем не выходило, Лялька пробовала.
— Чего нужно? — спросил он, открыл банку пива и напротив сел.
— Ты такой же, как я, — в лоб обвинила его Лялька.
Сенька даже пивом поперхнулся.
— Чего?
— У Кати парень есть. Вполне дееспособный. Он может решить её проблемы. А ты юлишь…
Нашептываешь. Врешь. На что ты надеешься? Что они разосрутся и ты кусок счастья отхватишь?
— Вот Ляль, честно скажи. Ты зачем это все затеяла? Катьку в наркоту втянула. Мне жизни не даёшь…
— Я люблю тебя, — просто ответила она.
— Я тоже люблю. Вот и все. Просто не тебя. Вот ты готова жизнь сломать другому человеку, за призрачный шанс залезть в мою койку. Я тоже готов. Да, я такой как ты. Но Дюймовочку так просто ему не отдам.
— Я ей расскажу. Что ты лжешь. Ты усложняешь. Специально…
Он снова смеялся. Но не так, как на заре знакомства. Не слишком весёлый был смех. А потом в несколько глотков банку осушил.
— Маленькая шантажистка, — улыбнулся зло Сенька. — Ну давай, говори, что хочешь за молчание.
Лялька отвела взгляд. Ей всегда нужно было одного — самого Сеньку. Навсегда не получалось, так хоть на немножко… И он сам знал это прекрасно.
И трахнул её прямо на кухне. Никаких поцелуев — видимо, не заслужила. Лялька стояла и опиралась о стол руками. Стол был старым, советским ещё, уныло раскачивался и скрипел в такт Сенькиным движениям. Думала развалится. Не развалился, все же, умели в советах делать. На совесть, которой у самой Ляльки, видимо, не было.
Больно тискал грудь. Но Лялька закрывала глаза — все равно хорошо. Пусть без бабочек в животе. Пусть раком. Главное рядом, в ней. Так, как и должно быть.
Потом стекала по ногам сперма. Сенька курил, а Лялька торопливо одевалась. Даже до ванной не дошла, вытерлась кухонным полотенцем и в мусор его выбросила.
— Больше не приходи, — в спину сказал Сенька.
И плакать хочется. А слезы где? Нет их.
Лялька вернулась. Когда Жорик умер. Жорика она не выносила, хотя и имела с ним секс пару раз. Так, чисто чтобы отстал — не давал проходу. Но его смерть меняла многое.
— Что делать будем?
В темноте шёпот такой горячий. Но — никакого секса. Какой секс, если Жорик, сволочь, сдох! Катька попала. И не позлорадствуешь — с ней автоматом попал и Сенька. Даже если не попал, сам себя в грязь вколотит, чтобы с Дюймовочкой гнить рядышком.
