Филипп Эриа - Ярмарка любовников
Когда вошел Реми, никто не посмотрел в его сторону, все продолжали читать молитву, и только старуха протянула ему веточку, окунув ее в сосуд со святой водой. Он окропил гроб, отдал веточку и, так как никто не обращал на него внимания, остался стоять на том же месте. Он получил светское воспитание и не I знал молитвы.
Как водится в такие моменты, внимание человека фиксируется на незначительных деталях. Вот и Реми, посмотрев на старую женщину, заметил, что она шевелит губами с отсутствующим видом.
«Эта старуха – профессиональная плакальщица, – подумал он, – она отпевает всех умерших в Кордесе».
Рассмотрев повнимательнее сосуд со святой водой, он увидел, что он похож на небольшую урну кремового фаянса с рельефом, украшенную серебром.
«Подумать только, это же купель. Маленькая красивая купель. Как странно видеть купель в этом зале».
Он стал размышлять над обстоятельствами, при которых этот сосуд попал сюда из другой провинции и был приспособлен под ритуальный обряд. Он подумал, как давно это было, подсчитав про себя, скольким поколениям усопших послужил этот хрупкий предмет.
Однако Реми не знал, что ему делать среди молившихся на коленях женщин. Он не мог так простоять до утра.
В углу комнаты он увидел множество стульев, собранных со всего дома. Подойдя поближе, он выбрал один из них и, не приближаясь к гробу, присел на него. Никто не смотрел в его сторону. Он видел, как женщины, закончив молитву, поочередно поднимались, открывали дверь прихожей и уходили прочь. Остались только старуха отпевальщица и еще одна старая женщина. После полуночи они стали клевать носом. Одна из них – он не знал точно кто – временами похрапывала.
К часу ночи похолодало. Реми замерз. Но он не встал со стула. Наконец скрипнула входная дверь, затем открылась дверь в зал, на пороге появилась заспанная служанка. Она принесла Реми чем укрыться.
– От господина Саленгарда, – сказала она.
И тут же исчезла. Она принесла ему пальто, которое он оставил в гостинице. Он накинул его на плечи и снова сел на стул.
С того момента, как он вошел, он чувствовал себя незваным гостем, которого никто не ждал. Его едва замечали, и никто не обращал на него внимания. Все вокруг было ему в новинку: и обряды, и жесты, которые он не смог бы повторить, и даже незнакомые имена, что произносились в его присутствии, как будто он должен был их знать. Здесь исполняли неизвестный ритуальный обряд, и ему казалось, что он не в силах принять в нем участие. В этих провинциалах он видел посвященных в таинство, к которому ему самому хотелось бы приобщиться. Но все, что он ни делал, стремясь расположить их к себе, не приносило желаемого результата. Не успел он довезти тело усопшей до ее родного города, как тут же город в лице нескольких старых женщин отнял у него Агатушку. Во время своего долгого пути из Парижа он думал, что, ступив на землю, где родилась и найдет последнее пристанище бедная старая дева, он сможет полюбить этот город и его жителей так же, как любила его Агатушка. Но тщетно: старый городок за время долгого отсутствия последней из рода Палларюэль продолжал неторопливо жить по обычаю своих предков и по возвращении своей блудной дочери принял ее в свои объятия, но отказывался принять чужака.
***Однако утром Реми уже не чувствовал себя обособленно. На похороны Агатушки собрался почти весь город. Многие даже не были с ней знакомы. Возможно, совершенно незнакомые люди пришли проводить старую деву в последний путь, следуя давней местной традиции.
До самого кладбища гроб несли на руках, как в любом маленьком городке, где улицы имеют крутые спуски и подъемы. Носильщики медленно шагали по мощеной мостовой. За ними продвигалась траурная процессия. Реми шел в толпе местных жителей. Рядом с ним шагали мэр и нотариус, с которыми он познакомился у дома усопшей. Позади двигались остальные участники процессии. А впереди всех, сразу за гробом, шла, перебирая четки, отпевальщица усопших.
Реми уже не чувствовал себя таким одиноким, как накануне, словно город и его обитатели перестали на время остерегаться его и смотреть на него свысока.
Когда процессия добралась до кладбища, располагавшегося за чертой города на ближних отрогах горного хребта, ветер начал вовсю трепать верхушки кипарисов, запели птицы.
После погребения, выйдя за кладбищенские ворота, толпа рассеялась. Одни пошли по домам, другие, приехавшие издалека, спустились к дороге, где их ожидали автобусы. Однако большинство поднялось обратно к крепостным стенам Кордеса – это были горожане или же приезжие, желавшие пообедать в городе.
– Господин Шассо, – обратился к Реми шедший с ним рядом нотариус, – не окажете ли вы мне честь пройти в мою контору? Мне надо зачитать вам завещание мадемуазель Палларюэль.
– Что? – удивился Реми, далекий от подобных мыслей.
– Ну да. У покойницы нет родственников, кроме весьма престарелой сестры, живущей вдали от мирской суеты в монастыре кармелиток в Эр-сюр-Ладуре. Я сразу могу вам сказать, что завещание составлено в вашу пользу. Вы единственный наследник.
– Как? – удивился Реми. И он остановился.
– Мадемуазель Палларюэль, очевидно, не посвятила вас в свои планы?
– Нет… Я вовсе не ожидал…
И Реми, со вчерашнего дня сдерживавший свои чувства в присутствии чужих людей, вдруг ощутил, что на глаза навертываются слезы.
– О!..– воскликнул он, доставая носовой платок.– Святая душа…
– Не стану вас обманывать, – осторожно начал нотариус, – речь идет о довольно скромном наследстве. В него входит дом Палларюэль, занесенный в книгу достопримечательностей под названием дома Великого Эшансона. Здание является историческим памятником, что ограничивает права наследования. Кроме того, существуют ценные бумаги на предъявителя на сумму, не превышающую после уплаты налогового сбора и пятнадцати тысяч франков.
– А? – рассеянно произнес Реми, чьи мысли вернулись к тем временам, когда Агатушка проживала в доме на Центральном рынке. Она всегда была такой неприметной, робкой и сдержанной даже в проявлении своих нежных чувств к нему.
– Господин Шассо, вы, безусловно, можете отказаться от наследства.
– Как? Что вы!.. Напротив, я его принимаю…
И они пошли в сторону центра. В лучах утреннего солнца город своими этажами поднимался к небу. На фоне домов рыжего цвета, местами переходящего в фиолетовый, хаотично, словно разбросанные кубики, теснившихся по склону горы, зелеными пятнами выделялась буйная растительность узких садов.
XV
К концу дня Реми так разволновался, что решил позвонить Эме.
– Это ты? – спросила она.– Как дела? С тобой все в порядке? Я не уезжала, ожидая твоего звонка. Я собираюсь ехать в Ламалук. Стоит прекрасная погода, и театр опустел. Вчера мы играли в этом сезоне в последний раз. Спектакли возобновятся только в сентябре. Выезжай поскорее на побережье. Я сложу твои вещи и возьму с собой.
