Кристина Высоцкая - По лезвию жизни
Все так же молча Егор помог Юле выбраться из машины и, щелкнув брелком сигнализации, повел ее по узким ступеням.
На короткий, не слышимый снаружи звонок последовала секундная тишина, вслед за которой раздался сигнал зуммера, и дверь мягко открылась. Подтолкнув девушку внутрь, Беркутов вошел следом.
– Знакомься, – заглянув в третью из шести выходящих в узкий коридор комнат, Егор завел Юльку в небольшой кабинет с массивный столом красного дерева, стройными шеренгами шкафов, заставленных пластиковыми папками, и яркой, растянутой на стене картой с непонятными флажками, – мой шеф, Селиванов Вадим Геннадьевич. Вадим, мы ненадолго, я потом объясню.
– Юля, – Юлька растеряно улыбнулась.
– Очень приятно, присаживайтесь, – изучающе взглянув на серьезного как никогда сотрудника, Селиванов приподнялся на стуле и указал девушке на свободное кресло. – Что вас привело?
– Будь другом, дай на минуточку мое досье.
– Досье? – с деланым изумлением вздернув бровь, повернулся к нему шеф.
– Брось, я знаю, что оно есть. И на меня, и на всех остальных парней. Не будь это действительно важно, не стал бы просить.
Прищурив холодные, водянисто-голубые глаза, Селиванов с минуту то втягивал, то вытягивал упрямо сжатые губы, но, в конце концов, уступил. Глухо звякнул отпираемый в недрах стола сейф, и на свет появилась тонкая, подписанная инициалами Егора папка.
– Держи. Вернуть не забудь.
– Я не собираюсь его уносить, – забрав протянутые документы, Беркутов быстро просмотрел с десяток пестрящих сведеньями листов и, вынув один, протянул остальное Юле, – читай.
– Егор, не нужно, – чувствуя неловкость и бурлящую в мужчине обиду, попыталась протестовать Юля.
– Нужно. Читай. Я не смогу охранять тебя, если ты будешь вздрагивать от любого моего движения.
Покосившись на посуровевшего начальника, от чьего взгляда Юльку пробирали пугливые мурашки, девушка погрузилась в чтение.
Родился… учился… служил… учился… женился… развелся… Сведенья, одно за другим, впечатывались в память, успокаивая, смывая сомнения, даря такое желанное чувство защищенности…
Дочитав до конца и мельком отметив отсутствие информации о небольшом периоде жизни Егора, Юля подняла на сыскаря виновато-сияющий взгляд:
– Егор, пожалуйста, прости меня, – в этот миг Юлька забыла обо всем: о сидящем за столом Селиванове, о преследующем ее маньяке, о наверняка беспокоящемся Олеге… Значение имели лишь карие с прозеленью глаза, мерцающие золотистыми искрами, из которых медленно уходило дикое напряжение.
– Спасибо, – мягко забрав у нее папку с досье, Егор вернул вынутый лист и положил ее на край стола. Получив понимающий кивок шефа, он подхватил девушку под руку и уже не торопясь повел к машине.
Глава 17
Последующие дни превратились для Юльки в очередной внеплановый отпуск, наполненный прогулками по летнему Аларску, тихими кафе, уютными вечерами в неизменном обществе Егора, отлучавшегося по делам исключительно в дневные часы, когда девушка, надежно заперев дверь на все замки, занималась домашними делами, читала и… мечтала.
В первый же понедельник после появления Беркутова в ее запутанной жизни, они съездили к ней в больницу, где Юля, забежав к знакомому терапевту, оформила больничный, сразу же написала заявление на увольнение, не желая отрабатывая под началом Мартынова ни одного дня. Давать ему возможность отыграться за ущемленное самолюбие девушка была не намерена.
О будущем Юлька старалась не думать. То есть, думала, конечно, но не о поисках новой работы или медленно, но верно тающем счете, а о высоком мужчине с пронзительными глазами. Думалось как-то… легко. Их отношения не выходили за рамки служебных, но чувствовалось в Егоре взаимное влечение, сквозящее в случайных прикосновениях сильных пальцев, в долгих, изучающих взглядах, в тихом голосе и светлой улыбке. И этого ей хватало. Пока. А о том, что будет дальше, думать не хотелось. Больно было думать об этом. И не ко времени. Будь что будет…
Гром (хотя, скорее, его слабые отголоски) грянул на исходе второй недели.
Написав заявление на увольнение, Юлька отвезла его в больницу, попрощалась с успевшими полюбиться ей коллегами, с явной неохотой и затаенной злостью на Мартынова отпускавшими ее в свободное плаванье, с немногими еще знакомыми ей пациентами, оканчивающими без нее назначенное ей же лечение, и с легким сердцем вернулась домой. Егор, проводив девушку до квартиры, умчался отрабатывать очередную зацепку (разговор с бабулей, как и ожидалось, оказался бесплодным), а Юля взялась за уборку.
Звонок в дверь раздался неожиданно. Отложив тряпку, которой протирала одежный шкаф, Юлька, стараясь ступать неслышно, подошла к глазку и… застыла. Как зачарованная, словно не отдавая себе отчет в происходящем, Юля отперла замки и распахнула стальную створку.
– Пустишь? Или не рада?
– Зачем ты пришел? – не делая ни малейшей попытки отодвинуться и пропустить гостя в квартиру, Юлька с ненавистью уставилась в изумрудную зелень нахальных глаз.
– Ух ты! Злишься! А тебе идет, – по-хозяйски отодвинув в сторону бывшую любовницу, Андрей прошел в коридор.
Стиснув зубы, Юля вновь заперла дверь и вслед за незваным визитером прошла в зал.
– Иди сюда, – схватив девушку за руку, Андрей дернул ее к себе, – я соскучился.
Губы, когда-то любимые, властно накрыли сжатый в полоску рот, пытаясь разжалобить, расплавить огнем былой страсти, но Юлька, не чувствуя и сотой доли того, что еще пару месяцев назад испытывала в этих объятиях, оттолкнув мужчину, вывернулась:
– Еще раз спрашиваю, зачем ты пришел?
– Злючка, – наглая, казавшаяся сквозь призму влюбленности яркой, улыбка скривила губы Андрея, – думаешь, поверю, что ты успела меня забыть?
– А ты думаешь, я сидела и лила слезы, после того, как ты выбросил меня, как ненужную вещь?! – саркастически оскалилась Юлька. – Как бы ни так!
– Эй, тихо, гроза! Я же не виноват, что моя жена решила явиться раньше. Едва успел до ее приезда вернуться. Всю ночь гнал как сумасшедший, а ты, вместо того, чтобы посочувствовать, ерепенишься.
– С чего я должна тебе сочувствовать? Скорее, твоя жена достойна соболезнований, что ее муж – сволочь и кобель.
– Вот как заговорила! – глаза Андрея сверкнули злостью. – А когда кувыркалась со мной и стонала, о ней не вспоминала.
– Дурой была, – ощущая, как встает на место последний осколок однажды разбитого сердца, Юлька с облегчением выпрямилась, – но не вечно же мне быть идиоткой. Спасибо твоей подлости – прозрела.
– Юль, а, Юль, – сменив тактику, мужчина двинулся к яростно сверкавшей глазами девушке, – ну, что ты как маленькая…
