Елена Квашнина - Там за облаками (СИ)
Он терпеливо ждал её на лестничной площадке между вторым и третьим этажом, возле мусоропровода. Лицо его выглядело спокойным, грустным, немного отрешённым. Увидев девушку, оживился. Взял из её рук тетрадку, перелистал, открыл наугад, прочёл вслух:
Да, я порой была глупа,
Когда в вас верила, как в чудо.
Да, я порой была слепа,
На подлость думала - причуда.
Теперь оправдывать себя
Я не хочу. Не в этом дело.
А просто время шло, и я
И поумнела, и прозрела.
Маша с интересом ожидала реакции. Славка обиженно моргал ресницами. После краткой паузы уверенно определили:
- Это мне. Не отпирайся, я точно знаю.
Отпираться она и не думала. Специально записала в тетрадь пропитанную горечью строфу. Пусть он хоть раз поймёт чувства другого человека. Не всё ему масленица.
- Мань, за что? Прямо наотмашь. Тебе-то я что плохого сделал?
Она подумала, - и впрямь, никогда ничего не обещал, не говорил прямо, не назвал вещи своими именами, дружил с ней, как мог, дарил замечательные праздники, на помощь прибегал по первому зову даже среди ночи. Надо либо принимать его таким, каков он есть, либо разбегаться в разные стороны. Формально все её претензии беспочвенны. Следовательно, и говорить не о чем. Зря дала моральную пощёчину. Вздохнула:
- Самое последнее почитай. Оно самое свежее. Только, чур, про себя.
Следила за постижением Славкой текста по шевелению его губ.
Вы - только конец неудавшейся сказки,
Которую я сочиняла впервые:
Зелёные косы русалок, их пляски,
Овинные, лешие и домовые.
Всего понемногу я в вас намешала:
Цветение яблонь, дожди проливные.
Но этого в жизни порою так мало.
Да, нужно другое. И вот мы - чужие.
И даже во сне мне не снятся русалки.
Реальная жизнь в мои двери стучится.
Казалось бы, сказка забыта. А жалко,
Что больше у нас ничего не случится.
Закончив читать, Славка посмотрел в темноту, обрамлённую переплётом окна. Не поворачивая головы, хрипло, чужим голосом оповестил:
- Нормально. Индульгенцию получишь.
- Ты не много на себя берёшь? - вкрадчиво поинтересовалась Маша, вдруг вспомнив, что когда-то давно и у неё имелся характер.
- Ровно столько, сколько могу поднять, - уже нормальным голосом довольно сообщил он.
- Тяжеловес, значит? Ну, удачи тебе в поднятии тяжестей. Смотри, не надорвись.
- Ты куда, Мань?
- Домой.
- Подожди. Давай ещё немного постоим, поболтаем. Я тебя прошу. Разве я часто тебя прошу?
Маша засомневалась, остановилась. Действительно, просил он её редко. Он вообще не любил просить. Предпочитал обходиться своими силами, без посторонней помощи.
- Тебе дома нужно быть.
- Я не могу там сейчас находиться. На самом деле мне хотелось эту ночь с тобой провести, - честно сознался Славка.
- В смысле? - нахмурилась Маша.
- До чего у тебя грязное воображение, - подколол он. - В нормальном смысле. Своеобразный мальчишник в твоём обществе.
- Мальчишник? Это не ко мне. Это к Лёлекам и Болекам...
- Не начинай, а? - перебил он стонуще. - Вот они у меня где сидят. Мне с нормальным человеком хотелось побыть.
- А нормальному человеку спать не надо? - подивилась Маша его эгоизму.
- Я что, каждый день женюсь? - негодующе возразил Славка. - Можешь ты один раз со мной пободрствовать, когда мне надо? Я-то с тобой бодрствовал.
Маша кивнула. Не стала напоминать случай, когда после смерти отца он пришёл к ней пьяным в дым. Счёт всё равно был бы не в её пользу. Поднялась к нему на площадку. Подловил-таки её, прохиндей. У него на счету утешительных ночей пять или шесть набралось. Долги она привыкла платить.
Выглянула мама. Через полчаса вышла изнывающая от любопытства Марго. Нашла хороший предлог. Дескать, звонил Шурик, разыскивал Стаса, Маргошка наврала, будто сестра ушла к приятельнице на четвёртый этаж. Славка быстренько Маргошку спровадил, разрешив приехать в ЗАГС и посмотреть торжественную церемонию. Маша периодически предлагала пойти к ней, посидеть на кухне в тепле и комфорте. Славка отказывался, мотивируя отказ своей неспособностью именно сегодня адекватно себя вести. Лучше на лестнице поболтать, под охлаждающими сквозняками.
Они долго болтали о первом, приходящем в голову и на язык, старательно обходя в беседе грядущий день, Иру и общих друзей. Обсуждение модной книги Маркеса сменялось анализом фильмов Тарковского, за которым следовали рассуждения о творчестве Высоцкого. Выставка плакатов в маленькой церквушке на новом Арбате, репродукции картин Сальвадора Дали и работы Пабло Пикассо в музее имени Пушкина, последние романы в журнале "Новый мир" и завидная смелость газеты "Аргументы и факты", парапсихология и проблемы космоса. Достойные осмысления темы следовали нескончаемой чередой, появляясь буквально из воздуха.
Перевалило за полночь. Маша устала, побледнела и осунулась. Ей страшно хотелось спать. Распухший язык ворочался с трудом, точь в точь, как у покойного Брежнева в последние годы его жизни. Славка поглядывал на неё с жалостью. Не устоял, шагнул совсем близко, обнял.
- Ты такая уставшая.
Она вяло трепыхнулась:
- Сам такой. Пусти, упадём.
- Издеваешься? Я могу тебя поднять и до метро на руках тащить. Я свеж, бодр и полон сил. Не веришь, да?
- Верю, пусти.
- По голосу слышу, не веришь. Смотри, - он поднял её и держал на весу. Держал так, что её лицо оказалось совсем рядом с его лицом. "Не вынесла душа поэта...". Оступился, слабак, - перехватив девушку поудобней одной рукой, другой придержав ей затылок, начал целовать. Маша больше не трепыхалась. Успокаивала совесть тем, что это в последний раз, на прощание, от Иры не убудет, а Маше найдётся, чем душу впоследствии тешить. Славка по привычке читал её мысли. Между поцелуями бормотал:
- Последний раз... Мы же никогда больше не будем, правда?.. Попрощаться-то можно...
Маша знала Славку, как облупленного. Сперва слабину даст, потом начнёт исправлять положение, начнёт перед самим собой оправдываться разными жестокими фразами и поступками. Но она думала о расплате завтрашним днём, по заведённому у Славки обыкновению. К расплате на утро была готова, но не подозревала насколько быстро она придёт.
