Анатолий Чупринский - Лихоманка
Анечка Барбекю и Феликс Куприн сидели за столом напротив друг друга. Оба улыбались. Смотрели друг другу в глаза и улыбались.
Над поселком прогремел гром. Глухо и угрожающе. Именно сегодня природа решилась, все-таки, разразиться над истринский районом незаурядным ливнем.
С разных концов поселка послышался испуганный лай собак.
Буквально после третьей фразы эксклюзивного интервью Валерий Шагин со всей ошеломляющей ясностью наконец-то понял. Он по уши влип, мягко говоря, в крайне неприятную историю.
«Жадность фраера сгубила!» — пронеслось у него в голове.
Какая-то глупая привычка у него возникла в последнее время. Явное отклонение от нормы. Вовсе не видеть очевидного, бросающегося в глаза. На себе слишком закольцевался, что ли?
Так бывает. Прямо перед носом маячит совершенная очевидность. Окружающие пальцами показывают. Человек же предпочитает не замечать этой очевидности. Задвигает ее куда-то на периферию своего сознания. Отмахивается от указующих перстов окружающих. И только когда совсем уж натыкается на нее лбом, набивает большую шишку, только тогда замечает. И очень удивляется. Почему меня никто не предупредил? Не указал пальцем на очевидное?
Перед ним на тахте, скрестив ноги по-турецки, сидела абсолютно ненормальная девчонка с бездонными темными глазищами и, раскачиваясь из стороны в сторону, как курильщик опиума, несла какую-то чудовищную околесицу. Эдакий дикий коктейль из третьесортных американских триллеров, обильно сдобренный фрагментами то-ли из «Санта Барбары», то-ли еще из какой-то подобной мыльной дребедени.
Девчонка постоянно всхлипывала, кривила влажный рот и вытирала ладонями губы. Невпопад дико хохотала, как ночной филин или внезапно замолкала на полуслове и, уставившись в одну точку, морщила крутой лобик и пыталась с остервенением что-то выковырнуть у себя из уха.
Она ни на секунду не выпускала из рук большую бутыль с красным вином. Хлебала его, как воду. Через каждые десять-пятнадцать секунд. И ничуть при этом не пьянела. Шагин сколько ни пытался, так и смог уловить в ее лице или голосе даже малейшего признака опьянения.
Воистину, это поколение слеплено из другого теста. Хотя, возможно, все дело в ее «неадекватности».
Хорошо быть психиатром. Или психотерапевтом. Сегодня самая востребованная профессия. Мотивы, устремления, тайные желания любого индивида для тебя как на ладони. Пациент еще только собирается рот раскрыть, ты уже знаешь, что именно он собирается вякнуть. Более того. Знаешь даже, что он сотворит через месяц или год. Прелесть что за профессия! И деньги они гребут лопатой.
Если психиатр или психотерапевт еще и астрологией увлекается, волочет в этом вопросе, для него открываются просто бесконечные горизонты. Именно, бесконечные. Для такого нет туманных неясностей, драматических загадок и запутанных комплексов.
К сожалению, наш Джек Лондон, то бишь, Валерий Шагин, не очень увлекался астрологией. Что-то слышал краем уха. Не более того. Потому довольно часто попадал впросак.
— Какой у вас знак Зодиака? Пингвин? — спросил Валера.
— Зубр! — рыкнуло юное создание.
— Ясно, — усмехнулся Шагин.
— Ничего тебе не ясно! — зло ответила звездочка, — И нечего из себя корчить всезнайку. Если ты старше на несколько лет, это ни о чем не говорит. Ясно?
Шагин не был психиатром. Но даже неспециалисту с первого взгляда было ясно. На тахте восседало совершенно ненормальное существо. Девушка, почти подросток. С серьезным психическим расстройством. В период обострения. Ей требовалась экстренная квалифицированная медицинская помощь.
«О, Господи!» — охнул про себя Шагин, когда поднялся в очередной раз на второй этаж в свой кабинет. И увидел Ассоль с выпученными глазами, яростно ковыряющую у себя в ухе пальцем.
Перед этим она попросила его на минутку выйти. Ей, мол, надо переодеться и привести себя в порядок. Сама за эту минутку успела прилично подраздеться.
«Завтра же отвезу ее обратно в Москву. Надо только как-то перебиться до утра. Придется не спать всю ночь».
Начиналось-то все вроде ничего, нормально. Полчаса назад казалось, все путем. И не в таких передрягах приходилось бывать.
— Диктофон работает? — подозрительно осведомилась Ассоль.
— На полную катушку, — ответил Валера. Хотя сам и не думал нажимать на кнопку записи. Тратить пленку, пустое занятие.
Из своего небольшого, но все-таки опыта общения с сумасшедшими он вынес одно. Главное — не возражать, не перечить, во всем соглашаться. Иначе беда!
Теперь, окончательно и бесповоротно убедившись, что перед ним просто несчастная сумасшедшая девочка, Шагин решил выждать какое-то время. И только потом перейти к активным действиям.
Ассоль, между тем, сделала внушительный глоток из бутылки, собралась с духом и начала свое трагическое повествование.
Как и предполагал Шагин, под первым номером у нее шло изнасилование.
Краем уха он слышал от компетентных людей. Штамп «номер раз!». У всех юных бомжих и бродяжек всегда наготове слезливая история о том, как ее, бедную, несчастную, изнасиловал родной отец. Извращенец, алкоголик и вообще, нелюдь! По их убеждению это должно разжалобить глупых взрослых.
Бедняжки и не подозревают, опытные взрослые тети в белых халатах и дяди в погонах отлично осведомлены, что все эти истории об изнасиловании родным отцом в девяносто семи (!?) случаях из ста чистейшая выдумка больного детского воображения. И только три процента, хотя и это чудовищно много, правда.
Шагин уже догадался, ему предстоит услышать один из вариантов.
— Помогите-е!!!
Задрав голову к потолку, вдруг заорала во все горло Ассоль. Она орала пронзительным визгливым голосом средневековой ведьмы, у которой монахи начали выдирать волосья из башки.
— Люди-и, помогите-е!!!
Бесконечно повторяла она на все лады. Раскачивалась при этом из стороны в сторону, как старый индеец у костра в окружении своего племени, взывая к своим Богам за помощью и поддержкой.
Залаяли на все голоса со всех сторон собаки. Взвились из-под крыш сараев и низко, со свистом рассекая ночной воздух, начали шарахаться между дачами летучие мыши. Кое-где вспыхнули огни в окнах. Где-то хлопнула калитка.
Во всем поселке только один человек сохранял олимпийское спокойствие.
Валерий Шагин курил сигарету, стряхивал пепел в пепельницу и делал вид, будто регулирует громкость записи диктофона.
— Так я кричала на все Адриатическое побережье, у нас там свой особняк, — с неподдельной горечью в голосе, как-то очень заготовлено, молвила Ассоль. — …когда меня насиловал мой родной отец!
