Джоконда Белли - В поисках Эдема
— «Что мы считаем началом, часто — конец. А дойти до конца означает начать сначала. Конец — отправная точка».
— Томас Стерне Элиот, — сказал Рафаэль. — «Четыре квартета». Это даже лучше, чем китайское печенье судьбы[15].
У попугая, которого выбрал Рафаэль, кличка была Эль Гордито. Хозяин повторил операцию. Эль Гордито не заставил себя ждать. «Нет худшей слепоты, чем нежелание видеть», — гласила бумажка.
— Народная пословица, — сказала Мелисандра. — Только обычно она относится к бесчувственным, а не к слепым, — добавила девушка.
— Угадывать будущее — задача не из простых, — философски заявил хозяин попугаев. — Поэтому мои клиенты — люди избранные. Некоторые предпочитают гадать на картах, чтобы их надували. Вы поймете смысл того, что сейчас услышали, позже.
— Видишь, дружище, я же тебе сказал. И ему я это говорю всякий раз, как прихожу сюда, — изрек Макловио, поворачиваясь к молодым людям. — Эти попугаи слишком умные. Никогда его дело процветать не будет.
— Они никогда не ошибаются, — возразил мужчина, изображая загадочную улыбку на своем продолговатом, смуглом лице, испещренном бесчисленными морщинами.
Из парка вместе с Макловио они отправились в путь. В этот раз их должен был принять Антонио Эспада.
— С ним действительно стоило переговорить, — сказал Макловио. — Дамиан, бедолага, всегда был мечтателем. Он хороший человек, но его умственные способности достаточно ограниченные. Он заучивал речь и повторял ее, не улавливая всякие тонкости, когда в двух разных ситуациях нельзя применять одни и те же методы. Конечно, он пользовался большей популярностью, чем Антонио. У него какая-то почти религиозная харизма. Он верующий. А народ всегда нуждался в набожном человеке, который создал бы в их умах иллюзию, что существуют еще в Фагуасе благородные люди.
С Антонио легче общаться. Он мой компаньон, дружище. А Дамиан же постоянно мешает. Где-то в глубине моего сердца я всегда сомневался, что кто-то в этом веке может еще похвастаться такой невежественной наивностью, — добавил Макловио.
От парка до крепости довольно далеко. Ближе к вечеру на улицах было мало народа. Только на караульных постах, отделяющих один квартал от другого, посреди баррикад, воздвигнутых при помощи камней, столов, стульев, старых сумок, находились группы вооруженных молодых людей. Их тела были украшены шрамами от нанесенных себе собственноручно ран, бледных полос в форме асимметричных крестов или комичных параллельных линий.
— Идея та же, что и в татуаже, — объяснял Макловио. — Только здесь дело не в том, чтобы обратиться к профессионалу и деликатно пропитать поры краской. Шрамы требуют большего порыва, хладнокровия: взять нож, разрезать себе кожу, чтобы она кровоточила, — пояснил он. Мелисандра инстинктивно потерла руки.
На каждом пропускном пункте Макловио называл пароль и отзыв.
Его пропускали. Его знали.
Антонио Эспада имел кабинет маленький, но убранный тщательнейшим образом. Рабочий стол с еще видными ранами от заделанных отверстий под петли и замки, наверное, когда-то был отличной дверью. Тот факт, что стол был деревянным, свидетельствовал, что его хозяин не следовал установленным правилам. Помощник Антонио проводил визитеров в комнату и пригласил присесть на деревянные стулья.
На подоконнике широкого окна цвели в горшках бегонии. На столе громоздился старый компьютер, покрытый прозрачным полиэтиленом. Макловио и помощник оставили молодых людей одних.
— Я все еще не знаю, что мы здесь делаем, — сказала Мелисандра. — Не понимаю, что такого мы можем почерпнуть из разговора с Антонио Эспада. Я предпочла бы присутствовать при разгрузке контейнера. У меня мурашки по коже бегают от этого кабинета.
— На контейнер у нас еще будет время, — ответил Рафаэль. — Но никогда вещи не станут интереснее людей.
— Ты жил среди этих вещей, — возразила Мелисандра. — Меня же, напротив, всегда окружали люди.
Антонио Эспада тихонько вошел, бесшумно закрывая за собой дверь. Сразу становилось ясно, что он привык жить среди врагов и шпионов. Высокий, крупный и бледный, он не производил впечатления сильного, пышущего здоровьем человека. Однако в его взгляде и жестах чувствовалось желание превозмочь тот неприятный момент, что его душа была заточена в этом теле, гнев пылкого неутомимого духа, вынужденного обитать в тонкой и хрупкой скорлупе. Он подошел к гостям с протянутой для пожатия рукой и улыбкой, изображающей нечто среднее между приветливостью и насмешкой.
Мелисандра немедленно протянула руку, но почувствовала себя неловко из-за слишком продолжительного рукопожатия: казалось, простой акт приветствия нес в себе дополнительную интонацию, не только сексуальную, но еще и нечто вроде призыва к сообщничеству. Она заметила, что так же Антонио поздоровался и с Рафаэлем, словно вместо руки протянул трость незрячего, которая могла указать ему точные параметры препятствия, находящегося перед ним.
Не сводя с них глаз и делая попутно комментарии о том, какое удовольствие для него наконец познакомиться с ними лично, Антонио сел за стол. Выдержал небольшую паузу, видимо, поглощенный какими-то бумагами на столе.
— Вы уже знаете, что ваш дедушка не очень хорошо себя чувствует? — сказал он вдруг, поднимая голову и глядя на Мелисандру.
— Что случилось? — спросила она, вскакивая со стула, напуганная.
— Подагра держит его прикованным к постели.
«Подагра», — подумала Мелисандра. Глубоко вздохнула и снова села на стул. Она представила себе много худшее. На приступы подагры дон Хосе уже почти перестал обращать внимание. Мерседес знала, что делать. Эти приступы случались у старика по крайней мере раз в год.
— Ах! — сказала она. — Снова подагра.
«Он упомянул об этом, чтобы напутать меня, — подумала девушка. — Чтобы выбить меня из колеи».
— Конечно, вы знаете, что в его возрасте на улучшения рассчитывать обычно не приходится, — добавил Эспада, Потом достал из кармана сигарету, неторопливо зажег ее и выпустил плотный клуб дыма. — Я не хотел вас напугать, — сказал он, — Но, полагаю, в ваших интересах быть проинформированной.
— Конечно-конечно, — с улыбкой ответила Мелисандра, пытаясь прийти в себя.
При упоминании о дедушке она моментально почувствовала запах реки, перед ее глазами возникли берет и трость, она услышала утренний стук дверью.
Рафаэль слегка сполз со стула, чтобы дать расслабиться мышцам спины. Он тоже испугался, хотя знал эту игру. Едва успев войти в комнату, Антонио Эспада уже выиграл первый раунд. Образ дона Хосе, находящегося под постоянным надзором, под угрозой, витал в облаке сигаретного дыма.
