Линдсей Амстронг - Понять друг друга
Доминика слушала его молча, с растущим изумлением. Энгус фактически полностью реорганизовал свою империю. Он назначил на свое место другого исполнительного директора, правда сохранив за собой место президента компании.
И хотя он в конечном счете должен был по-прежнему оставаться ее главой, всю деловую часть своей деятельности собирался свести к минимуму
— Я хотел быть откровенным с самим собой до конца, — слабо улыбнулся он.
— Я уже говорил тебе, что давно шел к этому. Сердце просило каких-то перемен. Меня не оставляло чувство, что пора двигаться дальше. — Он помедлил и посмотрел по сторонам. — Поэтому я купил поместье. Но чего-то все-таки недоставало, и постепенно я начал понимать, чего именно, в то самое время, как приобрел «Лидком-Плейс». Я встретил тебя. Но у меня не хватало смелости рассчитывать, что я сумею удержать тебя, Доминика.
Доминика ладонью смахнула скатившуюся на щеку слезинку.
— Но в то же время.., разве я сильно ошибусь, если скажу, что ты всегда держала наготове запасной вариант? — произнес он осторожно.
— Что ты имеешь в виду? — прошептала она.
— После того как мы поженились, я все думал, что была одна только причина, по которой ты так цеплялась за свою «Примулу» и посвящала столько времени работе. Ты приберегала ее в качестве спасательного люка?
Она поморщилась и принялась разглядывать розы.
— Я должен признаться, — произнес он угрюмо, что это воскресило все мои сомнения. Эти сомнения усилились еще больше, когда ты продемонстрировала свою независимость, отказавшись принять от меня в подарок автомобиль.
Наконец-то Доминика подняла на него глаза.
— Ты прав, Энгус, — пробормотала она. — Да, я думала о работе как о спасательном люке, но только потому… Можно кое-что сказать тебе? Знаешь, когда я впервые поняла, что хочу выйти за тебя замуж? Когда ты подарил мне на день рождения машину, а не обручальное кольцо.
— Вот что?.. — Он крепко стиснул ей руку.
— Да. И поэтому я подняла такой шум. Еще.., продолжала она сдавленно,
— я чувствовала… Она махнула рукой. — Ты словно стоял на распутье, и я думала, что это связано со мной.
— Так и было. — Он с тоской взглянул на нее, и Доминика шмыгнула носом.
— Но это ничем не кончилось! Я все старалась понять — как люди могут быть настолько близки и все-таки не делать окончательный шаг. Потом я узнала, что Кристи и Ян тайно помолвлены, а потом проснулась утром с розовым бутоном на подушке, но в одиночестве. Ничтожные пустяки, но это были соломинки, сломавшие спину верблюда.
Вот почему я тогда ушла.
— И ты не могла сказать мне обо всем этом?
— Нет. Если у тебя имелись свои сомнения, Энгус, то и у меня имелись свои.
— А не было среди них такого, что придется связать свою жизнь с пареньком из захолустья? В его глазах сверкнули искорки юмора.
— Ты до сих пор не веришь мне, да?
Искры в его глазах погасли.
— Я иногда наблюдаю, как ты ходишь и разговариваешь, держишь себя с людьми, как озаряешь комнату своим присутствием, изяществом и весельем, отмечаю в тебе привитую с детства благородную сдержанность и понимаю, что есть в твоей душе некий заповедный уголок, в который мне никогда не проникнуть. И вспоминаю, что свой первый в жизни костюм купил только в двадцать два года, в комиссионном магазине.
Доминика снова зажмурилась. Никогда в жизни не была она так растрогана.
— Единственное, что скрыто в моем заповедном уголке, Энгус, — это страх, что ты не любишь меня так, как я люблю тебя, — пролепетала она. Вот почему я так держалась за свою «Примулу».
Я не могла не думать над тем, почему ты не сделал мне предложения намного раньше. А потом, когда мы поженились, я все время чувствовала, что ничего не изменилось и что наш брак скорее отдалил нас друг от друга. — Ресницы ее задрожали. — Но я вдруг очнулась и поняла свою ошибку.
И тоже.., кое-что поменяла. Энгус, я не говорила тебе, но несколько недель назад мне предложили купить мою долю в «Примуле», и вот — я продала ее.
Он резко поднялся и, обойдя стол кругом, приблизился к ней.
— Тебе не обязательно было это делать.
— Нет, обязательно, — твердо ответила она. Наташе новый компаньон понравился, и я по-прежнему буду рисовать для них модели, но я хочу, чтобы ты знал — неважно, нужна я тебе теперь или нет, — для меня больше не существует ни спасательных люков, ни попыток быть женой на полставки.
Он обнял ее и крепко прижал к себе.
— Нужна ты мне или нет — это не предмет для обсуждения, Доминика, — пробормотал он дрогнувшим голосом. — Ты будешь нужна мне всегда. — Он поднял голову и заглянул ей в глаза. — Кажется, мы, не сговариваясь, пришли к одинаковому выводу? Но не могу выразить, как ужасно я чувствую себя оттого, что столько времени был таким дураком и вынудил тебя пойти на этот шаг.
Она потрогала шрам около его брови.
— Не надо, Энгус. Когда я подписала последний документ, я словно родилась заново. Я и не сознавала, в какую обузу это все превратилось, даже если не принимать в расчет, что это разъединило нас. У меня все меньше и меньше оставалось времени и вдохновения, чтобы заниматься тем, что мне действительно нравится.
— Все равно я был слепым дураком и думал только о себе!
Она нежно поцеловала его.
— Энгус, ты уже достиг в жизни многого. Но если тебе снова станет тяжело — ведь прошлое отпускает нас с неохотой, — просто вспомни, что у тебя есть я и я тебя люблю.
— Что это тебя так рассмешило? — спросил он несколько позже. Их соединение снова было иным, таким же бурным, как всегда, но на этот раз, после того как они раскрылись друг перед другом и от этого чувствовали себя более свободными, близость обрела небывалую одухотворенность.
Она погладила его обнаженное плечо и прижалась к нему под простыней.
— Я подумала о том, что моя хваленая сдержанность покинула меня дважды за один день.
Они лежали на одной подушке, повернувшись друг к другу лицом. Энгус провел ладонью по ее шее.
— Я люблю тебя, даже когда ты пинаешь газонокосилку ногами. Я люблю тебя в такие моменты еще сильнее, если это вообще возможно. Когда ты на взводе, когда мечешь в меня молнии. Ну, а насчет второго раза, когда ты потеряла свою хваленую сдержанность… — (Доминика затрепетала.) Не случилось ли это минут тридцать назад, в этой комнате, в моих объятиях?
— Да, Энгус. Но разве у меня есть хоть один шанс, когда ты всерьез задаешься целью разрушить ее?
— Доминика… — Он внезапно замолчал и прижал ее к себе. — Знаешь, что я сделал после того, как ты ушла?
— Нет…
— Я позвонил приятелю, у которого есть спортивный самолет, и попросил его слетать со мной в Тибубуру. Утром мы были там, и я пошел на могилу отца. Я обошел там все, хотелось еще раз увидеть места моего детства. Затем мы полетели в Ньюкасл, где похоронена мать… И я сказал им обоим, что они станут продолжать жить во мне… и в тебе, даже если мне придется перевернуть мир вверх дном, чтобы вернуть тебя. И что их печальная судьба и мое неприкаянное детство переродятся в нас, как заброшенная земля, которая наконец расцветает. Потому что твоя неповторимая личность и то, что ты сотворила со мной, делают тебя единственным человеком, без которого я не могу жить.
