Рут Сабертон - Кэти Картер ищет принца
Я сделала, как она велела. Мою грудь намазали холодным гелем, и медсестра выключила свет. Не хватало только музыки.
— Это ультразвук, — объяснила врач, водя каким-то прибором по моему телу. — Он позволяет увидеть, что творится внутри груди, и в точности понять, с чем мы имеем дело. В вашем возрасте нет смысла делать маммограмму, потому что ткань слишком плотная, ничего толком не разглядишь…
Я посмотрела на экран и увидела нечто вроде снежной бури. Недоставало лишь Санта-Клауса и эльфов.
— Вот, — сказала доктор Моррис, когда среди волнистых серых линий показалось темное пятно. — Вот ваша опухоль.
Она слегка сдвинула прибор и нахмурилась.
— Что?.. — спросила я, чувствуя, как заколотилось сердце.
— Боюсь, это не циста. В нее поступает кровь.
Я в ужасе села. Во мне поселился Дракула?
— Значит, — продолжала доктор Моррис, — придется взять образец ткани и понять, какова природа опухоли.
— Вы думаете, это рак? — прошептала я.
— Я ничего не могу сказать, всего лишь глядя на экран.
Свет вновь зажегся, и медсестра принялась рыться в шкафу, складывая в раковину шуршащие зеленые пакеты, в которых лежало нечто до ужаса напоминающее иглы.
— Опухоль выглядит гладкой, так что, возможно, у вас фиброаденома…
Я столько раз прочитала проклятые брошюры, что стала настоящим экспертом. Фиброаденома — доброкачественная опухоль, которая возникает в груди. Я перестала молиться о выигрыше в лотерею и взамен взмолилась, чтобы у меня действительно оказалась фиброаденома, а не рак.
— Значит, пятьдесят на пятьдесят, — сказала я. — Возможно, все в порядке…
— Но лучше проверить, — сказала медсестра, чем-то смазывая мою грудь. — Постарайтесь расслабиться.
А, нуда.
— Мы обезболим вашу грудь. Сделаем местную анестезию. — Доктор Моррис сосредоточенно наполняла шприц. — Потом я произведу маленький разрез и возьму образец ткани. Вы услышите щелчок, как будто от степлера. Это будет значить, что я захватила несколько клеток.
— Вы боитесь уколов? — спросила медсестра, которая, судя по всему, увидела ужас на моем лице.
Что за глупый вопрос? А кто их любит? Я падаю в обморок от одной лишь мысли об уколах и уже несколько лет не была у дантиста, потому что мне страшно. Наверное, во рту образовался настоящий Стонхендж.
— А можно общий наркоз или что-то в этом роде?.. — спросила я, и по спине пополз холодный пот. Какой кошмар: я буду в сознании, когда меня разрежут. Лучше уж благополучно проспать все это время.
— Вы побаиваетесь?
Не то слово! Теряю сознание даже при виде сырого бифштекса.
— Да, немного.
— Процедура неприятная, но недолгая. — Доктор Моррис постучала указательным пальцем по шприцу. — Постараюсь действовать как можно быстрее и аккуратнее. Лягте на левый бок и закиньте правую руку за голову.
— Все в порядке? — спросила сестра. — Можете держать меня за руку.
Я ненадолго задумалась. По сравнению с другими операциями, которые, возможно, проходили в клинике в эту самую минуту, мои страдания были сущими пустяками, но мне стало до чертиков страшно. Иголка скорее напоминала гарпун, а длинный серебристый инструмент, которым доктор Моррис намеревалась взять пробу, будто доставили из средневековой камеры пыток.
Какой там страх!
Честно говоря, панический ужас.
— Я передумала, — пискнула я. — Если можно, давайте пригласим сюда моего друга.
Мне вдруг показалось, что это прекрасная идея — позвать Олли. Он лыжник и альпинист, ничего не боится, и я смогу запустить ногти ему в руку, если станет по-настоящему больно. Наверняка медсестре не понравится, если я ущипну ее. И потом, обнаженной грудью Олли уж точно не удивишь. Подружек у него было больше, чем у иной рок-звезды, и моя грудь вряд ли шокирует его. Мы, в конце концов, друзья, и наличие члена вовсе не должно нам мешать. Дружить с Олли или с Мэдс — какая разница?
Впрочем, я никогда не целовалась с Мэдс.
Но ведь я и Олли не собиралась целовать. Это было давно, к тому же я напилась.
— Вот он, — бодро возвестила медсестра, появляясь вместе с Олли.
Он неловко остановился в дверях, с шапкой в одной руке и журналом в другой. Мой друг явно не знал, куда смотреть.
— Садитесь рядом. — Доктор Моррис отодвинула монитор, чтобы Олли мог устроиться поближе. — Теперь все будет просто супер…
Супер? Я замечаю взгляд Олли и не могу удержаться от смеха. По-моему, у нас тут что угодно, но только не супер.
— Кэти немного нервничает, — объяснила доктор Моррис, нацелившись шприцем. — Держите ее за руку, сейчас она почувствует легкий укол…
Легкий укол? Могла бы сказать напрямик: «Сейчас я вас пырну».
— Ой! — вскрикивает Олли. — Господи, Кэти!..
— У меня низкий болевой порог!
— У тебя он вообще отсутствует. — Олли морщится, растирая пальцы. — А можно мне тоже вколоть обезболивающее?
Но доктор Моррис слишком занята — она роется в моей груди. Я опускаю глаза и чувствую тошноту.
— Не гляди туда, — строго приказывает Олли. — Лучше посмотри на экран. Ты всегда хотела попасть в телевизор.
Я отвожу взгляд и продолжаю стискивать его пальцы.
Доктор Моррис действительно очень опытная и очень старается не причинять неприятных ощущений. Олли скорее всего было гораздо больнее — следы от моих ногтей побледнели лишь через несколько часов. Пока врач работала, друг пытался поднять мне настроение, читая выдержки из журнальных статей и пересказывая последние школьные сплетни. Когда я выбралась из смотровой, чувствуя себя крайне несчастной и страдая от головокружения, он отвел меня в столовую и угостил самым огромным морковным пирогом, какой я когда-либо видела. Потом мы пошли в паб и нализались. Олли не позволил мне потратить ни пенса или хотя бы отблагодарить его.
— Я ведь твой друг, — сказал он.
Да, думаю я, возвращаясь с чаем в гостиную, Олли — мой хороший друг. Девушка, которую он полюбит, обретет настоящее счастье. Надеюсь, это будет не Нина. Олли достоин лучшего.
Свернувшись на кушетке, я листаю журнал и пытаюсь сосредоточиться на большом интервью с Гэбриелом Уинтерсом, красавчиком актером, который снимался в недавней экранизации романа Бронте. Довольно неприятно сознавать, что целое поколение телезрителей теперь думает, что Джейн Эйр действительно занималась любовью с мистером Рочестером во время грозы. Взгляд Би-би-си на классику сродни точке зрения глянцевого журнала. Шарлотта Бронте наверняка переворачивается в гробу. Во всяком случае, Гэбриел Уинтерс теперь повсюду, его красивое и порочное точеное лицо, ленивые, вечно опущенные, синие глаза и сексуальная кривая усмешка — на всех рекламных щитах, обложках журналов и страницах газет. Он меняет подружек — моделей, сериальных актрис, музыкантш — как перчатки. Сейчас Гэбриел рассказывает, как ему понравилась роль мистера Рочестера: он полагает, что нашумевшая сцена с мокрыми брюками значительно улучшила роман, и признается, что вновь ищет подружку.
