Луи де Берньер - Дочь партизана

– Чем?

– Отвела меня в вендиспансер – то еще местечко. Жуткое заведение, на стенах плакаты выцветшие. Слава богу, меня ничем не заразили, однако легче не стало. Оказалось, я беременна.

– Беременна? Черт!

– Да. Насильники почему-то не обременяют себя гондонами.

– И что?

– Ничего? Вэл устроила аборт.

– О господи… – вздохнул Крис.

– Знаешь, когда-нибудь я рожу ребенка от хорошего мужчины, и я надеюсь, что тот малыш, перед которым я очень виновата, ко мне вернется, только теперь у него будет хороший отец.

– Ты станешь прекрасной матерью, – сказал Крис. – Отцу ребенка очень повезет.

Я сильно растрогалась и взяла его за руку.

– Вообще-то я против абортов, – сказал он. – Но когда слышишь такие истории…

– Никто не хочет растить дитя насильника. Оно проклято. Вдруг насилие у него в крови? Ну вот, оправилась я не скоро.

– Подпольный аборт?

– Нет, Вэл договорилась, нормальная была больница, все такое. Хорошее место, чистота, много молодых женщин, все сочувствуют. Но потом на улице у меня пошла кровь. Текла по ногам, все изгваздала. Вот почему я люблю чернокожих – какой-то негр побежал к таксофону и вызвал «скорую».

Крис смотрел скептически:

– Нельзя полюбить всю расу лишь за то, что один ее представитель был к тебе добр.

– А я вот ненавижу боснийцев, потому что мне встретился один боснийский подонок, – сказала я.

– По-моему, ты слишком обобщаешь, – возразил Крис.

Я знала, что он прав, но такая уж я уродилась.

– А что, ты не любишь чернокожих? – спросила я.

– Я их почти не знаю. Вот знакомых азиатов много – врачей, они медоборудование покупают.

– В общем, потом я поправилась и вернулась в клуб, – продолжила я. – И тогда привязалась мысль: надо убить Большую Сволочь и его напарника. Никак не могла от нее избавиться. Только о том и думала.

– Вполне объяснимо, – сказал Крис. – А ты впрямь способна на убийство?

– А ты сомневаешься? – ответила я, и он рассмеялся:

– Ну да, ты партизанская дочка.

– Я серьезно, – сказала я, не отводя взгляд. – Хотела их убить. Надела туфли, которые мне велики были, перчатки по локоть и черное платье, пошла на рынок и купила великолепный нож.

– Великолепный нож?

С пола я подняла свою сумку, достала нож и подала его Крису:

– Только осторожно, очень острый. Один знакомый повар-киприот заточил. О нем я тебе не рассказывала. Сказала ему, что для мяса.

Крис разглядывал изделие фирмы «Сабатье» – превосходный разделочный нож с черной клепаной ручкой.

– Острый, хоть брейся, – сказала я.

Крис чиркнул ножом по волоскам на руке.

– Господи, ты повсюду носишь его с собой? – спросил он. – Смотри-ка, даже чехол соорудила. – Крис вернул нож. – Надо запомнить, что лучше тебе не перечить. Надеюсь, ты им не воспользовалась?

Я помешкала. Хотелось сказать: воспользовалась. В смысле, интересно было бы признаться в убийстве. Но я ответила:

– В клубе он больше не появился. Я-то думала, он придет, я его подпою, а потом заманю под арку на Кингс-Кросс или в пустой пакгауз в Детфорде. Скажу, мол, едем ко мне, будешь у меня вопить от наслаждения и все такое. Помнится, отец говорил, что нельзя вонзать нож в грудь, потому что ребра – как пружины, зажмут лезвие и обратно уже не вытащить. Я готовилась ударить под ребра, чтобы проткнуть сердце. – И я показала, как снизу засадила бы нож.

– И сейчас хочешь его убить? – спросил Крис.

– Есть такая маленькая мечта. Хотя, наверное, кто-нибудь его уже прикончил.

– Я тебе очень сочувствую, – сказал Крис, и глаза его опять увлажнились.

– Когда меня выбросили около клуба, я полезла в сумку и нашла кучу денег от Большой Сволочи.

– Надо же, как странно, – удивился Крис.

– Ничего странного. Откупные. Вроде платы за услуги.

– Мне бы и в голову не пришло.

– Из этих денег я купила нож.

Крис сцепил пальцы и подался вперед.

– Всей душой тебе сочувствую, – повторил он.

Какой он милый, подумала я. Что ж я с ним делаю?

– Ты ничего не заметил? – спросила я. – За две последние встречи что-нибудь изменилось?.. Ну же, Крис!

Он смотрел недоуменно.

– Я бросила курить, потому что тебе не нравилось. – Я прям лопалась от гордости.

– Бросила курить? Вот так запросто? Невероятно. Поздравляю! Нет слов… Прости, что не заметил. Тебе же не терпелось сказать…

– Значит, не так уж сильно пристрастилась. Но я видела, что тебе неприятно. Да и самой надоело. Сижу тут, хлещу кофе, а на душе кошки скребут. Мне уж от себя тошно. Устала от себя, кофе и курева. Теперь растолстею.

– Ты мне и толстой понравишься, – сказал Крис.

Его ждала встреча с доктором Сингхом. На пороге мы крепко обнялись, и я просто физически ощутила его сочувствие. Какой же он хороший, подумала я. Потом опять уселась в кухне и стала о нем мечтать.

25. Куртизанка

Как и все прочие, вечно ждут чуда.

Я пришел сразу после Уимблдонского турнира. Помнится, пребывал в легком расстройстве – Крис Эверт проиграла Мартине Навратиловой[44]. Потому что Крис Эверт очень хорошенькая. Иначе мне было бы все равно. Я давно знаю, что я человек поверхностный, и уже с этим примирился. Утешаю себя тем, что и все остальные не глубже.

Был понедельник. Трудно поверить, что через столько лет я помню день недели, однако помню, потому что в машине дочь крутила радио и поймала станцию, где кто-то пел «Отчего мне не люб понедельник?»[45], и я подумал: оттого, что все ненавидят эти треклятые понедельники, вот отчего. Даже, наверное, сибариты. И даже сама королева.

Впрочем, мне выдался неплохой понедельник, потому что с букетом хризантем я собирался заглянуть к Розе.

Как обычно, дверь открыл Верхний Боб Дилан. С ним была миловидная блондиночка, и я подумал: везет же некоторым. Блондинка эта, которую звали Сара, изменяла своему голландскому алкоголику, и Боб Дилан считал, что ситуация весьма запутанна. Но все равно я ему позавидовал.

Нынче Роза надумала поведать о том, как она стала собой торговать. Часто я задаюсь вопросом: как приходишь к тому, что ты есть? Как становятся хозяином кондитерской или налоговым инспектором? Или, скажем, торговцем медоборудованием? Ну как – сперва обуздываешь мечты. А потом незаметно навеки с ними прощаешься и коротаешь жизнь, пока смерть не придет за тобой, и тогда, в последний раз оглянувшись, видишь одну лишь пустоту.

Роза поставила цветы в воду и сварила кофе.

– Знаешь, долгое время я не спала ни с кем вообще, – сказала она. – Все очень непросто, если тебя многократно изнасиловали. Даже когда было хорошо в постели, вдруг возвращались воспоминания.