Дебора Смит - Голубая ива

Он поежился от холода, смятая простыня и одеяло еще хранили тепло Элис. Простыни, подушка, вся кровать пахли любовью. Обычно подобные запахи его раздражали, а не возбуждали — символичные следы чужака в его владении, — но на сей раз он наслаждался. Слабый запах духов Элис с примесью мускуса. Он перевернулся и, улыбнувшись собственной глупости, глубоко вздохнув, уткнулся в ее подушку.

Затем посмотрел на спальню как-то по-новому и, заметив белые кружевные трусики на стопке книг о военной истории, лифчик — на фолиантах о средневековье, собрался с духом.

Отбросив в сторону подушку и простыни, он вскочил и обнаженный и сонный глухо прошлепал на кухню.

Элис стояла к нему спиной, ее соблазнительные маленькие ягодицы так и манили из-под приталенной белой спортивной рубашки, темные волосы рассыпались по спине.

Прежде чем она успела понять, в чем дело, он подскочил к ней сзади и сунул руки под рубашку. Она притворно взвизгнула, повернулась и, наткнувшись на его губы, сверкнула испуганными глазами:

— Я хотела что-нибудь приготовить нам на завтрак, но твой пустой холодильник…

Он взглянул через плечо на болонскую копченую колбасу, хлеб и майонез на столе:

— К сожалению, запасы скудны, я не слишком домашний.

Он почему-то сам испугался своих слов.

— Знаю. Я, наверное, тоже такая.

Она медленно опустила глаза и с изумлением обнаружила эротический настрой Джеймса прямо у своих бедер.

Юноша отодвинул сандвичи в сторону, подсадил ее на стол и прижался к ней, начиная любовную игру. Ее глаза признательно вспыхнули, а он в очередной раз убедился, что жаждет именно ее. Элис ласкала его, поддерживая необходимое вожделение, а затем успокаивала простыми касаниями. Он был поражен ее обширным познанием в этой области.

— Не знаю, хочу ли я подобного захвата для потомства, — притворно протестовал он.

— Зато я хочу. Обещаю ничего не демонстрировать профессуре — обзавидуются. — Она лукаво подмигнула. — С другой стороны, так я смогла бы добиться недостающей степени и почувствовать себя талантливой.

Джеймс поцеловал ее в лоб. Элис любила искусство, но признавала, что ей не хватает таланта, чтобы быть больше чем халтурщицей. Она поверхностно изучила драгоценные камни и мастерила замечательные маленькие заколки в подарок друзьям и знакомым.

Она обвила руками его шею и пристально посмотрела на него.

— Видимо, после того как я окончу колледж, мне передадут небольшое наследство от моей дорогой тетушки и, вероятно, на эти средства открою галерею для настоящих художников. Мне следовало бы научиться у Кассандры деловому подходу.

— Касс получила степень магистра гуманитарных наук, чтобы в качестве дизайнера быть полезной в «Коулбрук чайна». Она, Майкл, Элизабет и Джулия — все в конечном счете займут свое место в этой компании. Касс этим и руководствуется, не стоит равняться на нее.

— Мне тоже хочется быть полезной.

Тогда, лукаво улыбнувшись, он подтянул ее ближе, скользнул своим жезлом вдоль ее живота. Элис положила голову ему на плечо и вздохнула:

— Ладно, я талантлива только в одном. Игривое настроение Джеймса прошло. Он почувствовал определенную неловкость и необычайную нежность к ней.

— Думаешь, я тебе льщу, чтобы… чтобы приятно провести дождливый выходной?

— Какая уж тут лесть! Это я охмурила тебя в ресторане, и тебе пришлось пообещать, что ты возьмешь меня с собой.

— Вот уж чего не помню — того не помню! Я вроде бы сидел за столом и все время натыкался на свою же собственную вилку, потому что очень хотел тебя соблазнить.

— По-моему, тебя интересовала женщина за соседним столиком. — Она подняла голову и грустно, с надеждой заглянула ему в глаза. — В школе я спала с одним парнем потому, что он очень напоминал тебя. Ты был значительно старше и очень заботился о моей невинности, поэтому мне ничего не оставалось, как связаться с ним. — Она зарделась от невольного признания. — Тебе противно?

Джеймс посмотрел на нее с нескрываемым обожанием:

— Только если теперь ты разочарована.

— Что ты. — Она покачала головой, но взгляд оставался печальным. — Сегодня я собиралась навсегда уехать.

Он молчал.

— Не надо было говорить тебе этого. Я же обещала не вынуждать тебя чувствовать себя акулой с маленькой рыбкой, прилепившейся к плавнику.

— Ты считаешь, что я акула?

Она вспыхнула и растерялась.

— Вообще-то я люблю акул. Я только имела в виду, что ты одинок и не хочешь меня так, как этого хочу я… О проклятие! — Она закусила губу и закрыла глаза, потом выпалила: — Я, конечно, говорю слишком много и совсем не то. Я сдерживалась в постели, чтобы не зарыдать и не заорать во всю глотку, что люблю тебя. — Она забыла о гордости, слезы так и брызнули из глаз. — Но я любила тебя всегда, и, по-моему, ты всегда это знал, поэтому не надо ничего говорить или извиняться.

Он ничего и не говорил. Просто не мог говорить. Эмоциональные исповеди, страстные и пустые мелодрамы — все это так напоминало родителей! Помимо его братьев и сестер, Элис была единственным человеком, кто понимал и принимал его таким, как он есть. Он готов был пожертвовать собой, чтобы удержать ее рядом. Потерять же ее казалось чему смерти подобным.

— Если тебе тошно в колледже, оставь его, — выдавил он. Она нисколько не удивилась внезапной смене темы разговора. — Вернись домой. Поступи в колледж здесь, в Нью-Йорке. Ты могла бы жить с Кассандрой, Элизабет и Джулией до тех пор, пока не подыщешь квартиру. Ты сейчас очень нужна Элизабет, более, чем когда-либо, а места после переезда Майкла к своей девушке там хватит.

— Нет, — слабым голосом возразила она. — Вернуться, чтобы время от времени трахаться с тобой и удивляться, как много других женщин проделывают то же самое.

Он отпрянул, удивленно облокотился на стойку и, при-щурясь, изучающе посмотрел на нее. Сердце его бешено колотилось.

— Ладно. Ты могла бы жить у меня. Если ты не согласна, — он пожал плечами, — то, право, я не знаю…

Шок, восторг, ликование — все разом светилось в ее глазах. Из-под крыльев тонких черных бровей она смотрела на него взглядом, полным обожания. Джеймс отвернулся, открыл кран, набрал в ладони холодной воды и плеснул себе в лицо. Тишина раздражала его: он только что выставил себя напоказ и оказался зажатым в угол. Он играл по своим правилам, и если она хочет остаться, то должна принять их. Он сделал все, чтобы удержать ее. Все, исключая чувства, конечно.

Она соскользнула со стола, нежно обняла его и, взяв за руку, увлекла в спальню.

От беспрестанного гула вентиляторов в ушах Артемаса все время гудело. Вот уже несколько дней он трудился на заводе в пригороде Чикаго. Даже во сне это жужжание, как дыхание безликого монстра или жужжащего роя ос, которое можно было бы принять за знак угрозы, несчастья или сомнения, преследовало его.