Кэтрин Коултер - Лабиринт

Тут он, наверное, начинает смеяться, окликает ее и говорит, что ничего у нее не выйдет, что она проиграет и что он накажет ее, причем так, что ей это не понравится. Но он не объясняет жертве, почему он все это делает. Да и зачем? Он наслаждается ее растерянностью. Возможно, он дразнит ее еще до того, как она начнет блуждать по лабиринту. Теперь о записке. В Сан-Франциско он оставил записку около тела первой своей жертвы. Он как бы дал понять, что это убийство — его рук дело, а в остальных случаях счел, что в этом уже нет необходимости и что все и так знают, что с жертвой расправился именно он.

— Вы описываете его действия с чертовской уверенностью, Шерлок, — медленно проговорил Сэвич.

— Говорю же, я очень много об этом думала. Психиатры считают — и специалисты из ФБР придерживаются того же мнения, — что маньяк внимательно наблюдает за каждым шагом своей жертвы, запоминает каждый ее жест, каждое движение, даже выражение лица. Не исключено, что он снимает ее на видеокамеру, но в этом я не убеждена. Но знаю наверняка: он говорит жертве, что она может выиграть, если доберется до центра лабиринта. И вот несчастная бежит по коридорам, теша себя надеждой, что ее мучитель не лжет и что она действительно может спастись, бежит и попадает в подстроенную маньяком ловушку, потому что миновать ее невозможно. В лабиринте множество тупиков. То и дело утыкаясь в них, женщина в конце концов доходит до центра, думая, что выигрыш за ней. Она тяжело дышит, в ней живут одновременно страх и надежда, что ее пощадят, — ведь она выполнила поставленное условие, она выиграла. Но как раз там, в центре лабиринта, ее и поджидает убийца. — Пытаясь справиться с бившей ее дрожью, Лейси отхлебнула из стакана большой глоток остывшего кофе и, пожав плечами, добавила:

— После того как эксперты восстановили картину преступления, все это стало очевидным.

— Итак, убийца наносил жертве ножевые ранения в грудь и в живот до тех пор, пока та не умирала, — заговорил Сэвич. — Вы хотите сказать, что все, кто так или иначе занимался расследованием дела, уверены, что он проделывал это именно тогда, когда женщина доходила до центра лабиринта?

— Да. Получалось, что она не выигрывала, а, наоборот, проигрывала. Преступник поджидал несчастных в центре лабиринта с ножом, причем не только наносил им ранения в грудь и в живот, но и отрезал им язык. Эта деталь никогда не появлялась в материалах, публиковавшихся в прессе, так что в случае, если кто-то признается в совершении этих преступлений, нетрудно будет проверить, не наговаривает ли он на себя.

— А зачем он отрезал языки?

Лейси покосилась на Сэвича:

— Вероятно, для того, чтобы заставить их замолчать навсегда. При этом характерно, что преступник убивает только женщин, из чего следует, что он, скорее всего, женоненавистник.

— Значит, вы говорите, игра, — задумчиво проговорил Сэвич, разглядывая заусенец на большом пальце. — Игра, которая неизбежно кончается смертью. И все же я не понимаю, почему женщины проигрывали, хотя и добирались до центра лабиринта. Как вы справедливо заметили, это должно было бы означать выигрыш. Но, как видно, не в игре с этим типом. У вас есть какие-нибудь идеи относительно того, почему он убивал женщин после того, как они доходили до центра?

— Нет, я не подобрала ключ к этой загадке.

— Вы помните легенду о Тезее и Минотавре?

— Да, помню. В центре пещеры Тезей встретился с Минотавром, но не проиграл — он убил своего противника.

— А Ариадна вывела его из лабиринта с помощью нити.

— Вы хотите сказать, что убийца считает себя Тезеем, а женщину — Минотавром? Ну, не знаю. Я не вижу в этом большого смысла.

— Но это может иметь чертовски большой смысл для преступника. Насколько внимательно вы изучали упомянутую легенду?

— Ну, не могу сказать, что очень тщательно.

— Займитесь этим по возвращении домой.

— Даже если я сумею найти новые параллели между действиями убийцы и поведением Тезея, это не даст нам информации о том, кто преступник и как его найти. Вы знаете, что в Сан-Франциско он дважды совершал убийства в одном и том же заброшенном здании? После второго убийства полиция даже установила наблюдение за этим домом, но было уже слишком поздно. Преступник наверняка хохотал над тем, как беспомощны те, кто пытается его изловить.

— Меня удивляет то, что никто ничего не видел, — сказал Сэвич. — Вокруг заброшенных зданий всегда отираются бродяги, да и полицейские патрули частенько появляются возле них. Для того чтобы все устроить по своему вкусу, преступник должен был неоднократно входить в здание и выходить из него, вносить и выносить какие-то вещи. Однако никто ничего подозрительного не заметил. Вероятно, для перевозки всего своего реквизита этот тип использовал автомобиль, возможно, даже грузовик. И потом, ведь все свои «декорации» он должен был где-то покупать.

— Да, но только один раз. Думаю, что после каждого убийства он забирал с места преступления большую часть реквизита, оставляя лишь какие-то мелочи, чтобы полиция могла догадаться, как именно он все сделал.

— И тем не менее никто ничего не видел. Это просто в голове не укладывается.

— Очевидно, один пожилой мужчина все-таки видел убийцу — его труп нашли около одного из заброшенных зданий. Преступник задушил старика точно такой же бечевкой, которую он использовал, издеваясь над своими жертвами в лабиринте. Видимо, хотел продемонстрировать полицейским, что и это убийство — дело именно его рук.

— Ваша жизнь тоже движется в соответствии с определенным циклом, Шерлок, — сказал Сэвич, думая о том, что, когда маньяк убил ее сестру, Лейси было девятнадцать лет и что случившееся, по всей видимости, очень сильно повлияло на нее. — Семилетним циклом. Убийца семь лет бездействовал. Все это время он занимался чем-то совершенно обычным, внешне ничем не отличаясь от нормальных людей. Вполне возможно, что внутри него тлел опасный огонь, однако он не разгорался настолько, чтобы заставить его начать охоту за новой жертвой. Что же касается вас, то вы, можно сказать, отдали ему семь последних лет вашей жизни.

Лейси, напряженная, словно натянутая струна, лишь покачала головой. Глаза ее были холодны, словно льдинки на лобовом стекле автомобиля зимой. Она прекрасно помнила, как Дуглас и отец неоднократно говорили ей: «Это не твое дело».

— Я полагаю, ваши родственники не раз пытались втолковать вам, что нельзя так относиться к случившемуся.

— Вас это не касается.

— Я уверен, что вы не могли примириться с гибелью сестры и тем более с тем, как она погибла.

Лейси сглотнула.

— Да, пожалуй, вы правы.