Кровь, которую мы жаждем. Часть 2 - Монти Джей

Я доверяла ему, дарила ему свою дружбу. Я, блядь, заступалась за него и верила, что он честен. Для чего?

Чтобы он притворился моим другом и залез ко мне в штаны?

— Боже мой, меня тошнит, — я прижимаю руку к животу, борясь с желанием выплюнуть содержимое желудка.

Позади меня раздается звук, внезапный, безошибочный звук.

Щелчок открывающейся двери.

Я молюсь, чтобы это был другой студент, чтобы я могла сразу же выскользнуть, не слушая, что он хочет сказать.

— Лира, мне так жаль, — Коннер поднимает руку, струйки крови украшают его рот. — Пожалуйста, пойми, это было…

Я смотрю, как расширяются его глаза, когда он видит того, кто вошел в комнату к нам.

Мое дыхание перехватывает в горле.

И голос, мрачный, как жидкая ночь, пронизывает воздух.

— Худшая ошибка в твоей гребаной жизни.

ГЛАВА 13

У КОШКИ ЕСТЬ ЯЗЫК?

ЛИРА

Мужчина, на которого я смотрю, совсем не тот, что стоял со мной в коридоре прошлой ночью.

Прошлой ночью он был осязаем.

Кто-то, по кому я могла провести пальцами, почувствовать плоть и кости. Я могла почувствовать биение его сердца, ощутить пульс в его горле.

А этот, что сейчас передо мной? Он заставляет богов преклонить колени.

Это тот очаровательный кошмар, которого избегает Пондероз Спрингс. Человек, которого они боятся. Плащ из безжалостной тьмы, его интенсивность душит этот офис. По моим рукам пробегают мурашки, зимний воздух преследует его, когда он входит внутрь.

Его черный приталенный костюм ловит частицы солнечного света, проливающегося через жалюзи. Теневой материал поглощает весь свет, пожирая всякую надежду на что-то, кроме насилия.

Я в таком шоке, что даже не могу сообразить, как задать все вопросы, которые у меня есть. Почему он покинул хижину? Почему он здесь? Как он узнал, где я?

Они крутятся в моей голове по кругу, кружатся и кружатся. Но все они опираются на одну простую истину.

Он пришел за мной.

Я его, и он пришел за мной.

Обе версии Тэтчера полностью принадлежат мне. Тот, который заботится обо мне так, как он, возможно, никогда не поймет, и тот, который убийца. Человек, который не верит ни в какого бога и считает, что только жестокость может искупить грехи.

— Тэтчер…

Он поворачивает голову, и я вижу, как мертвы его глаза. В его взгляде ноль узнавания. Я могу быть кем угодно, стоящей сейчас перед ним. От холода у меня перехватывает дыхание.

— Он прикасался к тебе?

Вопрос пугает меня.

Не меня, не Коннера, а последствия действий Тэтчера.

Детективы в кампусе. Коннер Годфри — уважаемый учитель. Он лучший друг нашей главной цели. Эта смерть не останется безнаказанной. И я вижу по его глазам, что ему все равно.

Я видела, как выглядит кровожадный Тэтчер.

То, как он меняется, принимает человека, которого создал его отец, и процветает. Но это? Я никогда не видела этого. Царственная элегантность убийцы — садиста, не заботящегося о последствиях и не испытывающего ни малейших угрызений совести по поводу человеческой жизни.

Может ли он быть и тем, и другим?

Может ли он быть человеком, который так много чувствует, и одновременно тем, кто вообще ничего не чувствует?

— Тэтчер, — Коннер прочищает горло. Я наблюдаю за ним периферийным зрением, за тем, как он немного выпрямляется. — Есть довольно много людей, которые искали тебя. Я не думаю, что твое присутствие здесь — это разумно.

Годфри пытается защитить Тэтчера? Или, скорее, себя?

Тэтчер невиновен в убийствах подражателей, но вся его жизнь окрашена кровью. В Пондероз Спрингс нет ни одного человека, который бы не верил в каждый злой слух, распускаемый о нем.

Все они боятся его.

Мое горло сужается, когда я пытаюсь сглотнуть. Взгляд Тэтча напряжен. Он наблюдает за мной, ожидая моего ответа. Очень медленно, словно скользя, он движется в мою сторону. Голос Коннера мог бы быть и белым шумом.

— Не заставляй меня повторяться, Лира, — спокойно говорит он, расстегивая пуговицы на костюме и засовывая руку в карман.

Я держу в руках судьбу Коннера Годфри.

Его сердце практически бьется в моих маленьких руках, ожидая клинка. Я — судья и присяжные. Тэтчер — палач на виселице, ожидающий моего звонка. Все, что я скажу, решит жизнь и смерть.

Это власть, которой я обладала раньше, но о которой никогда не думала до этого момента.

Независимо от катастрофического исхода, я не могу солгать ему.

Он знает, что я не стану. Я обещала, что не буду.

— Да, — выдыхаю я, и это слово изгоняется из моих легких, как черная магия.

Я чувствую, как рвутся нити судьбы. Тэтчер приближается ко мне, отгораживая меня от стены из книг.

— Ты помнишь, что я сказал тебе, что произойдет, если он снова приблизится к тебе, любимая? — его пальцы ледяные, когда они касаются меня. Два пальца, поглаживающие бок моего лица.

Воспоминания о нас в мавзолее разворачиваются. Собственническая, дикая похоть, овладевшая его телом. Это был первый раз, когда он прикоснулся ко мне интимно и когда он дал мне единственное предупреждение о том, что случится с Годфри, если он подойдет слишком близко.

Это может все разрушить, разрушить Тэтчер, если кто-то узнает.

— Пожалуйста, — умоляю я, мои глаза горят. — Я не стою этого.

Его палец проводит по моей щеке, ловя каплю воды, прежде чем она упадет дальше. У меня перехватывает дыхание, и я не могу ничего сделать, кроме как смотреть, как он прижимает большой палец ко рту, стирая мои слезы со своей кожи.

— О, дорогая, — мурлычет он, глотая мои слезы, — ты этого стоишь. Кровопролитие и все такое.

ТЭТЧЕР

Дедушкины часы звонят как раз в тот момент, когда моя рука погружается в кожаные перчатки. Я сжимаю кулак, чувствуя, как материал натягивается на коже.

Коннер неуклюже ерзает на стуле, в который я его усадил. Его ремень затянут вокруг рук и талии, чтобы он не шевелился. Слишком много движения сделало бы меня неряшливым.

— Осторожно, — советую я. — Слишком много движений, и я задену артерию или отрежу какой-нибудь придаток.

Схватившись за спинку стула, я отворачиваю его от стола, чтобы он стоял лицом к двери. Пусть он увидит, как близко находится сладкий, сладкий побег. Кресло стонет на деревянном полу и стучит, когда я заканчиваю его двигать.

— Это смешно, — усмехается он, надавливая на ограничитель, — Мы