Грезы Афродиты - Фокс Алексис Джей
— А тот… — Эмили непроизвольно впилась ногтями в холодные ладони. — Он же живой? — снова вспомнила она про охранника.
— Больше вы его не увидите, мисс Брюстер.
— А что с ним будет?
— Эмили, да что за сантименты? Прекрати, — вмешалась Жюстин.
— Мисс Брюстер, я еще раз искренне прошу прощения, и, чтобы хоть как-то смягчить последствия, загладить вину, так сказать, за столь вопиющий случай… — Майкл сделал паузу и достал красный браслет. — С ним вас никто и никогда не то что не остановит, даже косо не посмотрит и уж тем более не прикоснется без вашего ведома.
— Красивый какой. Я таких не видела тут. — Эмили взяла браслет в руки и, рассматривая, покрутила.
— Единственный экземпляр. Ее. — Майкл резко кивнул в сторону Жюстин.
— Нужно было время, чтобы гости запомнили меня на новой должности. Пришлось месяцок с ним походить, — добавила она.
— Я даже не знаю, — замялась Эмили. — Спасибо большое…
— Отдохните хорошо, мисс Брюстер, и если нужна медицинская помощь, то мы все оплатим. — Майкл подошел к двери.
— Да вроде не нужно.
— Приятно слышать. — Хозяин клуба открыл дверь и глянул на стоящего за ней начальника охраны. — Хуан вас сопроводит.
— Спасибо, мистер Блэквуд. — Эмили благодарно посмотрела на Майкла и подошла к Жюстин. — Не знаю даже, что сказать, — прослезилась журналистка.
— Может, просто обнимашки? — Француженка ласково улыбнулась и по-дружески обнялась с Эмили, а затем проводила ее взглядом до двери.
— Хорошо сработала, — отметил Майкл. — Будем считать, прощена.
«Connard (Мудак)», — раздраженная перекладыванием на нее вины, тут же подумала Жюстин.
— И чем она мой браслет заслужила? — Жюстин вышла из роли заботливой подруги.
— Что-то смущает?
— Твоя беспечность.
— Теперь это твоя работа — прикрывать мою беспечность. Иначе она не вернется.
— Лучше бы не вернулась.
Майкл улыбнулся и, спокойно посмотрев на Жюстин, влепил ей звонкую пощечину.
— Есть еще возражения? — Он приблизил свой взгляд к ее холодным зеленым глазам.
— Виновата, больше не повторится, — сдерживая злость и обиду, ровным голосом сказала Жюстин.
— Это для них ты грозная. А для меня ты все та же нимфа, которой просто дали шанс, не забывай об этом. — Майкл демонстративно плюнул под ноги Жюстин и вышел из комнаты.
Жюстин со злобой всматривалась в закрытую Майклом дверь и лежащую на ней тень, что в свете угасающего пламени свечи будто намертво там застыла. Поправив пиджак и спрятав упавшую на лоб от пощечины прядь, она села на красный диванчик и уставилась на теплый огонек, что так усердно плавил остатки смоляного воска некогда величественной черной свечи. Впервые за долгие годы ее обуяло то самое чувство, что, казалось, было полностью стерто и умерло вместе с той юной и беззащитной нимфой. Нимфой, которая когда-то приехала из Руана в Нью-Йорк за лучшей и полной свободы жизнью. Это чувство постоянной опасности и беспомощности перед хозяином клуба вновь засияло адским пламенем на горизонте триумфа и безжалостно испепеляло гордость, достоинство и честь.
Руки француженки сжимались в кулаки, а на глаза наворачивались слезы. Жюстин не понимала, как из саркастичной, властной и дерзкой стервы она на глазах превращается в жалкую тень Эмили, в сливной бачок для гнева Майкла из-за неверных или не таких, как нужно ему, действий ненаглядной Афродиты. «Cette fois tu ne m'obtiendras pas. Dieu voit que je ne te laisserai pas me dévorer à nouveau. Je ne te laisserai pas, quoi qu'il m'en coûte. Je vais tout réparer. Tout (В этот раз ты меня не получишь. Видит Бог, я не дам тебе снова сожрать меня. Не дам, чего бы мне это ни стоило. Я все исправлю. Все)», — подумала Жюстин и, выбросив в угол снятое кольцо с пауком, задула свечку.
Часы показывали пять утра. Эмили устало вышла из черного «Линкольна» и уныло посмотрела в темное окно своей квартиры на четвертом этаже. Полная луна освещала подъезд и рябью отражалась в волнующихся от холодного ветра лужицах под ее ногами. Сейчас Эмили хотела лишь одного: дойти до кровати и уснуть. Тяжелые мысли неоформленными тучами продолжали кружить в голове, а внутри царила пустота и безразличие. Безразличие ко всему.
Черный силуэт, что маячил в припаркованной недалеко от дома машине, сделал последний снимок и, прикурив сигарету, посмотрел в загоревшееся теплым светом чуть ниже крыши окно, а затем резко тронулся с места.
За окном четвертого этажа дул холодный ветер…
Глава 7
Часы показывали десять утра. Октябрьское солнце неохотно скрывалось за свинцовыми облаками, что растянулись на добрую милю, и безуспешно пыталось пробиться сквозь них. Согреть своими лучами Эмили, которая лежала с головой под одеялом и до сих пор не могла уснуть. Ледяная вода из протекающего на кухне крана назойливо капала в немытую кружку, а сотовый телефон в беззвучном режиме постоянно мигал от все новых и новых звонков Билла.
Эмили, конечно, пыталась. Пыталась успокоиться и погрузиться в сон, но ни таблетки, ни фон классической музыки из телевизора не помогали. Не помогало ничего. Она постоянно ворочалась с одного бока на другой и размышляла о событиях прошлой ночи. О том, как в одночасье рассыпались на мелкие осколки все ее жизненные ориентиры. Все то, что она так долго хранила и старательно берегла. Все надежды и планы на любовь с тем самым единственным превратились в острые стеклянные занозы, что, впиваясь, обнажали в мучительной боли старые раны и расходились обидным унынием по всему ее напряженному телу.
«Ну почему ты не ушел? Зачем ты так со мной, Билл?» — думала Эмили, свернувшись калачиком. Его довольная улыбка преследовала даже во сне и время от времени превращалась в жуткую ухмылку охранника. Заставляла вздрагивать, просыпаться в холодном поту и искать спасения от этих кошмаров в реальности. Этот бесконечный цикл — сон, пробуждение, сон, пробуждение — не просто выматывал, он высасывал все силы и нещадно толкал в бездну отчаяния. Без устали вгонял в депрессию.
На часах смартфона светилось десять тридцать, а кошмары так и не отпускали. Наконец поняв, что сна ей не видать, Эмили нехотя скинула одеяло с головы и грустно поковыляла в ванную. Не зажигая потолочные лампы, она включила горячую воду, но, так и не дождавшись ее из-за просроченной оплаты, села, скрючившись, под прохладные струйки. Тусклый свет, что проникал в это тесное, облицованное голубым кафелем пространство, падал на ее тело. Блекло отражался от летящих
