Лжец, лжец - Т. Л. Мартин
Мои глаза закрылись, колени задрожали. Я точно знала, сколько я стоила: двадцать баксов мелочью в хороший день. Наши груди вздымались в тандеме, вверх-вниз, вверх-вниз. Легкая щетина на его подбородке щекотала мою щеку. Его тепло просачивалось сквозь мою кожу, и я хотела обернуть его вокруг себя, как теплое одеяло. Я хотела утонуть в нем и никогда не выныривать за воздухом.
Мои глаза открылись, и я позволила желанию взять верх. Я провела пальцами по его волосам и вниз по затылку.
Он напрягся, и я наблюдала, как его кадык ходил вверх-вниз.
— Скажи мне, — прошептала я. Моя грудь сжалась от интенсивности его взгляда. — Сколько я стою, Истон?
Его челюсть дернулась, взгляд опустился на мой рот.
— Достаточно, чтобы прикоснуться к тебе?
Вопрос звучал как насмешка, но это не так. Эти слова — самые честные и уязвимые из всех, что я когда-либо произносила. Сердце бешено колотилось, я провела ногтем по вене на его шее и медленно наклонилась ближе. Так близко, что мои приоткрытые губы коснулись его.
— Достаточно, чтобы поцеловать меня?
Его взгляд удерживал мой, и он вдохнул мой выдох.
— Не надо.
Тихо. Предупреждающе.
Заявление о признании вины.
— Не надо что?
Может быть, я манипулировала им. Может быть, это доказательство того, что я действительно его не заслуживала. Но прямо сейчас мое сердце сделано из стекла, и если он отвернулся бы от меня, оно разлетелось бы вдребезги. Мои губы скользнули по его губам, и на этот раз мой язык вырвался, чтобы скользнуть по его нижней губе.
— Ева, — он застонал так, словно ему больно.
Его пальцы ослабили хватку на моих волосах, но затем он пропустил их через пряди и прижал меня крепче.
Мои ладони скользнули вниз по его груди и сжали пресс. Он обжег, но я не могла унять дрожь.
— Достаточно ли я достойна, чтобы ты прикоснулся ко мне в ответ?
Он испустил низкий вздох, пресс напрягся под моими руками, и каждое отрывистое слово звучало грубо.
— Ты много выпила. Ты не понимаешь, что говоришь, — затем его голос стал достаточно мрачным, чтобы заставить меня посмотреть на него. — Кроме того, у тебя есть из чего выбирать, и ты убедилась, что я это знаю.
Я нахмурилась.
— Это ревность, которую я слышу в твоем голосе, Истон Резерфорд?
Его глаза сузились, но он не отрицал этого.
Я хотела почувствовать удовлетворение, но не почувствовала. Кроме тепла его тела, я ничего не чувствовала. Если бы ревности было достаточно, он прикасался бы ко мне так, как я хотела.
— Хочешь узнать секрет? — спросила я.
В дверь заколотили кулаком.
Он проигнорировал это.
— Ни один из этих других парней никогда не заставлял меня кончить, — вена на его шее дернулась раз, другой. — К счастью, я могу позаботиться о себе.
Еще один стук в дверь.
— Эй, здесь очередь длиннее, чем Великая Китайская стена! Поторопись, черт возьми!
— Хочешь узнать еще один секрет?
Он наблюдал, как слова слетали с моих губ, его грудь поднималась и опускалась от неровного дыхания.
— Я думаю о тебе, когда делаю это.
Его ноздри раздулись, глаза темнее ночи.
Стук.
— Пять секунд, или, клянусь, я помочусь в горячую ванну.
Поднимаясь на ноги, я ушла от него. Притворяясь, что мне не больно. Притворяясь, что это легко.
Бросив неприязненный взгляд на парня по ту сторону двери, я прошла через переполненный зал со спокойствием, которого не чувствовала. Внутри я не могла перестать дрожать. Истон не просто тот, кого я хотела. Он твердая почва под моими ногами. Я не знала, почему всегда встряхивала это, как землетрясение десятибалльной силы. И сегодня вечером подземные толчки привели меня в ужас.
Истон
Стук, стук, стук.
В нескольких футах слева от меня мамины накладные ногти постукивали по бокалу вина в ее руке.
Стук, стук, стук.
Она засмеялась над чем-то, что говорили Кен и Барби, и рука моего отца, обнимающая ее за талию, напряглась еще сильнее.
Стук, стук, стук.
Эти юбилейные вечеринки с каждым годом становились все более претенциозными. По крайней мере, они служили холодным напоминанием о том, почему я выбрал другое будущее.
— Я уверен, что такой умный парень, как ты, понимает, к чему я клоню, верно?
Рассеянно прислушивался к тому, что говорил человек передо мной, кивнул и сделал глоток воды. Он продолжил нести чушь, которая, по его мнению, произвела бы впечатление на меня — или, скорее, на моего отца. Шутки в его сторону. Набрав со мной очков, он только перестал бы нравиться моему отцу.
— Я когда-то знал этого парня, так что, конечно, это должна была быть какая-то уловка…
С момента начала этой шарады тридцать минут назад мое внимание было сосредоточено на одной вещи. Ева еще не спустилась по лестнице в гостиную.
— И он входит, выглядя таким важным и могущественным — знаете, как будто он король этого места…
Она избегала меня с вечеринки у Марко два дня назад. Хуже того, как будто ничего этого никогда не было. Как будто она не сказала того, что сделала. Не прикасалась ко мне. Не облизнула меня.
— В общем, мы решили устроить шоу, посмотреть, какой он крутой на самом деле…
Минуту спустя я увидел ее. Я тяжело сглотнул, засунул свободную руку в карман своих серых брюк. У нее стройные ноги в облегающем черном платье и скромный жакет, наброшенный на плечи. Распущенные темные локоны ниспадали ниже талии, а губы… Красные, как гребаный грех. Высоко подняв голову, она спускалась, одной рукой скользя по перилам. На полпути лодыжка на одном из ее высоких каблуков подкосилась, и она с трудом удержалась, прежде чем споткнулась. Она огляделась, не наблюдал ли кто-нибудь, и, очевидно, довольная, что осталась практически незамеченной, расправила плечи и продолжила грациозно спускаться по ступенькам.
Мои губы дернулись, и я сделал большой глоток из своей чашки.
— Значит, все это время я был прав, и этот ошарашенный ублюдок мог только пялиться…
Не сводя глаз с Евы, я дважды похлопал костюм по плечу.
— Хороший разговор.
Уходя, я бросил взгляд через плечо туда, где мои родители целовали задницу давнему клиенту. Они утопали в толпе Кенов и Барби, явно заняты, но предупреждение моей матери все еще вызывало у меня паранойю. Хотя этого недостаточно, чтобы изменить пункт назначения.
Я не обязан с ней разговаривать. Я просто должен ее увидеть.
Мой взгляд сузился, темп замедляется, когда кто-то подошел к ней первым. Он молодой
