Стану тебе женой (СИ) - Юлия Бонд
— Почему? Ты знаешь что-то, чего не знаю я? Ты всё ещё хочешь очернить в моих глазах Радмира? Зачем, Тань? Разве ты ещё не поняла, что это плохая идея? Я не верю, что он мог убить Вову. Радмир был со мной. Мы вместе гуляли, купались в океане, ели моллюсков…
— Дело не в Островском, подруга. И да, я кое-что знаю, но ты всё равно не хочешь слушать.
Оторвав лицо от ладоней, оборачиваюсь и сосредотачиваю взгляд на лице Татьяны. Чёрт с ним… Видимо, мне всё-таки суждено открыть папку с досье на Радмира.
— Неси её, — требую глухим голосом, на что Таня выгибает бровь дугой недоумевая. — Папку с досье. Я знаю, ты её не выкинула.
— Уверена?
— Да.
Татьяна выходит из кухни, но уже через минуту возвращается, держа в руках ту самую пластиковую папку с документами.
— Читай, а я пойду к нашим девчонкам. Не буду тебе мешать, — Таня уходит, тихо прикрывая за собой дверь.
В угрюмой тишине кухни листаю страницу за страницей. Здесь настолько много информации, что я постоянно возвращаюсь к предыдущему абзацу, перечитывая его несколько раз.
Радмир остался без матери, когда ему не было ещё десяти. Школу часто прогуливал, несколько раз его ставили на учёт в полиции за хулиганство, а затем в шестнадцать лет он связался с одной нехорошей компанией, которая позже была признана организованной преступной группой, занимавшейся угоном автомобилей. Многих её участников отдали под суд, а в отношении Радмира даже не возбудили уголовного дела. В семнадцать лет Рад поступил в юракадемию с военной кафедрой, где успел отличиться буквально на первом курсе, подравшись с одним из одногруппников. Эти “отличия” продолжались все четыре года, потому что на пятом курсе посреди первого семестра Радмир забрал документы из академии. С этого момента Рад будто пропал со всех радаров, поскольку следующая информация о нём всплывает только через несколько лет.
Меня обдаёт ледяным потом, когда глаза натыкаются на копию паспорта с фотографией Радмира, только согласно документу его зовут иначе. Затем ещё одна копия и снова иная фамилия и имя. Дыхание спирает, а по позвонкам скатываются холодные струи — чёрно-белое фото, на котором запечатлена пылающая огнём колонна грузовых автомобилей и немного ниже пояснения, согласно которых две конкурирующих фирмы устроили разборки в стиле "девяностых" посреди белого дня.
Глава 16
— Милый, — как подкошенная, падаю в объятия Радмира, на что недовольно бурчит полицейский, наблюдающий за нашим свиданием в СИЗО.
— Наташа…
Губами касаюсь небритой щеки, тыльной стороной ладони веду по скуле вниз, а внутри меня всё трепещет в этот момент, закручивается в тугую пружину. Слёзы из глаз брызжут против воли, Радмир стирает их подушечками больших пальцев, а затем нежно целует кожу, где ещё остались мокрые дорожки.
За нашими спинами слышится очередное недовольство полицейского и мы вынуждены отпрянуть друг от друга и сесть на стулья за большим, видавшем лучшие годы, столом.
— Я всё знаю, Рад, — начинаю тихо говорить, примечая, как напрягаются мышцы на лице любимого, — но я не верю, что ты причастен ко всему этому.
— Наташ, я здесь ни при чём.
— Знаю, милый. Я. Верю. Всегда верю в тебя, — натянуто улыбнувшись, касаюсь рукой запястья мужа, — я была у следователя и дала свидетельские показания, подтвердив твоё алиби. Надеюсь, этот кошмар скоро закончится и мы снова будем вместе.
Молча кивает, утыкаясь взглядом в одну точку, где-то в самом центре стола. И я вижу, как ему больно сейчас, как он, сцепив зубы, терпит эту дурацкую ситуацию, в которой оказался по чужому умыслу. Это кто-то подстроил, но зачем и как далеко готов зайти этот человек — я не знаю. Знает ли Радмир? Наверное, да. Но спрашивать об этом прямо я не стану. Возможно, в другое время и при других обстоятельствах муж сам расскажет обо всём.
— Как ты себя чувствуешь? Как наш малыш? Как Заяц поживает?
— Всё хорошо, — накрыв ладонью уже выступающий живот, глажу плавными движениями вверх-вниз. — Токсикоз прошёл, ребёнок постоянно шевелится, а Лизка не отходит от планшета. Спрашивала о тебе. Я сказала, что ты уехал по работе. В командировке.
— Хорошо. Береги себя, милая, и детей тоже.
Сказать хочется много, но слова застревают в горле, будто мне шею и грудь сдавило стальным обручем. Свидание вскоре заканчивается, и напоследок я всё-таки нахожу в себе силы признаться Радмиру в любви и поклясться быть ему преданной до последнего вздоха. Ничто в этой жизни не заставит меня усомниться в любимом мужчине, даже если весь мир будет против него, то я пошлю к чертям этот мир. Нет ничего важнее, ценнее нашей семьи, в которой: папа, мама и наши дети.
После СИЗО возвращаюсь к Татьяне домой. Таня спрашивает, как прошло свидание, но я обхожусь односложными предложениями, не имея желания выворачивать наизнанку всю душу. Она не поймёт. В её глазах Радмир тот ещё подонок, а я не собираюсь биться лбом о бетонную стену, отстаивая свою позицию.
С тяжёлым сердцем засыпаю ближе к полуночи. Под боком сопит Лиза, а я просыпаюсь посреди ночи мокрая вся в холодном поту с ноющей болью внизу живота. Поднявшись с кровати и не включая свет, на ощупь нахожу свою сумку и вместе с ней двигаюсь на кухню, чтобы найти "Нош-пу". И только стоит зажечь люстру, как глаза натыкаются на несколько капель крови на ночной рубашке.
— Не спится, Наташ? — сонный голос подруги доносится из коридора. Обернувшись, встречаюсь с подругой глазами. — Господи, Наташа! Что с тобой? Что за кровь?
— Я не знаю. Проснулась от того, что болит живот, решила принять таблетки — подумала, тонус…
— Так… живо одевайся, а я пока вызову скорую.
Скорая помощь госпитализирует меня в гинекологическое отделение. УЗИ, осмотр на кресле подтверждают мои наихудшие опасения. Мне страшно, я чуть не плачу, боясь потерять ребёнка.
Меня отводят в одноместную палату и практически сразу начинают применять медикаментозную терапию. Веки становятся тяжёлыми и я засыпаю несмотря на катетер, установленный на сгибе локтя.
Глухой звук, будто кто-то стучит в дверь, заставляет распахнуть глаза и сфокусировать взгляд на расплывчатом белом пятне, в котором я узнаю Татьяну. Поравнявшись с кроватью, подруга смотрит на меня сверху вниз, так и не решаясь присесть.
— Да садись, Тань, — командую ослабленным голосом. Нехотя Татьяна всё же присаживается на самый край больничной койки.
— Как
