Опасное искушение (ЛП) - Дарлинг Джиана
— У меня нет никакого милосердия, — рявкнул я. — Я такой, какой есть, Хенрик. Я — Морелли, хочу я того или нет. Я чудовище, потому что родился таким и вырос. Не проси меня быть тем, кем я не являюсь.
Хенрик и глазом не повел на мою вспышку гнева. Он просто смотрел, как мои пальцы сжимают край стола. Моя грудная клетка напряженно работала, вдыхая воздух, который, казалось, ни капли не насыщал меня кислородом. Спустя долгую минуту Хенрик встал, подошел к своей сумке и достал несколько бумаг. Затем бросил их на стол.
— Это говорит человек, который отчаянно пытался выяснить свое происхождение, как будто то, является Брайант твоим родным отцом или нет, имеет значение для того, кем ты решил стать. Кровь ни черта не значит, пока ты не наделишь ее смыслом. И знаешь, в чем ирония, именно ты научил меня этому, когда взял к себе. Когда ты превратил всех нас, изгоев, в Джентльменов. В семью, связанную уважением и честью, — усмехнулся Хенрик, поворачиваясь так, как будто от одного моего вида его тошнит. — Я нашел ее. Связь, которую ты искал. Лейн Константин купил картину Пабло Пикассо за неделю до двенадцатилетия Бьянки. За месяц до своей смерти.
Он вышел за дверь, хлопнув ею так, что все кости старого дома заскрипели и застонали, прежде чем снова прийти в себя.
Я опустил взгляд на лежащую передо мной бумагу и прочитал слова, которые так долго ждал.
«Ребенок с голубем. 1901. Пабло Пикассо».
Куплена Лейном Константином у арт-дилера в Монако и передана в дар Метрополитен-музею через три дня после завершения сделки.
Сердце заколотилось так сильно, что чуть не сломало мне ребра.
Это было оно.
То, чего я так долго ждал.
Ключ к замку от гибели Константинов.
Так почему же, черт возьми, мне хотелось блевать?
* * *
— Она опаздывает.
Я ходил взад-вперед по холодному полу прихожей, ожидая, пока Бьянка закончит готовиться к балу памяти Лейна Константина в Метрополитен-музее. Гала-вечер начинался в семь, а было уже девять часов. Я планировал прийти туда с большим опозданием, чтобы произвести впечатление, но это было уже чересчур.
— Она же девушка, — сказал мне Брэндо с пола, где играл в перетягивание каната с Пикассо. — Они всегда опаздывают.
Хенрик усмехнулся, стоя в обнимку с Уолкоттом и Эзрой, и все они притворялись, что говорят о делах, хотя я, черт возьми, знал, что они просто хотят увидеть Бьянку во всем ее великолепии для этого мероприятия.
По правде говоря, я был взволнован именно этим, а не нашим опозданием.
Последние несколько дней я почти не спал, готовясь к тому, что мой план пройдет без сучка и задоринки. Адвокаты были готовы заняться завещанием, если я найду его там, где по моим предположениям его спрятал хитроумный ублюдок Константин, посыльный был готов доставить его в офис «Ломбарди и Горбани», как только оно окажется в моем распоряжении. Я обратился к судье Бартли, чтобы окончательно оформить опекунство над Белькантами, так что вступление в опеку над «Коломб Энерджи Инвестментс» будет до абсурда простым.
Я был готов к этому.
А вот к чему я не был готов, так это к появлению спускающейся по лестнице Бьянки.
Я почти не видел ее в течение нескольких дней после нашей бурной встречи на пляже Бишопс-Лэндинг. Казалось, если не проще, то бесконечно разумнее держаться от нее подальше. У меня чертовски зудела кожа, когда я вспоминал этот мягкий ротик, эту сладкую, влажную киску, жадно вцепившуюся в меня так же, как и ее руки на моих плечах. То, как она лизала мой шрам, словно кошка, ухаживающая за ранкой своего детеныша. Как будто она могла исцелить меня своим прикосновением.
Я не нуждался в дополнительном искушении. Все воспоминания, которые преследовали меня в часы бодрствования и сна, усиливались ощущением ее присутствия в одной комнате со мной.
Я поклялся больше не брать ее. Речь шла не об удовлетворении плотских желаний.
Речь шла о мести. Хладнокровной, яростной мести.
И наконец-то она свершилась.
Я жаждал этого.
Почти так же сильно, как каждый раз, когда вспоминал ее поцелуи со вкусом зефира.
Стиснув зубы, я взглянул на свои часы Patek Philippe, те самые, которые были на мне в тот день, когда я впервые встретил Бьянку.
— Бьянка! — взревел я, и мой голос заполнил все закоулки и щели моего готического дома. — Спускайся сюда, немедленно.
— Господи, не надо кричать.
Я замер при звуке ее донесшегося с лестницы голоса, но не посмотрел в ее сторону, сделав глубокий, бодрящий вдох.
«Она всего лишь девушка», — напомнил я себе.
Семнадцатилетняя девушка, слишком наивная ради ее же блага.
— Ух ты, — прошептал Брэндо во внезапно наступившей тишине, даже Пикассо застыл рядом с ним.
— Ты выглядишь сногсшибательно, Бьянка, — тепло, почти с гордостью, согласился Уолкотт.
Мне хотелось высмеять его за то, что он так очарован, но, черт возьми, я не мог винить его, когда сам почти оцепенел, глядя на нее.
— Тирнан? — позвала она, и нерешительность в ее голосе проникла сквозь щелку запертой двери в мое сердце и заставила его бешено колотиться. — Как я выгляжу?
Я медленно повернул голову, сузил глаза, словно приготовился смотреть прямо на солнце.
А там была она.
Не семнадцатилетняя девушка.
Нет.
В ней была вся женщина, вся грация и утонченная женская сила.
Платье, подчеркивающее изящные изгибы ее стройного тела, должно было выглядеть нелепо. Нижняя половина платья парила вокруг нее, белые перья двигались, как будто она скользила по лестнице, а не ступала. Лиф был выполнен из сетки телесного цвета и тщательно подобранных бриллиантов и серебряных кружев, которые заставляли ее сиять в свете горящей над входом старинной люстры. Свет падал на волосы Бьянки, превращая их в золотистые локоны, рассыпавшиеся по спине и плечам и застегнутые бриллиантовой заколкой у нее над левым ухом.
Но меня покорили именно ее глаза, подведенные темно-коричневым, из-за чего синева ее радужек казалась перенасыщенной, слишком синей, чтобы существовать в природе. Их взгляд устремился ко мне через весь зал с одним простым вопросом, который сам собой врезался в мою гребаную грудь.
«Что ты обо мне думаешь?»
Я думал, что она изысканна.
Самое прекрасное создание, что есть на земле.
Ангел, спускающийся по изогнутой лестнице в ад, в объятия мужчины, который, по ее мнению, был чудовищем.
Возможно, это должно было бы вызвать у меня стыд, но я чувствовал, как в моем животе разгоралось желание. Я жаждал этого контраста, хотел взять этот красивый накрашенный рот и размазать по ее щекам помаду головкой своего члена, вгонять его ей в горло и смотреть, как с ее ресниц стекает тушь. Я хотел пометить ее всю, как свою, запачкать ее чернотой своей души и посмотреть, как далек смогу затащить ее в ад вместе с собой.
Я пошел вперед, не замечая, что делаю, мои ноги сами собой быстро преодолели разделяющую нас лестницу. У меня в голове не было ни малейшего представления о том, что я буду делать, когда доберусь до Бьянки, но внезапно оказавшись лицом к лицу с ее совершенством, мое тело, казалось, нашло ответ.
Я обхватил своей татуированной рукой ее шею, там, где должны были быть бриллианты, моя роза — ее единственное украшение, а затем впился в нее своим ртом, раздвигая ее губы, словно меч, пронзающий плоть.
Под моей ладонью Бьянка задрожала.
Я вгрызался в нее, зверь во мне был голоден и жадно впивался в каждый дюйм ее рта, в пространство за ее зубами, в заднюю часть ее языка. Бьянка вцепилась в мои локти, пока я удерживал ее и брал все, что мне заблагорассудится.
Когда я наконец отстранился, Бьянка тяжело дышала, ее помада стерлась, обнажив припухшие губы, покрасневшие из-за щетины, которую я не соизволил сбрить.
Низкий рык удовлетворения вырвался из моей груди прежде, чем я смог его остановить.
А Бьянка…
