Скверная голубая кровь (ЛП) - Станич К.М.
— Так ты тосковал по мне весь прошлый год, да? — спрашиваю я, и губы Зака плотно сжимаются. У него такая пухлая нижняя губа. Когда я смотрю на неё, я не могу не вспомнить тот поцелуй на футбольном стадионе, и просто… все эти чувства. Все они.
— Может быть. — Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, лунный свет играет на его мужественных чертах, на его прямом греческом носе, на его полных губах. Божечки. Я резко выдыхаю и отворачиваюсь, глядя на воду. — А это имело бы какое-нибудь значение?
— Не совсем. — «Но, может быть». Я держу эту мысль при себе, постукивая носочками по бортику бассейна. — И вообще, как вы с Лиззи пришли к тому, что заключили это пари?
Зак замирает рядом со мной, но через мгновение выдыхает, как будто сдался.
— Лиззи была старшим членом Клуба Бесконечности; она спонсировала меня. Спонсор всегда должен вызвать своего новичка на игру с высокими ставками. Другие девочки подначивали её. Не позволяй Харпер, или Бекки, или кому-либо ещё притворяться невиновным во всём этом дерьме.
— А ты? Кто тебя подстрекал? Ты собираешься обвинять Тристана, Крида и Зейда в том, что ты сделал? — Зак качает головой, протягивая руку, чтобы провести ладонью по волосам. Его рубашка теперь расстёгнута, а брюки закатаны до колен. Судя по его общению с матерью, ясно, что он надел этот наряд, чтобы доставить ей удовольствие. На самом деле, это довольно мило — получить этот маленький фрагмент его жизни, который показывает, что ему не всё равно. На мой взгляд, это делает очень явным различие между Заком и Кридом.
Крида не волнует, расстраивает он свою семью или нет. Ну, я имею в виду, что ему не всё равно, но он всё же продолжает это делать. Это так неприятно наблюдать.
— Нет. Я беру на себя полную ответственность за свои действия. — Зак снова вздыхает, как будто внезапно почувствовал сильную усталость. — Но ты же видела их: они чудовища. Все трое. Честно, Марни, отомсти, а потом беги. Ты не увидишь от них никаких угрызений совести.
— Я ничего такого и не ожидала, — признаюсь я, глядя на извилистый лабиринт садов, образующих задний двор Зака. Ну, наверное, один из его задних дворов, учитывая, что я уже видела три дома его семьи: этот, прошлогодний дом у озера и место, где он жил, когда учился в средней школе. Интересно, почему его дед вообще решил отречься от своей семьи… и что побудило его вернуть всё это? — Смысл всех моих поступков не в этом. Всю свою жизнь им сходило с рук всё, что они хотели. Вероятно, так и будет всю оставшуюся жизнь. Из-за этого крошечного эпизода на их временной шкале я хочу, чтобы они знали, на что это похоже. Если это остановит их от преследования одного человека, тогда это того стоит.
— И это всё? — спрашивает Зак, голос мягко прощупывает, но не подталкивает. — Это не имеет никакого отношения к тому факту, что они разбили тебе сердце?
Я плотно сжимаю губы и впиваюсь ногтями в цементный край бассейна.
— Если и так, то это не твоё дело, — говорю я ему грубым голосом. Он резко отворачивается, и мы несколько минут сидим молча, вода плещется о наши голые ноги.
— Мы тебя не заслуживаем, — наконец рычит Зак, отталкиваясь от края бассейна. — Ни один из нас. Помни об этом, Марни. — Он поворачивается и шлёпает прочь мокрыми ногами.
Я сижу там, уставившись на своё отражение, пока Чарли не приходит за мной, задаваясь вопросом о моих собственных мотивах.
Интересно, не заставляет ли меня до сих пор истекать кровью моё разбитое стеклянное сердце?
Глава 10
После каникул занятия в школе начинаются бегом и не замедляются. У меня так мало свободного времени, что мои планы мести ненадолго приостанавливаются, пока я занимаюсь учёбой, тренировками команды поддержки и репетициями оркестра. Зак начал тренироваться по лёгкой атлетике в феврале, а Миранда отправилась в Ла-ла Ленд с Джесси. Теперь они официально встречаются. Я волнуюсь за них, но иногда ловлю себя на том, что Миранда смотрит куда-то вдаль, как будто она мечтает о ком-то другом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})О-о-о.
Моя репетиторская деятельность с Кридом продолжается, и академия настолько впечатлена моей «жизнестойкостью» (как они это назвали), что меня пригласили стать наставником студентов. По сути, я здесь для того, чтобы помогать студентам, у которых возникают проблемы с издевательствами, или помогать руководить первокурсниками, которые испытывают трудности. Конечно, никто никогда не подписывается на работу со мной. Тем не менее, я всё ещё получаю за это похвалу, так что всё хорошо.
В конце нашей первой недели после возвращения я по чистой случайности нахожу «золото».
Я направляюсь из своего общежития — кто-то снова нацарапал на двери слово «Бордель» — в комнату смешанной музыки, чтобы отрепетировать несколько песен для зимнего концерта. Однако, когда я добираюсь туда, комната занята Зейдом и его дружками.
Его воющий смех эхом разносится по коридору, когда я останавливаюсь и заглядываю внутрь. Бекки навалилась на него всем телом, заставляя мой желудок скручиваться, когда она прижимается к нему носом. Она сменила униформу на розовую майку без лифчика и прижимается своей грудью к его груди. Интересно, занимались ли они сексом? Я думаю, что они, вероятно, уже сделали это, и мой желудок скручивается от отвращения.
В конце концов я прижимаю кулак к груди, чувствуя бешеный ритм своего сердца.
Неужели Зейд разбил мне сердце?
Определённо, именно так и ощущается, наблюдая, как он смеётся и шутит со своими друзьями. Когда он запечатлевает нежный поцелуй на губах Бекки, у меня в горле появляется кислый привкус. Его волосы теперь выкрашены в бледно-голубой цвет с темными корнями, а макияж сценически тёмный, как будто он готовится к концерту. Вся эта подводка подчёркивает, какие красивые у него зелёные глаза, какие длинные ресницы.
— Типа, мой новый альбом — отстой, но он будет продаваться, ты понимаешь, о чём я? — спрашивает Зейд, от его хрипловатого голоса рок-звезды у меня мурашки бегут по коже. Ни секунды не колеблясь, я достаю свой телефон и начинаю запись. Нет ничего лучше, чем позволить этим идиотам-Идолам повесить самих себя.
— Ты имеешь в виду, что Плебеи настолько чертовски глупы, что купят его, несмотря ни на что? — спрашивает Бекки, и от её смеха у меня по коже бегут мурашки. Она наслаждается пытками и болью, как никто другой, ну кроме Харпер Дюпон.
— Ага, типа того, — начинает Зейд, а потом достаёт сигарету и закуривает. Курение в здании часовни — строгое табу, но ему, похоже, всё равно, он выпускает сизый дым из своих сексуальных губ. Наблюдение за тем, как его татуированные пальцы сжимают сигарету, не должно меня заводить — как правило, я ненавижу курение — но какая-то случайная бунтарская часть меня стала такой. — Я пишу всё это глубокое дерьмо, и оно получается хорошим, но недостаточно хорошим. Звукозаписывающий лейбл дышит мне в затылок, требуя ещё одного хита. Итак, они попросили каких-то сценаристов-призраков сочинить эту чушь и сказать мне, что это сделает меня знаменитым. Может быть, есть причина, по которой некоторые люди бедны? Они настолько тупы, что потратят те небольшие деньги, которые у них есть, на этот дерьмовый альбом.
Вся толпа смеётся, и у меня внутри всё превращается в лёд. Вау. Как, чёрт возьми, он смеет так оскорблять своих фанатов? Загребает их с трудом заработанные деньги и издевается над ними за это.
— В любом случае, вы, ребята, хотите услышать новый сингл? Плебеи будут в восторге. — Бекки взбирается на Зейда, как коала, и, клянусь, на его лице появляется вспышка раздражения, когда он достаёт свой телефон и нажимает кнопку воспроизведения поп-рок-песни, которая немного более запоминающаяся, чем мне хотелось бы признать.
Наверное, есть причина, по которой я Плебей, верно? Блять.
— Как только песня закончится, давай вернёмся в мою комнату, и я отсосу тебе, — мурлычет Бекки, потираясь всем телом о Зейда и облизывая его ухо по всей длине. Он отталкивает её на шаг назад, и она спотыкается.