Жемчужинка для Мажора (СИ) - Мур Лия
Да и похрен. Откупается и ладно.
Паркуюсь в привычном месте. Глушу мотор. И около пяти минут залипаю в лобовое.
Кто же знал, что наши с Ариной судьбы настолько похожи…
Но прекратил бы я её преследовать, знай с самого начала всю правду? Вряд ли. Хотя, признаю, был бы… Гуманнее, что ли…
Будить бывшую одноклассницу не хочется, поэтому я откидываюсь на спинку водительского кресла и уже собираюсь просидеть в машине до тех пор, пока девчонка не проснётся. Но вовремя вспоминаю, что Скворцова выпила успокоительное, которое мы купили ей по дороге.
Скорей всего, точно не проснётся, если я просто перенесу её к себе в квартиру.
Так и случается. Девчонка мирно сопит, даже когда я беру её на руки, закрываю машину и поднимаюсь на лифте до своего этажа. Не просыпается она, и когда я открываю дверь ключ картой, возясь в кармане джинс с ней на руках. И когда укладываю на свою двуспальную кровать.
Соблазн остаться и лечь рядом — слишком велик. А Скворцова невероятно притягательна и беззащитна.
Прошлой ночью я спал, как убитый. И не постесняюсь сказать, что это была лучшая ночь в моей жизни при условии, что я впервые просто спал рядом с девушкой. Самому удивительно, но как бы сильно мой член не пытался протаранить спальные штаны, мне удалось заставить себя отвернуться и уснуть.
Почему-то мне было важно, чтобы Арина чувствовала себя в моём присутствии спокойно и не волновалась о том, что я могу её к чему-то склонить или принудить.
И вот эта девушка вновь в моей спальне. Вновь в моей кровати. А я не хочу спать в другой комнате. Я хочу остаться здесь и лечь рядом. Обнять Арину сзади, притянуть к себе, уткнуться носом в её шею и вдыхать восхитительный сладковатый запах.
Треш… В какой момент всё изменилось? В какой момент моя неприязнь к этой блондинке стала чем-то иным? Я ведь…
Мои мысли прерывает судорожный всхлип. Девушка вдруг издаёт тихий скулёж, и шепчет сквозь сон:
— Мамочка, пожалуйста… Я не такая… Мам…
Моё сердце замирает в груди. Я застываю, как вкопанный, примерно понимая, что за серьёзный разговор был между матерью и дочерью. Представляю, что мамаша Скворцовой подумала, когда увидела меня рядом. Они же до сих пор считают меня врагом семьи, думая, будто я виноват в том, что отчима Арины уволили с должности.
А что если… Что если как раз таки Арину и обвинили во всём? На мне ведь не отыграешься. Всё-таки мой отец — мэр. Очевидно, кого сделали крайним по итогу.
Ля-я-я…
Крадучись, подхожу к девушке и осторожно, чтобы не разбудить, сажусь с краю. Как завороженный, не могу оторвать взгляд от страдальческого выражения лица Скворцовой. Тяну руку к Арине и начинаю успокаивающе гладить её по макушке. Хватает парочки таких движений, чтобы она затихла.
Но следующее её действие не просто шокирует, а выбивает нахрен из реальности.
Арина, как кошка, ластится к моей руке. Неосознанно льнёт. Трётся об неё. А когда я пытаюсь убрать ладонь от греха подальше, не даёт это сделать. Инстинктивно хватается за неё своими маленькими ладошками и притягивает к своей щеке.
— Не уходи, Глеб… — Шепчет она.
Я сглатываю. Во все глаза таращусь на Арину так, словно впервые вижу. Меня трясёт всего, как грёбанного наркомана. Я мог бы заставить себя уйти, если бы девчонка просто выдала «не уходи». Мало ли кого она могла представить.
Но Скворцова звала именно меня!
Во сне.
Сердце глухо колотится. Мне хватает минуты на то, чтобы принять решение. И очистить свою совесть.
Прямо в одежде ложусь поверх одеяла. Делаю то, что так хотелось — притягиваю Арину к себе. Девушка доверчиво прижимается к моей груди. Вдыхает мой запах, от чего у меня мгновенно сносит крышу, и затихает. А спустя несколько минут дыхание девчонки успокаивается, и она вновь мирно сопит.
Чудеса…
Вот только до победного приходится гнать мысли о том, что мне самому так спокойнее. И что…
Глава 19
Мне снится сладкий сон, словно я лежу на облачке, и оно мягким коконом обволакивает меня. Так тепло и хорошо, что словами не передать. Просыпаться не хочется от слова совсем. Поэтому я позволяю себе понежиться подольше, удобнее устраиваясь в объятиях «облачка». На краю сознания скребётся фоновая тревога, будто что-то не так, но я лениво отмахиваюсь от всех мыслей и снова погружаюсь в мир грёз, не позволяя себе проснуться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я уже и забыла, когда в последний раз мне было так хорошо. И, самое главное, спокойно.
Второе пробуждение происходит после того, как я твёрдо убеждаюсь в том, что выспалась и полна сил. Да и лучик солнца последние пять минут упорно продолжает щекотать веки, не давая вновь окунуться в объятия Морфея. И немного раздражая.
Лениво разлепляю глаза. Кряхчу, собираясь потянуться всем телом, но не тут-то было — что-то не даёт мне это сделать. Я предпринимаю вторую попытку, но и она сопровождается провалом.
Ощущение, словно меня связали!
Просыпаюсь окончательно. Смотрю перед собой и абсолютно не узнаю пространство. Комната мне не знакома и она точно не моя! Один только тренажёр на стене уже намекает на то, что спальня мужская.
Перед глазами огромное панорамное окно в пол, в которое щедро светит осеннее солнышко. И оно же подтверждает промелькнувшую мысль о том, что уже перевалило за полдень. В углах — собранный тюль и не запахнутые с ночи портьеры. Ремонт в стиле хайтек убеждает в состоятельности владельца квартиры. А аскетичность и минимализм не оставляют сомнений — я не ошиблась в предположениях, хозяин комнаты точно мужчина.
Пульс за пару секунд разгоняется до максимальных значений. Кровь ревёт в сосудах. Прислушиваюсь к своим чувствам и понимаю, что никто меня не связывал. Просто кто-то, лежащий позади, сложил на меня свои тяжеленные конечности и не испытывает при этом никаких угрызений совести. Он так же, как и я пару минут, назад блаженно сопит и видит десятый сон. И, наверняка приятный.
В ужасе хочется закричать или, как минимум, не сдаваться без боя. Дать отпор тому, кто лежит позади меня и, судя по всему, обнимает, топя в своих медвежьих объятиях. Но мозг вовремя гасит любые зачатки паники или неадекватных действий, подкидывая воспоминания о вчерашнем дне в ускоренном режиме просмотра.
Минута тех самых пяти стадий… И возникает принятие.
Вырываться уже не хочется. Но я вдруг с невероятным стыдом осознаю, что именно объятия Соколовского сочла тем самым «облачком».
Жар опаляет щёки. Провалиться сквозь землю не получится при всём желании, но я благодарна уже лишь тому факту, что лежу не лицом к Глебу, а спиной. Да и он ещё спит. У меня есть возможность незаметно ускользнуть.
А потом меня будто молнией поражает.
Куда?
Запал и стыд стихают, уступая место печали. Я ничего не могу с этим поделать. Равно как и смириться с тем, что мама выгнала меня из дома и даже не беспокоится обо мне. Хоть убейте, я никак не могу осознать и принять тот факт, что родители могут так поступить со своим ребёнком.
Я бы так никогда не поступила…
— Чего вздыхаешь? Уже третий раз за последние пять минут. — Раздаётся, как гром среди ясного неба, хриплый бас позади. Он настолько отличается от привычного мне голоса брюнета, что я чуть не подскакиваю на месте от испуга.
Но, видимо, я уже начинаю привыкать к тому, что Соколовский всегда подкрадывается и появляется, как чёрт из табакерки, потому что на физическом уровне даже не дёргаюсь, хотя и немного испугалась от неожиданности.
Третий, значит… А я и не заметила, что вообще вздыхаю.
— Я думала, ты спишь. — Констатирую вместо ответа. Убегаю. Не хочу говорить с Глебом о своих переживаниях и отношениях с родителями. Это личное и касается только моей семьи.
— Да, и спал бы дальше, если бы кое-кто не начал ёрзать и вздыхать. — Ворчит брюнет.
— Ну, уж извини, я не виновата, что у тебя такой чуткий сон. — Фыркаю, смущаясь. Какие бы эмоции меня не одолевали, самая яркая — то, что я спала с мужчиной в одной кровати. И до сих пор лежу с ним в обнимку. — Да и ты сам лишил меня свободы, так что твои проблемы. Надо было спать в другой части кровати, а не тянуть ко мне свои загребущие ручонки. Это уже становится плохой привычкой. — Дёргаю плечами, намекая на объятия, о которых я не просила.