Мой милый шрам (СИ) - Элли Джелли
— Я скучаю по тебе, — тихо и протяжно прошептала я в пустоту и жалобно поджала губы.
Глава 16
Марк
Я ведь и раньше как-то жил без нее, ходил, дышал, занимался делами, встречался с приятелями, общался с новыми подружками, выполнял рутинную работу, слушал музыку, смотрел кино и читал книги. Моя жизнь никогда не была особенно яркой и впечатляющей, но она хотя бы была… Теперь я чувствовал только пустоту. В первые несколько дней после разрыва, я ощущал бешеную панику, будто плыл на большой глубине и внезапно в моем баллоне закончился кислород, я бился в истерике, совершал много резких движений, но вместо того, чтобы подняться наружу, все глубже тонул. Я отправил Марте сотню сообщений, я умолял ее не делать глупостей, просил дать мне еще один шанс, извинялся и пытался перевести все в шутку. Я утратил последние капли самоуважения, когда писал ей, что согласен на любые условия, лишь бы она не оставляла меня. Я был до омерзения жалким, но в моей груди образовалась такая огромная дыра, что я не мог дышать, спать, есть, я не мог думать и не мог успокоиться. Меня трясло, как тонкую, сломанную ветку в шторм. Марта заблокировала меня и тогда я понял, какую дичь натворил, но обратной дороги уже не было. Я вел себя, как малолетняя истеричка и только усугубил ситуацию. Не надо было устраивать такую драму, возможно, если бы я оставил ее в покое, она бы остыла и мы смогли бы поговорить. Теперь она считает меня тряпкой. На смену истерике пришла тупая боль и дышать стало еще тяжелей. Я просто маялся и слонялся из угла в угол. Меня убивал тот факт, что я совсем ничего для нее не значил, Марта предпочла бы компанию любого отвратительного старика лишь бы не жить со мной обычной, нормальной жизнью. Хотя, чего я от нее хотел, она предупреждала меня об этом с самого начала. Я сам выдумал эту любовь и страдал от утраченных иллюзий.
Примерно четыре дня меня жутко штормило, я много пил и жалел себя, а потом сел, взял карандаш и нарисовал первый, после долгого перерыва, рисунок. У меня была прекрасная черная бумага и белые художественные карандаши, я выплескивал на холст всю свою печаль, разбитые надежды, чувство тревоги, агонию и стыд. Я не долго возился с рисунком, руки будто сами меня вели. Когда я начинал его, у меня даже не было четкого представления, что должно получиться, но линии и штрихи сложились в идеальный союз, и теперь в моих руках была готовая картина, на которой была изображена изогнутая кисть руки, с тонкими, длинными пальчиками и маленькой родинкой на ладони, между средним и указательным пальцем. Это была Ее рука…
Я внимательно смотрел на рисунок и мне становилось легче. Отложив его в сторону, я взял еще один лист, а потом еще и еще один, я увлеченно водил карандашом по бумаге, создавая новый образ. Из одного получилась изящная ключица и кусочек узкого плеча, из другого- хрупкое колено, виднеющееся из под платья. Я словно собирал Ее по частям, рисуя по памяти. В тот день я не мог остановиться до самого утра, а к субботе у меня собралась целая стопка черно-белых работ. Потихоньку меня отпускало, дыра в груди не затягивалась, но по крайней мере, перестала кровить и отдаваться ноющей болью.
Когда у меня закончилась бумага, я понял, что пора выбираться из дома, чтобы купить необходимые принадлежности для рисования, еще я хотел попробовать мелки и акрил. Я должен был чем-то занять руки и голову, чтобы поменьше думать о том, как я по ней скучаю.
Я выбрал большой специализированный магазин для художников, где можно было найти все, что душе угодно и хватал все подряд, без разбора. Пусть будет… В следующий раз из дома выходить я собирался не скоро, поэтому хотел собрать большой запас. Мне казалось, Марта обязательно придет, как только успокоится, но так думало только мое сердце, разум говорил- она не вернется. Чтобы лишний раз не рвать себе душу и не сидеть в квартире в ожидании той, что не придет, я решил заскочить на ужин в ресторан. Я грустно ковырял ложкой в тарелке с Том ямом, вороша оранжевую жидкость, но не отправлял ее в рот, не было аппетита.
— Вам просили передать от соседнего столика, — юный официант в белой рубашке поставил передо мной бутылку дорогого испанского вина.
— Что? — я непонимающе нахмурил брови.
— Дама за соседним столиком отправила вам презент.
Я откинулся на стуле и заглянул парню за спину, в поисках дарительницы. Симпатичная, слегка полноватая женщина бальзаковского возраста кокетливо помахала мне рукой. На ней был надет дорогой красный костюм, на запястье красовались массивные золотые часы, а на шее россыпь мелких камней, стянутых в нить ожерелья. Я ошарашено смотрел в ее густо подведенные черными, кошачьими стрелками глаза и терял дар речи.
Мне? Вино? От неизвестной женщины? Дожили…
Я кивнул, слегка улыбнулся и вернулся к изучению тарелки, считая сколько же креветок плавает в моем супе.
— Добрый вечер, — низкий, приятный женский голос оторвал меня от процесса.
Брюнетка в красном опустилась на стул передо мной и широко улыбнулась.
— Вот смотрю на вас и удивляюсь, — говорила она, — такой красивый молодой человек, а столько грусти в глазах, тоже не любите ужинать в одиночестве?
— Люблю, — хрипловато произнес я.
— А для меня это всегда большая проблема, предпочитаю хорошую компанию.
Ее заигрывавший тон сбивал меня с толку, я не знал, как себя вести, когда тебя пытается склеить взрослая женщина, годящаяся тебе в матери.
— Наташа, — она протянула мне ладонь.
— Марк, — я неуверенно ее пожал, хотя брюнетка подставляла ее для поцелуя.
— Часто тут бываете?
— Бывал несколько раз.
— Здесь хорошие десерты…
— Спасибо, попробую.
Как теперь уйти отсюда? Лучше бы я сразу поехал домой.
— Это ничего, что я так нагло помешала вашему ужину? — брюнетка продолжала говорить с придыханием.
— Ничего… Я уже закончил.
— Какие планы на вечер?
Этого еще не хватало! Я не умею грубо отшивать
