Малыши в подарок - Ксения Богда
– Ладно, не напрягайся. Помогу все равно, – толкает меня к калитке.
И хочется его как-то осадить, но в голове гуляет ветер. Да уж, теряю хватку.
Заходим в дом, где крестная продолжает тискать Еву и Егора. Егор недовольно сопит, но с честью переносит приступ нежности. Над плечом нависает Захар, глядя на сына.
– Не любит, когда его тискают? – слышу в его голосе улыбку.
Пожимаю плечом.
– Как бы сказать... Не всем выпадает честь потискать Егора.
– И кому же выпадает?
Смеюсь.
– Пока только мне. Иногда Аду терпит. Ну и вот сейчас крестной повезло.
– Ой, Захар, – замечает нас тетя Люба и поднимается с пола, – добрый день. Никак не могу отлипнуть от малышей. Вы уж простите.
Волков кивает.
– Да не за что извиняться. Я понимаю, что вы будете скучать по ним.
Крестная подходит к Захару почти вплотную и кладет руку на его предплечье. Становится серьезной.
– Вы уж берегите их, Захар.
Волков переводит на меня странный взгляд и прищуривается. От такой реакции по спине ползут мурашки, а ноги становятся слабыми.
– Как самую большую драгоценность. Обещаю.
– Вот и отлично.
Захар подхватывает за один раз все сумки и, даже не поморщившись, поднимает их.
– Все? Идем? – вопросительно выгибает бровь.
– Да.
Беру Еву, а крестная подхватывает Егора.
Стараюсь не разреветься, когда оказываемся возле машины. Я впервые после родов так надолго уезжаю от крестной и оставляю теплицу без своего руководства.
– Береги себя, ладно? Если что, звони, – целую тетю Любу в щечку, – если будет трудно, то бросай все…
– Так, – крестная хмурится, – цыц. Мне-то трудно? А чем мне ещё заниматься? Буду вот вместо малышни цветочками заниматься.
– Ну и про Алену не забывай. Она все же поможет по максимуму.
– Все будет хорошо. Занимайся здоровьем малышни и не переживай за нас. Мы уж тут все выдюжим.
Захар откашливается, прерывая нашу душещипательную беседу. Поворачиваюсь, и Ева тут же протягивает руки к нему.
– Решила первой испытать, как я справлюсь с пристегиванием, – смеется Захар, перехватывая дочь.
– Помочь? – вырывается прежде, чем успеваю прикусить язык.
Захар бросает на меня весьма красноречивый взгляд и усаживает дочь в кресло.
– Чем? Пристегнуть два ремня? Справлюсь уж.
Закатываю глаза, а крестная только фыркает в ответ на выпад Волкова.
– Ну, теперь ты, богатырь, – подходит к крестной и ждет, пока Егор сам потянется к нему.
Но сын отворачивается и крепче прижимается к крестной.
– Давай я его посажу, – протискиваюсь мимо Захара.
Не могу сообразить, что он чувствует в этот момент. Но радует, что на лице нет злости и раздраженности.
Усаживаю сына и целую в висок.
– Не дуйся, Егор. Ева – девочка, и ей надо уступать, – застегиваю ремни и подмигиваю сыну.
Он неуверенно улыбается в ответ.
– Это он на меня обиделся? – спрашивает Захар, когда я выныриваю из салона.
– Нет, конечно, просто я так переключаю его внимание с незнакомой обстановки и с тебя. Он дольше сходится с людьми, не злись.
Захар вздергивает бровь.
– С чего бы я злился? Я не жду, что дети с разгону прыгнут ко мне на шею. Прекрасно понимаю, что нам всем нужно время, чтобы получше узнать друг друга и привыкнуть, что мы есть в жизни друг у друга.
Стараюсь не вытаращить глаза после таких слов.
Надо же… я не ожидала, что Захар скажет подобное, но тем не менее… сказал. И очень даже правильно все понял.
– Отлично, я рада, что ты это понимаешь.
Обнимаю ещё раз крестную.
– Тебе осталось место только впереди, – Захар кивает на переднюю дверь и садится за руль.
Фыркаю.
– Да уж, джентльмен такой, – крестная рядом тоже смеется.
– Главное, чтоб к деткам хорошо относился.
Усаживаюсь и машу крестной в окно. Она снова стирает набежавшие слезы, и машина трогается.
Захар косится на меня.
– Тоже плакать будешь? – выводит из задумчивости своим вопросом.
Поворачиваюсь к нему и вопросительно выгибаю бровь.
– Могу и расплакаться. Я впервые так надолго уезжаю из дома.
Захар выворачивает на главную трассу и набирает скорость.
– Ты же не навсегда, да и можешь ездить, когда захочешь.
Прищуриваюсь и облокачиваюсь на подлокотник между нами. Оказываюсь ближе к его лицу, и Захар напрягается, но с дороги не сводит глаз.
– Ты, вообще, знаешь, что такое привязанность к человеку?
Волков недовольно сжимает губы.
– Как бы это ни звучало странно и несвойственно для меня, но я знаю даже, что такое любовь.
– Неужели? Любовь к деньгам?
Захар недовольно фыркает и качает головой.
– Давай без нотаций.
Поднимаю руки.
– Да что ты? Какие нотации? Увольте, ты взрослый мальчик, знаешь, как правильно жить и что делать.
– Вот именно, – припечатывает, ясно давая понять, что разговор окончен.
Складываю руки на груди и отворачиваюсь к детям. Хотя чего я от него ждала? Каких слов?
Вот уж точно Волков и откровения – это несовместимое. Ева с Егором с интересом наблюдают за тем, как пролетают кусты за окном авто. Егор при этом с причмокиванием облизывает кулак.
– Молодой человек, а вы не боитесь так в открытую наслаждаться поеданием своей ручки? – напускаю на себя строгости.
Егор замирает и переводит на меня большие серые глаза. Медленно вытаскивает изо рта руку и пытается отвлечь меня улыбкой.
Захар за рулем посмеивается.
– Вот же хитрюга. Правильно-правильно, с женщинами так и надо.
Выгибаю бровь.
– Как так?
Волков тут же затыкается, а меня разбирает любопытство.
– Улыбаться и глазки строить?
Захар пожимает плечом.
– Типа того. Можно при этом ещё зажать её в темном уголке и заткнуть, чтоб не сопротивлялась сильно.
Открываю рот от шока. А этот гад мне подмигивает и смеется.
– Эй, – ударяю его по руке, которая лежит недалеко от моего бедра, – ему нет и года, чему ты его учишь?
Захар начинает хохотать ещё громче.
– Все правильно. Простые истины, которые каждый пацан должен знать с пеленок. Так проще жить.
Захар закрывает мне рот и проводит костяшками пальцев по щеке. Тут же кожа вспыхивает под его прикосновением.
– Ротик прикройте, мамочка.
Фыркаю.
– Теперь, хочешь сказать, папочка вышел на тропу воспитания?
Угукает, а я только закатываю глаза.
– Не вздумай,
