Капкан для невесты (СИ) - Лакс Айрин
У Ляйсат было роскошное, золотистое платье. Разумеется, в пол.
С длинным шлейфом, будто у звезды Голливуда. Он волочился за ней по полу, словно хвост змеи.
Когда я садилась за стол, я поставила стул и прищемила ей подол двумя ножками, села, всем весом вжавшись в стул.
Ляйсат сделала два или три королевских шага под громкую музыку и аплодисменты, а потом…
Она и не услышала из-за музыки, как затрещала ткань платья.
Слишком сильно хотела получить миг торжества.
Верхняя золотистая часть платья вместе с подолом просто сползла к ее ногам, как кожа змеи.
Ляйсат слишком поздно поняла, что происходит.
Она осталась в одной нижней прозрачной юбке.
Ее короткие, полноватые ноги, бедра, даже трусы были выставлены напоказ.
На глазах у всех мужчин и детей, у всех приглашенных дедов, бороды которых были белые, как снежные шапки гор.
Такого позора точно никогда еще не было.
Отца чуть удар не хватил!
Разумеется, мачеха убежала в слезах, гости разбрелись по дому, бурно обсуждая произошедшее.
Под шумок я тоже улизнула и хотела войти в свою старую комнату, но дверь оказалась заперта.
— Что, спрятаться пытаешься? — прогремел за спиной голос отца.
Я обернулась.
Он был в ярости, дрожал от гнева, ткнул в меня пальцем.
— Это была ты. Опозорила мою жену. Извинись перед ней немедленно.
— Это была случайность.
— Врешь! — разозлился отец, побагровев. — Врешь и не краснеешь! В глаза мне врешь…
— А ваша жена про меня и маму гадости говорит! Постоянно…
— Не так уж она не права, — усмехнулся отец и покачал кулаком у моего лица. — Последний раз предлагаю: немедленно извинись. На колени встань! Умоляй, чтобы Ляйсат тебя простила!
— Не буду!
— Значит, я перед ней за тебя извинюсь, — вздохнул он и треснул меня по лицу кулаком.
У меня из глаз аж искры посыпались, голова мотнулась так сильно, что я на ногах не удержалась. Меня развернуло и впечатало лицом в дверь. Я сползла на пол.
Все онемело от вспыхнувшей боли. Изо рта даже слюни потекли с привкусом крови.
Перед глазами все плыло. Я плохо слышала, как бранился отец, с трудом понимала, что он подхватил меня, встряхнул и всматривался в лицо.
— Марш в кухню. Приложи к лицу лед. Приду через полчаса! — шикнул на меня. — Живее.
Я поползла наощупь. С трудом забилась в свободный угол на кухне. Тут все шкворчало, шипело. Приглашенные повара и поварята готовили во все руки.
Было жарко. Лед, который я приложила к лицу, таял быстро-быстро и стекал на праздничное платье, пачкая красивый бежевый атлас.
Еще и Галия, словно нарочно, запнулась на ровном месте и опрокинула на меня целый соусник с жидким маслом.
В таком состоянии я бы точно не смогла присутствовать на празднике.
Отец, заглянувший на кухню, увидел меня и смачно плюнул под ноги:
— Скройся! Чтобы я тебя не видел! Выглядишь, как будто в канаве год пролежала. Придется сказать, что ты заболела…
Глава 24
Камилла
Потом была долгая, бессонная ночь в худшей из гостевых комнат. Отец вошел без стука под утро. Я слышала его шаги, слышала, как он щелкнул кнопкой выключателя и подошел к кровати.
Он на меня смотрел. Я лежала лицом к стене и боялась, внутри тряслась от липкого, удушающего страха. Раньше отец меня никогда и пальцем не трогал, а здесь ударил так, что вся половина лица горела, ныла, саднила ужасно сильно.
Отец смотрел на меня, и я не могла не чувствовать его взгляд.
Он скользил по моему лицу, волосам и открытым плечам, снова поднимался к лицу.
Секунды тянулись целую вечность.
Потом он наклонился, натянул одеяло повыше и вышел, тяжело вздохнув.
Не знаю, о чем он думал в те минуты, но я думала лишь о том, как бы навсегда покинуть стены отчего дома и никогда-никогда сюда больше не возвращаться.
Утром я изобразила покорность, с мачехой не сталкивалась. Отцу сказала, что Лорсанов потребовал от меня идеальной чистоты, наплела про сложный проект на учебе.
— А танцульки? — фыркнул отец. — Про них забыла.
— Жених не разрешает мне танцевать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Но навыки ты не растеряла? — зачем-то уточнил он.
— Я их не применяю.
— Значи, у тебя учебы полно.
— Да, отец.
— Ты меня разочаровала вчера, Камилла. Безумно сильно. Я надеюсь, что хотя бы учеба тебе дается на отлично, без всяких подводных камней. Иначе за что я плачу? — спросил он. — Посмотрю, как сдашь сессию, и на этом все.
— Что значит “все”.
— Все, значит, все, — тяжелым взглядом посмотрел на меня отец. — Если жених будет заинтересован, продолжишь учебу или что ты там еще хочешь. Если же нет, то я умываю руки. Я вырастил невоспитанную хабалку. В таком случае всем плевать, есть у нее высшее образование или нет. Твои поступки говорят лишь об одном — ты глупа и несдержанна, опозоришь меня еще не единожды, если останешься в стенах этого дома. Я переговорю с… женихом. Если все в силе, значит, браку быть быстрым.
На этом разговор закончился. Отец вызвал для меня такси на нужное время, я отправилась в университете.
***
— Камилла?
Голос Лорсанова как огонь маяка в бурю, не дает сойти с нужного пути. Я мигом возвращаюсь к реальности, стряхиваю оцепенение.
Лорсанов смотрит на меня, весь напряженный, тугой, готовый взорваться или выплеснуться из себя.
Мне хочется отодвинуться, но чувство прикоснуться к его обжигающим эмоциям, хотя бы немного распробовать их на вкус гораздо сильнее. Поэтому я остаюсь на месте, после краткого пересказа событий званого вечера.
— Сильно болит? У тебя голова кружилась после удара?
Лорсанов осыпает меня вопросами, матерится без конца. Злится! Даже приказывается, чтобы я отправилась на осмотр.
— У тебя может быть сотрясение.
— Все хорошо.
— Немедленно встала и вышла. На обследование! — приказывает. — Хотя нет! Постой!
Лорсанов хватает меня за запястье и удерживает.
— Докторя явится сам и проводит тебя.
— Все в порядке, не стоит.
— Это не обсуждается. Я так настаиваю. Зумрат совсем из ума выжил, если творит такое… Прости, Аллах, но мне хочется… отпи***дить этого старика.
— Не смей! Это все-таки мой отец! — возмущаюсь я, толкнув Лорсанова в плечо ладонью.
Он перехватывает мои пальцы и неожиданно падает обратно на подушки, утянув за собой и меня.
— А ты все-таки — моя. Моя девочка, — добавляет он и жестко надавливает на затылок.
Лорсанов прижимает меня к себе, его сухие, горячие губы касаются моих, царапая.
Выдохи жаркие, короткие, штормовые.
Касания — жадные и болезненные.
Я даже понять не могу, что он делает — целует, кусает или просто наказывает меня.
Кажется, все разом.
И это так волнует.
По всему телу — дрожь. Сердце в груди взлетает вверх, пробивая все семь слоев неба, вылетая на внеземную орбиту.
— Клянусь, я его…
— Не смей. Прошу, — всхлипываю.
Дрожу.
Сама тянусь к нему в ответ, хватаясь за каменные напряженные плечи, целую.
— Не надо… Не надо…
Вообще-то он лежачий. Прямо сейчас задать трепку моему отцу не сможет.
Но я точно знаю, что это — временное явление.
Пока.
Потом…
Что будет потом, известно только одному Лорсанову, а у меня за все время знакомства с ним создалось впечатление, что он не бросает слов на ветер.
— Не надо? — спрашивает.
Губы Лорсанова становятся еще настойчивее и жарче. Он целует меня глубже, надавливает на мой рот языком, и я с восторгом и стоном впускаю его в себя, впитываю его вкус, энергию, толчки. Сама делаю так же, пытаюсь повторить и слышу одобрительный выдох с рыком.
— Бл… Прекрати! — просит он, часто дыша, отодвинув меня.
— Тебе… Тебе не нравится, как я целуюсь?
— Пожалуй, даже слишком.
Лорсанов прикрывает глаза, притягивает меня к себе, укладывает на плечо, гладя по волосам.
— Моя. Моя. Девочка… Моя. Ты — моя. Запомни. Никому тебя в обиду не дам. Бл… Убивать хочется.